– Вы мне вот что скажите, Роб. – Мужчина произнес мое имя так, словно оно для него звучало как-то экзотически. – Почему вы разыскиваете Лену?
Что самое смешное, когда он меня об этом спросил, я не знал, что ему ответить. Я и сам точно не понимал, почему это для меня так важно. Я мог бы, конечно, сказать незнакомцу, что беспокоюсь о Лене, о ее благополучии, и это было бы истинной правдой. Я мог бы сказать, что мне хочется доказать самому себе, что я вовсе не выдумал все это происшествие. Это тоже было прямой причиной моих поисков. Хотя необходимость в доказательствах стала гораздо менее насущной проблемой, после того как я нашел телефон и солнечные очки, а Ребекка обнаружила аппаратуру для прослушки и скрытого наблюдения. Я даже мог бы ему сказать, что это имеет некое отношение к моим собственным переживаниям, связанным с потерей сестры. Бессмысленное и бесцельное чувство горя и утраты, не имеющее никаких объяснений и ни к чему не ведущее. Бесконечные раздумья о том, мог ли я что-то сделать для Лоры. И даже о том, не мог ли я как-то ее спасти.
Но вместо всего этого я сказал:
– Потому что кто-то должен этим заняться.
К моему удивлению, этого оказалось достаточно. Я услышал, как мужчина тяжело выдохнул в микрофон, словно человек, наконец снявший с плеч тяжелый груз, который тащил на себе гораздо дольше, чем мог выдержать.
– Вы там один, Роб?
Я глянул на Ребекку. Она осторожно кивнула.
– Да, – ответил я.
– Тогда, пожалуйста, выслушайте внимательно, что я вам намерен сказать. От этого может зависеть жизнь Лены.
Глава 15
– Должен сообщить вам кое-что, что вам следует обо мне знать, – произнес голос на том конце. – Первое – меня зовут Эрик Зеегер, я отец Лены. Второе – я богатый человек. Очень богатый. Это мое преимущество. И мое проклятие.
Ребекка записала в блокнот имя. «Эрик Зеегер». И добавила еще одно слово – «богатый», дважды его подчеркнув.
– Вероятно, вы понимаете. Есть люди, которые желают мне навредить. Люди, которые хотят забрать себе то, что у меня есть, вместо того чтобы что-то сделать самим. Вы это можете понять, Роб?
Думаю, что даже Рокки в состоянии это понять.
– Полагаю, что могу, – сказал я.
– Ну вот, деньги. Богатство. Это же, в сущности, ничто. В жизни есть гораздо более важные вещи. Для меня, во всяком случае. У меня есть какие-то хобби. Увлечения. Но самое главное – это Лена. Мое дитя.
Я смотрел на телефон, ожидая продолжения. Я уже начал представлять этого типа. Рисовал себе эдакий образ человека, сидящего в хорошо обставленном кабинете в дальнем крыле огромного дома с окном, выходящим на подстриженную маникюрными ножничками лужайку. В моем воображении Эрик представал одетым в хороший деловой костюм. На нем были красные подтяжки. Прилизанные волосы разделены посредине аккуратным пробором.
– Эти люди, эти гнусные мерзкие люди готовы на все, чтобы мне навредить… Выбить меня из колеи.
– Вы хотите сказать, что они готовы использовать Лену, чтобы добраться до вас?
– Именно так.
Я глянул на Ребекку.
– По поводу этих людей… Это могут быть те двое мужчин, которых я с ней тут видел?
– Опишите мне их.
Я описал. Припомнил и сообщил все, что мог вспомнить по поводу мистера Призрака и его мускулистого сотоварища. Упомянул и про ноутбук, и про фотоальбом с картинками боди-арт. И еще сообщил Эрику, что их акцент был похож на его собственный.
– Эти люди, которых вы описываете, они работают на меня. Лукас и Питер. Это преданные мне люди. Люди, которым я доверяю. Но они уже несколько дней мне не звонят. И если то, что вы сообщили, правда – что вы там один и что нашли телефон Лукаса, – тогда, я думаю, это может означать только одно.
– И что оно означает?
– Что они мертвы, Роб. Их убили люди, которые увезли Лену.
Я почувствовал, как комната сжимается вокруг меня. Я вовсе не был уверен, что Эрик не несет мелодраматическую чушь и не рисует какие-то безумно-фантастические картинки. Или что мои поврежденные мозги не играют со мной в некие идиотские игры.
– Мертвы? – переспросил я, в основном потому, что мне не о чем больше было спросить. – Вы действительно считаете, что их кто-то мог убить?
– Да, конечно. Нетрудно догадаться.
