Мысли так увлекли меня, что я даже не заметила, как показалась нужная мне остановка. Потому пришлось стремительным вихрем выскакивать из вагона. Тяжёлая сумка оттягивала руку, и шла я живописными зигзагами, как пьяница.

Миновав старое, как вековые сосны, здание вокзала, я невольно вздохнула, глядя на низенькие сельские домики. Взгляд отмечал малейшие изменения, которые произошли за последний месяц, который я тут не была. Интересно, Оля хоть догадывалась ей изредка звонить? У меня, со всеми волнениями и кошмарами, последние две недели просто не было на это времени.

Со мной кто-то здоровался, и я кривила губы в улыбке, замечая смутно знакомые лица.

Я ненавижу маленькие города. В первую очередь потому, что там все всех знают. И слишком внимательно друг за другом следят.

Наконец я свернула в знакомую голубенькую калитку, оглядев мельком запущенный сад. Нужно тут прибраться…

Маленькая собачонка возле будки зашлась лаем. Я фыркнула, и, обойдя её по широкой дуге, постучала в дверь.

Прошла пара секунд, и она осторожно открылась. Она стояла на пороге, щуря подслеповатые глаза.

— Здравствуй, бабушка, — сказала я тихо.

***

Несмотря на высокий воротник, повязку на шее она не могла не заметить. Это послужило причиной охов и ахов, но ненадолго — через пять минут она забыла, о чём говорила. Старость никого не красит — и никого не жалеет.

Мы поговорили о природе и погоде, я зашла к нашим дальним родственникам, живущим по соседству, и привычно отдала им деньги на её содержание — на месяц.

Знаю, они всем друзьям рассказывают о своём благородном деянии. О том, как бескорыстно они согласились присматривать за несчастной, выжившей из ума, оставленной неблагодарными внуками старушкой. Знаю также, что уже решают, что будут делать с её домом после её смерти, и догадываюсь, куда они девают мои деньги. Губы невольно покривились в горькой улыбке. Увы, благородные деяния со стороны родственников зачастую приходится покупать.

У меня было ещё одно обязательство, которое мне, пожалуй, стоило выполнить. Вздохнув, я пошла вперёд, особо не глядя по сторонам и щурясь на излишне яркое закатное солнце.

Вот и кладбище. Я качнула головой, оглядываясь по сторонам. За последнее время появилось очень много новых могил. Есть и безымянные, и с шикарными памятниками, и со свеженькими деревянными крестами. Что мне нравится — здесь много деревьев, и всё утопает в прохладной, вязкой тени. Я невесть чему улыбнулась, скользя знакомой тропинкой между могил.

А потом я долго, без малейшего выражения смотрела на вбитую в памятник фотографию.

— Инга, послушай, если будет возможность, похорони меня на моей родине.

Я изумлённо глянула на неё. Бледное лицо, волосы, тёмные, как мои, с серебром седины, разметались по подушке, кожа из-за болезни кажется прозрачной…

— Ладно. Но… почему не рядом с папой?

Мать печально улыбнулась и покачала головой.

— Дочка, ты звонила бабушке? Говорила, что я больна?

Я отрицательно мотнула головой.

— Нет… — озвучила она, — Так я и думала. Дочь, скажи-ка, а что ты знаешь о наших с ней отношениях?

— Вы в ссоре, — неуверенно предположила я. С бабушкой я за всю свою жизнь виделась только четыре раза, а созванивалась где-то раз в полгода. Неудивительно, что знала я о ней катастрофически мало.

— Да, она не простила мне, а я — ей.

— Чего?

— Того, что я не вернулась к ней. Того, что я вышла за твоего отца после двух недель знакомства.

— Две недели?!

— А что не так? Он был влюблён в меня и небеден. А мне нужно было забыть Сергея — вот я и выбрала твоего отца. Да. Я его не слишком любила, и моя мать считала это… ошибкой. Ей не хотелось одиночества, она хотела, чтоб я вернулась к ней, была рядом… Но у меня свой путь. И своя свобода. И свой выбор, если уж на то пошло. И я его сделала. Я выбралась из того городка, где следят за каждым твоим шагом, где твоя судьба предрешена. И я ни разу не пожалела об этом.

— И бабушка из-за этого возненавидела тебя?

