— Какой же эпилог, ББ? По-моему, это пролог. Надо все начинать сначала, искать то, что вы так беззаботно выпустили из рук.

— Боюсь, что вам Чёрное море придётся осушать, — усмехнулся Борис Борисович.

— Нет, можно взяться с другого конца. — Пальцы Гелия не поползли к вискам: идея была выношена уже. — Нам нужны не дельфины, а гены, в сущности, один ген — ген податливости воле. Надо синтезировать его, вот и вся задача.

— Синтезировать ген, формула которого неведома! На это вам всей жизни не хватит. Придётся прибавить жизнь сына и жизнь внука.

Гелий в волнении бегал по комнате.

— А чему вы радуетесь, собственно говоря? Где ваше хвалёное человеколюбие? Гуманность обернулась бесчеловечностью. Гуманности ради хвостатую дурочку нельзя держать в клетке, и все остальные калеки останутся без рук и без ног.

— Насколько я знаю, Гелий Николаевич, — от вас и слышал, — современная медицина работает над преодолением несовместимости. Собакам уже удавалось прирастить ноги. В Китае, говорят, прирастили оторванную руку рабочему. Пройдёт два-три десятка лет, и гораздо раньше, чем вы покорите гены, руки-ноги будут приращивать в стационарах, заимствуя их у умерших.

— Заимствуя у трупов? Вы забыли все проблемы пересадки сердец? Одного спасают, другого решили не спасать. Не лучше ли каждому спасать себя, растить нужный орган за счёт собственного организма, никого не тревожа, не затрудняя, как наш Юра?

Борис Борисович присел. Видимо, и он волновался. Я никогда не слышал, чтобы он так многословно спорил.

— Гелий Николаевич, я уже говорил вам: вы человек-стихия, несётесь неведомо куда на волнах собственной энергии. Сегодня добавлю: вы опасная стихия. У вас зуд открытия, вы ломитесь открывать все двери, раз в жизни подумайте, что прячется за теми дверьми. Всем на свете калекам, потом всем желающим, всем подавшим просьбу вы дадите возможность переделывать своё тело так и этак. К чему это приведёт? Разве нет на свете милитаристов, нет преступников? Разве нет просто дураков и лентяев? Подумайте о поучительной истории дельфинов. Коварный дар получили они от старого Дельфа. В море сытно, тепло и вольготно, и люди превратились в животных. Утратили ноги, утратили руки, утратили охоту к труду, знания и культуру, теряют речь, почти потеряли разум. Стали животными: жрут сырую рыбу, и их жрут косатки, их люди бьют, чтобы жир на мыло вытапливать. И эпидемии косят их, по сотне тысяч за сезон в одном Чёрном море. Вот вам итог великого открытия гениального Дельфа. Нет, я очень рад, что выпустил Делика. Ищите пропавший ген, и пусть ваши дети и внуки и правнуки ищут.

— За битого двух небитых дают. Разумный учится на ошибках неразумного, — возражал Гелий.

— Будем надеяться, что сверстники ваших правнуков будут разумными все поголовно. Сегодня среднему человеку нельзя давать дар Дельфа. И хорошо, что этот дар уплыл в море.

И тут я поднял палец, свеженький, розовый.

— Прошу слова, — сказал я. — Дар не уплыл окончательно, он циркулирует в крови одного среднего человека. Человек перед вами: Кудеяров Юрий, 31 год, уроженец города Москвы, холостой, рост средний, способности средние, взгляды на жизнь обычные. Если верить Финии, я могу превратиться во что угодно, хоть в дельфина. И это можно проверить… и я намерен проверить на собственном опыте. Твёрдые знания, так учил меня шеф, даёт только опыт. И рассуждений шеф не признает, и в рассказы не поверит. Поверит только фактам, голым фактам.

Но так как опыты могут быть опасными, лучше сказать: не совсем безопасными, я записал все как было и положил рукопись в стол. Пусть полежит. Пока о ней знают трое: Гелий, ББ и я.

— А над чем вы работаете сейчас?

Стандартный вопрос и естественный. На всех встречах читатели задают его.