Я поднес здоровую руку ко лбу. Поглядел на стол, на эти шпионские приспособления. Потом на женщину в пластиковых перчатках и бахилах, как у судмедэкспертов, что стояла подле меня. Вероятно, в возможность того, что те двое мужчин были убиты, в конце концов не так уж трудно поверить.
Я сделал длинный выдох и задал первый вопрос, который пришел на ум:
– А вы знали, что эти ваши люди и Лена находятся на острове Мэн?
– Конечно.
– А они сообщили вам, что она поехала со мной кататься на мотоцикле?
– Нет. Ей было запрещено покидать этот дом. И они это знали. Знали, что я не потерплю таких нарушений.
– Вам известно, где может находиться Лена? И кто ее увез?
– Роб, пожалуйста… Я ведь ответил на ваши вопросы, да? Я был с вами терпелив. С человеком, которого я совсем не знаю. И этот человек видел мою Лену. Мое дитя. Но сейчас я хотел бы, чтобы вы меня выслушали. Можете меня выслушать, Роб?
Я посмотрел на Рокки, словно он мог помочь мне найти ответ.
– Давайте, выкладывайте.
– Есть один человек, он работает на меня. Он захочет с вами поговорить. И я тоже. Вы не спросили, откуда я звоню. Я могу вам сообщить, что живу в Нидерландах. Мы приедем на ваш остров Мэн, Роб. Мы приедем… – Тут мужчина прервался, и я расслышал приглушенный шорох, как будто он закрыл ладонью микрофон аппарата. – Мы прибудем к вам ровно через три часа. Вы нас встретите в аэропорту?
Человек, назвавший себя Эриком, спрашивал меня, один я тут или нет. А я только сейчас понял, что не задал ему аналогичного вопроса. И не имел представления, сколько у него там людей, но подозревал, что рядом с ним стоит по крайней мере один – тот, о котором он только что упомянул.
Я посмотрел на часы на экране мобильника.
– Уже четыре часа, – сказал я собеседнику. – Из Голландии нет прямых рейсов на остров Мэн. Даже если вы полетите через Лондон, вам не успеть на вечерний рейс оттуда сюда, к нам. Но вы можете добраться до нас завтра, и тогда я вас встречу.
Эрик рассмеялся. Резким таким, лающим смехом. Он как-то не совпадал с общим тоном нашего разговора.
– Роб, пожалуйста, не беспокойтесь по этому поводу. Три часа. Вы нас встретите?
– Думаю, да, – ответил я, сомневаясь в том, что это разумное решение. – Полиции сообщить?
– Нет! Вы не должны связываться с полицией. Ради благополучия Лены. Вы должны мне это обещать! Понимаете?
Я глянул на Ребекку, как она на это отреагирует? Детектив подняла брови и выпятила нижнюю губу.
– Хорошо, – сказал я. – Но я кое-кого с собой захвачу. Подругу.
Эрик секунду помолчал.
– Видите ли, я уже понял, что вы на самом деле там не один. Пожалуйста, больше мне не лгите.
И с этими словами собеседник оборвал связь и закончил то, что, вне всяких сомнений, было самым странным телефонным разговором в моей жизни.
* * *
Лысый мужик сказал Лене, что более всего его беспокоит то, что она не напугана. Это понравилось ей сильнее, чем можно выразить словами. Его слова означали, что у него появились сомнения. Что он задает себе вопросы, на которые не находит ответов. И это хорошо. Это может оказаться полезным. Все, что шло вразрез с планами похитителей, нарушало их замыслы или давало Лене больше времени, шло ей на пользу. И этот факт позволяет понять кое-что еще. Он заставлял предполагать, что улики против нее не настолько неопровержимы, как утверждает этот тип.
Но даже более того: Лена могла гордиться собой. Потому что правда-то заключалась именно в том, что она действительно боялась. Боялась всю жизнь, сколько себя помнила.
По большей части боялась собственного отца. Боялась того, каким он оказался на самом деле. Все свои подростковые годы Лена чувствовала себя так, словно ее все время давят и душат. Пока она не взбунтовалась. Не вырвалась на свободу. Но потом в отцовском поведении начали появляться еще более страшные наклонности, чем те, которых девушка боялась раньше. Куда бы она ни поехала, что бы она ни делала, за ней все время следили неизвестные ей люди в хороших костюмах. Они наблюдали за Леной и потом слали рапорты ее отцу. Нередко отца так беспокоили и заботили эти рапорты, что он отправлял еще больше людей, чтобы следить за дочерью. Даже на расстоянии, даже без ее согласия он имел возможность ее давить, душить.