— Может. Не знаю. Моя мать была романтичной натурой, и она считала, что, отказываясь от Сергея так быстро, я делаю ошибку. Мол, ей нагадали, что этим я перечеркну свою судьбу. Моя мать осталась романтичной натурой, потому что до сих пор считает, что я, её единственная дочь, останусь вместе с ней в той луже, из которой я с таким трудом выбралась.

— Мам, а зачем ты говоришь мне это?

— Не знаю, Ин. Просто не знаю. Я говорю, чтоб сказать.

Я печально хмыкнула и покачала головой, глядя на мамину фотографию на памятнике. У меня не было ни прав, ни причин осуждать её. Но помню, тем вечером я толком не смогла уснуть. А на следующий день купила билет на электричку.

Фото смотрело на меня её тёмными, чуть печальными глазами. Помню, когда я была маленькой, никогда не понимала, откуда эта печаль. Теперь — понимаю. Ты считала его чудовищем, хоть сама ради богатства всегда шла по головам. Гордость, упрямство, наглость, целеустремлённость, жёсткость. Те качества, которые ты ненавидела в нём и упорно не замечала — в себе.

Я была совсем маленькой, когда умер отец. Я помню маму, успокаивающую нас. Я помню равнодушный взгляд, направленный на гроб. Она спокойно выслушивала соболезнования. Кажется, даже поругалась из-за чего-то с официанткой на поминках. И помню, как впервые увидела Сергея Геннадиевича. Он подошёл и выразил соболезнования. Я видела, как поменялось её лицо, стало просто мёртвым. Она спокойно пригласила его помянуть отца вместе с нами.

— Прости, я не могу. У меня сын с женой в машине ждут.

И помню, как, стоило ему выйти, она метнулась в туалет, старательно пряча от всех увлажнившиеся глаза…

Мама, я не хочу повторить твои ошибки.

Я просидела там, наверно, больше часа, слушая тихий шелест листьев и наблюдая, как над кладбищем сгущаются чернильные сумерки. Наконец, когда повеяло вечерним холодом, я вспомнила о последней электричке, вздохнула и, наконец, решилась. Я достала из кармана старенький нефрит на шнурке. Пару минут смотрела на него, для себя отвечая на вопросы, которые задавала жизнь.

Потом я осторожно отодвинула стебли посаженных на могиле цветов, и застыла. На краю плиты, прямо под фотографией, лежала засохшая лилия. Я покачала головой, отгребла немного земли, положила камушек в ямку, присыпала. Какими глупыми иногда бывают взрослые игры…

Налетел холодный ветер. Я поёжилась. В этот момент мне на плечи опустилась тёплая ткань, заставив меня вскрикнуть от неожиданности.

Егор

Я ехал домой, невольно морщась от разыгравшейся головной боли. Всё же дел в связи с навалившимися проблемами было невпроворот. Во-первых, я вернул отцу на счёт все те деньги, которые он мне некогда подарил на восемнадцатилетние. Не скажу, что это было просто, но, по крайней мере, теперь я ему ничем не был обязан. Во-вторых, я рассматривал возможности, которые предо мной открылись благодаря сотрудничеству с Павлом. Конечно, он гад и всё такое, но за проценты, отстёгиваемые ему, проблемы с ментами и налоговиками исчезали, так что деньги, которые пришлось отдать папочке, скоро компенсируются с лихвой.

Впрочем, сегодня мне удалось вырваться пораньше. Значит, у нас с Ингой будет время как следует развлечься.

Со своей фирменной предвкушающей улыбкой я поднялся по ступенькам и тихо открыл дверь. Люблю подкрадываться незаметно!

Если есть к кому, правда. Стоило мне переступить порог, как я понял, что в квартире никого нет. Мимолётом пробежавшись по комнатам, я убедился, что чутьё меня не обманывает, и поморщился. В душу закрался страх — где же Ина?

— КИСА!!! — рявкнул я, отлично зная, что уж кто-кто, а хвостатая хранительница услышит меня где угодно.

И правда — не прошло и пары секунд, как кошка материализовалась посреди комнаты. Взгляд у неё, как мне показалось, был немного потерянным.

— Где Инга? — уточнил я, стараясь не срываться на шипение.

— Ну, когда я связывалась с ней в последний раз, она собиралась навестить свою бабушку.