Сейчас вы прочли четыре моих рассказа, как бы четырежды встретились с автором. Наверное, вас интересует, что будет написано в будущем. Может, имеет смысл рассказать здесь?

Итак, я задумал, я хочу написать, я напишу, если успею в этой жизни, книгу под названием «Нелинейная фантастика».

Термин «нелинейная» взят у точных наук. Математика знает линейные уравнения, которые описывают простые процессы, зависящие от одной причины. Там и уравнения простые, с одним-единственным решением (корнем), точным и безупречным. Нелинейные же процессы зависят от многих причин, и у нелинейных уравнений много решений: два, три, пять, пятнадцать, действительные, мнимые… Путайся с ними.

С годами меня все больше увлекает сложность. Мне интересно следить, как из-за фасада выглядывает изнанка и как она превращается в фасад, как белое становится черным, а черное белеет, а то белое распадается на семь цветов радуги. Меня восхищает относительность времени и пространства, бесконечность космоса и неисчерпаемость электрона, переход количества в качество и единство противоположностей. Это захватывающе интересно, и мне все хочется рассказывать, как великолепно сложен мир, жизнь и человек.

Кажется, вы пожимаете плечами. Человек сложен? Да кто же не знает этого?

Знают… Но забывают, упускают из виду, игнорируют. Все мы знаем о сложности, но предпочитаем простоту.

С восхитительной простотой воспринимают мир маленькие дети, чем моложе, тем проще. Помню, как-то девятилетний сосед смотрел у меня телевизор о приключениях англичан в испанских колониях, поминутно вопрошая: «Это наши? Это беляки?» Для него, девятилетнего, мир делился на наших и белогвардейцев. Наши сражаются с ихними. Кто кого? Вот и все, что извлекается из фильма.

Ну, а вы, старшие? Вы же знаете, что каждый человек- неповторимая личность. И как определяете эти личности? «Плохой мальчик, хорошая девочка». Да кто же из нас (из ваших знакомых) всегда, при всех обстоятельствах, для всех на свете бывает хорош или плох? Впрочем, и взрослые литературоведы делят героев на положительных и отрицательных, требуют, чтобы был изображен во всей сложности достойный подражания образец. И даже ученые склонны утверждать, что природа склоняется к простоте, ищут простые законы.

Ничего подобного, природа ни к чему не склонна. Природа автоматична и равнодушна. Она плодит то, что получается в данных условиях. Но так как природа очень обширна и условия более или менее однообразны, получается много похожих предметов: очень много звезд, еще больше атомов, много капелек, много песчинок, много травинок, много комаров… даже слишком много. Но как же сложны каждая в отдельности звезда и каждый комар: летательная машина, кровососущий аппарат, пищеварение. Вот один из них сел мне на руку, чтобы сосать и переваривать мою кровь. Хлоп, и нет комара. Убивать-то просто. А природа изобретала его добрых два миллиарда лет.

Вся история жизни на Земле — это история преодоления простоты. Началось с примитивных кристаллов: атомы притягивали атомы, укладывали их по порядочку. Потом пришло разделение труда между молекулами: одни притягивали, другие перерабатывали, третьи укладывали, четвертые охраняли. Потом еще понадобились реснички, чтобы догонять пищу, потом еще нервы, чтобы управлять движениями, потом еще нервные узлы, где была записана инструкция, как двигаться, чтобы догнать пищу и не стать пищей. Но пожизненная инструкция не могла предусмотреть всех неожиданностей в мире, и пришлось к ней добавить (еще пятьсот миллионов лет на отработку) сложнейший из самых сложных органов: мозг — орудие знакомства с неожиданностями, бюро для выработки новых инструкций поведения. Так что природа вовсе не тянула к простоте. Это мы стремимся все упростить для ясности. Я сам стремлюсь упростить. Вот в пятый раз переписываю эти странички, чтобы сделать их попроще, вытянуть в линейную цепочку нелинейную тему. А она не поддается, завивается спиральной пружиной, да еще изогнуться норовит, выпятиться во второе и третье измерения.