В общем, мы с белобрысым величественно выплыли на крыльцо. Собака лежала недалеко от входа и мирно обнюхивала клумбу. Я поймала гордый, чуть снисходительный взгляд спутника, открыла рот…
И тут милая собачка меня заметила. От рокочущего, как шум моря, рыка у меня волосы встали дыбом. Одним плавным, неестественно текучим движением "мирное животное" метнулось вперёд, проигнорировав неуверенное "сидеть", которое сумел выдать мой спутник. Белобрысый, надо отдать ему должное, подхватил приставленную для ремонта подъезда доску и замахнулся. Собака резко затормозила, проникновенно посмотрела на него…и лёгким, небрежным движением откусила кусок лакированного дерева.
Никогда не думала, что парни могут так орать. И мой мировой рекорд, он, по-моему, сумел-таки побить. И сразу видно, что произошёл от обезьяны, а не от мамы с папой. Это ж надо: так лазить по деревьям!
Пару секунд мы с собакой синхронно наблюдали за новым местным дятлом, а потом рванули с места. Я — к двери, она — за мной.
Не оглядываясь, я влетела в подъезд и увидела женщину с сумками, выходящую из лифта. Я, на бегу её оттолкнув, скользнула между закрывающимися створками и впопыхах нажала на кнопку последнего, двенадцатого этажа.
Я привалилась к стенке, стараясь отдышаться. Лифт полз так медленно, словно планировал скончаться по дороге. Впрочем, пытаясь унять покалывание в боку, я не реагировала на внешние раздражители.
С натужным скрипом створки лифта разъехались в разные стороны. Я, пошатываясь, вышла на площадку. "И зачем я сюда поднялась?" — запоздало пришла в голову умная мысль. Я, обшаривая взглядом пустое пространство, заметила открытую дверь на чердак. И тут снизу послышался цокот когтей по ступенькам, а секунду спустя — утробное рычание. Издав приглушенный сип-визг, я метнулась к двери. Надо сказать, тот факт, что она захлопнулась без видимых причин у меня за спиной, даже не удивил.
Сижу. Тупо смотрю в темноту. А я, дура, представляла себе таинственную обстановку, луч света из чердачного окошка, разные старинные вещи и т. д. Угу, щаз! Разбежалась! Город и есть город.
Ни окошек, ни лампочек. Пришлось включать на мобильном вспышку, чтоб ни во что не врубиться носом. Блеклый свет вырывал то осколки бутылок, то окурки, то шприцы, то вообще детали нижнего белья, то двери, естественно, закрытые.
Поблуждав по кругу, я собралась с духом и позвонила-таки братцу.
— Братик…
— Чёрт, Клара, ты где? Уже темнеет, между прочим! Что, с кем-то из знакомых встретилась?
— Егор, слушай, это связано с тем самым телефонным звонком… — и тут я поняла, что кто-то бесстыдно захватывает власть над моим разумом. Я вдруг с отчётливой ясностью осознала, что тело мне уже не принадлежит. Я заговорила, и мой голос то и дело срывался на мурлыкающие нотки, хорошо мне знакомые по прошлому телефонному разговору: — Оказывается, меня разыграли! Звонила Светка, хотела показать мне какую-то фигню, так что я буду поздно. Как приду, перезвоню, тихо откроешь мне, чтоб родители не знали.
— А чем вы там заниматься собрались?
— Завтра расскажу, — и мои пальцы нажали отбой. В тот же миг контроль над телом ко мне вернулся, а женский голос шепнул на ухо: "Не глупи". Страх провёл по спине мокрым пёрышком, телефон выключился, и всё погрузилось во тьму.
Какая прелесть! Только этого не хватало!!! Ну, теперь хоть один плюс — хуже уже быть не может.
Я стала рассматривать паука, что мирно перебирал длинными лапками.
Стоп. А с каких это пор я вижу в темноте?!?
Значит, может.
Странный мертвенный свет, чем-то напоминающий лунный, наполнял чердак. Он шёл, казалось, из ниоткуда, как капельки воды, отсвечивал на старой паутине. И в этом сиянии что-то блеснуло под толстенным слоем пыли.
Я замерла, решая, что делать. Потом всё же двинулась вперёд. Вроде бы шкатулка…
Нет. Книга.
Я осторожно стёрла слой пыли с посеребрённого переплёта.
Названия нигде не было видно, а изображения были с обеих сторон.
С одной стороны центральное место занимала премилая парочка волк-парень. Улыбчивый кареглазый мальчишка, крайне весёлый и шутливый на вид, и красивый зверь. А по углам — рисуночки. Кошка, птица, змея, волчица. Не слишком совместимые животные.
На другой стороне — красивая светловолосая девушка, очень хрупкая на вид. Видимо, художник очень ею восхищался, раз сумел так изобразить. Во мне даже всколыхнулась зависть — такую красоту трудно даже представить. А в углах снова животные. Горгулья, конь с перепончатыми крыльями, жуткого вида змей и цербер. Да, у издателя необычное чувство юмора…
Осторожно прикоснулась к страничкам, открыла фолиант… Пусто. Все страницы были девственно чисты.
Я задохнулась от переполнившего меня разочарования. Вот так всегда — шикарная обёртка с пустотой внутри…
Листочки шелестели, метались от невесть откуда взявшегося сквозняка.
— Очередная дешёвка, — сказала я равнодушно, отворачиваясь. Шелест сразу умолк. Я не удержалась и обернулась.
"Ошибаешься" — гласила кроваво-красная надпись на открывшейся странице.
Я брежу. По меньшей мере, у меня началась шизофрения. Где-то читала, что всё начинается с разговоров с невоодушевлёнными предметами. И, если собаку худо-бедно можно считать живой, то про книгу этого явно не скажешь.
"Глупая. Собаки умирают, как и все смертные. Книги живут всегда", — перетекли слова.
— Ты… Вы слышите мои мысли?
"Мне это легко. Особенно с тобой".
— Почему?
"Ты Видящая. Ты будешь частью меня".
— Наглость! А больше тебе ничего не надо?
"Нет. Только кровь".
— Чья? — на более умный вопрос меня просто не хватило. Тем не менее, собеседник отличался выдающимся терпением.
"Твоя"
Так. Приплыли.
— А с чего ты взяла, что я тебе её дам?
"Иначе умрёшь"
— Что, ты придушишь? Или ты вызовешь из небытия какого-нибудь озабоченного монтёра?
"Мне лень, хотя могла бы. Но вы, люди, странно устроены. Вам всегда нужно есть, пить…"
— Чушь! И дня не пройдёт, как меня найдут!
"Не найдут. Поверь, моих возможностей на это хватит".
Я вспомнила чёрную собаку, мертвенное лунное сияние, чистые страницы. Нет, она не пугала. Она давала конкретный выбор. И, будь оно неладно, я верила, что я действительно в её власти.
Шли минуты. Все надписи стёрлись со страницы, листки не мельтешили. С лёгкой изящной издёвкой мне на полном серьезе дали время на размышления.
— А что будет, если я соглашусь?
"Ты получишь силу", — ответили мне весьма охотно.
— А что отдам?
"Слабость"
— Лжешь!
"Я никогда не лгу своей Хозяйке".
Я призадумалась.
— Но недоговариваешь?
"Моё право".
Тишина. Не слышно ни шороха, ни звука. Ни один шелест не доносится снаружи. Голубоватый свет с равнодушием выхватывает из темноты чердачную разруху, создаёт странный, завораживающий пейзаж.
— Значит, я поступлюсь только своей слабостью?
"Да. Я не лгу".
— И что мне нужно сделать?
"Выбери Хранителя, напои его своей кровью".
— Хранителя?
"Хранителя"
Страницы неожиданно замелькали, хотя ветра я по-прежнему не чувствовала. Я увидела тонкий нож с гравировкой из рун, лежащий между листов.
Я осторожно взяла его в руки. Он оказался практически невесомым. В голову лезли нехорошие мысли. Сколько нужно крови? Откуда? Проколоть палец, резать вену? Надо предупредить говорящую макулатуру, что на ритуальное вспарывание сердца или живота я не согласна!
"Достаточно глубокой царапины на ладони"
Я посмотрела на тонкий нож. Что ж, по крайней мере, не придётся колоть тем грязным ржавым гвоздём, который я для этого приметила. Хоть о гигиене позаботились…
Лезвие было очень тоненьким и лёгким, так что я явно не рассчитала. Нож пробил кожу достаточно глубоко, и ладонь стала постепенно наполняться кровью.
