— Ты выглядишь так, будто тебя сделал из мрамора какой-то неизвестный скульптор, а потом вдохнул жизнь, — сказал я ей.

— Жизнь есть во всем, что создают люди. И в картинах, и в фотографиях, и в книгах, и в симфониях, и в статуях. Они все живые. Когда мы создаем, мы вкладываем во все кусочек жизни. Только не каждый чувствует эту жизнь.

— Значит, ты — статуя, а я просто чувствую твою жизнь?

— Конечно. А ты — герой всех своих книг. Когда человек творит, он создает себя. Каждый раз создает заново. Другого себя. Много-много жизней. Много-много масок, много-много лиц. Но каждый раз одно сердце.

— Не много ли героев для одного сердца?

— Наоборот. Слишком мало. Потому что если человек когда-нибудь что-нибудь сотворил, то он уже никогда не остановится. Ему нельзя прекращать творить.

— Не знаю, что это был за скульптор — тот, который тебя создал — но он постарался.

— Он знал, что ты ценишь искусство.

На ее губах до сих пор оставался сладковатый привкус коктейля, в котором можно было уловить терпкую шоколадную нотку. И мне показалось, что я переместился в другую реальность — там, где не существует обычных людей, а существуют только те, кого создали люди. Так ли точна граница между нашей привычной реальностью и той самой, темной и таинственной, познать которую довелось лишь немногим? А, может, ее вообще нет? Может, тот мир — естественное продолжение нашего мира или даже его часть? Разве мы сами — не чье-то творение? И, если так, то почему мы не можем быть ожившими статуями и героями своих собственных книг?

— Оказывается, что в реальности твои герои целуются не хуже, чем в книгах.

Оливия отстранилась, ленивым взглядом окинула зал и направилась к лестнице на второй этаж.

— Пойдем, — кивнула она мне. — Мой коктейль еще не допит, равно как и твой коньяк.

Вероятно, на моем лице можно было прочитать недовольство, потому что в какой-то момент Оливия насмешливо сморщила нос, болтая на дне стакана остатки коктейля.

— У тебя такой вид, будто тебя постигло самое страшное разочарование в твоей жизни, — сказала она.

— Не люблю незаконченных сцен.

— А я люблю. Незаконченная сцена дарит ощущение того, что ее можно будет продолжить.

— Надеюсь, не помешаю?

Всего несколько минут назад сидевший в зале Вивиан подошел к нам и положил руки нам на плечи.

— Все в порядке? — спросил он.

— Все великолепно, — ответила за нас двоих Оливия. — Тебе посвящают песни? У тебя сегодня праздник?

— Каждый день для меня — маленький праздник, дорогая. И я советую всем не привязываться к датам. Самый замечательный праздник — это праздник просто так. Увы, сегодня я праздную один, так как Адам занят делами из другой жизни… но, думаю, он возьмет свое, когда вернется.

Вряд ли я преувеличу, если скажу, что Вивиан и Адам были самыми известными людьми в городе. Их имена были у всех на устах. Почти каждый день в городской газете появлялась как минимум одна заметка либо о жизни одного из них, либо о жизни обоих, либо о клубе, который они держали, а то и приличная статья. И, тем не менее, ни о Вивиане, ни об Адаме незнакомые с ними люди не знали ничего конкретного. Порой казалось, что они специально напускают на себя таинственность, хотя их друзьям было известно, что это не так.

Адам, сын богатого еврея, основного держателя акций приносящего приличные деньги проекта, окончил университет в Англии и с посредственным дипломом лингвиста вернулся в родной город. Вивиан, с отличием окончивший университет Сорбонны, почему-то не захотел посвятить свою жизнь медицине, хотя его профессора прочили ему великолепное будущее. Никто не знал, чем друзья занимаются в свободное от «работы» время, где они живут и какую жизнь они ведут днем. Если ведут вообще.

Каждый раз, видя их вместе, я не мог отделаться от мысли, что они смотрятся комично — вероятно, потому, что они были абсолютно разными. Адам был невысоким и слегка полноватым весельчаком, душой компании. Он любил выпить, а иногда не брезговал и теми удовольствиями, которые хозяева предлагали посетителям. Несмотря на нескладное телосложение, комплексами он не страдал, и мог присоединиться к танцевавшим на сцене девушкам, если его приглашали, а иногда даже мог помочь девушкам раздеться. В одежде он придерживался свободного стиля и ненавидел все, что напоминало деловой костюм, смокинг или фрак. Каждый посетитель, даже впервые забредший в клуб, через пять минут становился его приятелем и пил с ним вино.

Вивиан выглядел иначе. Высокий, стройный (я подозревал, что раньше он занимался танцами, но по какой-то причине решил не продолжать — осталась только осанка и изящная походка), с холодными синими глазами, спокойный и сдержанный, не очень щедрый на улыбки, объятия и комплименты — он выглядел путешественником во времени, которого судьба забросила в современный мир. Он отдавал предпочтение элегантным и слегка старомодным костюмам, которые так хорошо сидели на нем, что, казалось, были пошиты на заказ и в единственном экземпляре — специально для него. В отличие от своего друга, толпу Вивиан не любил. Его часто можно было заметить в тихом уголке клуба — он пил красное вино, курил опиум и изучал посетителей. В такие моменты я думал, что ему пошел бы камзол в стиле девятнадцатого века, а напротив него должен был сидеть лорд Генри. Хотя он сам вполне сошел бы за лорда Генри, а напротив него мог сидеть Дориан Грей. Было в нем что-то такое, что скрывалось от посторонних глаз — и это что-то хорошим я бы не назвал. Впрочем, Вивиана, судя по всему, это не слишком беспокоило.

Несмотря на нескромное поведение Адама, я всего лишь пару раз за все время нашего знакомства видел его с женщиной. Вивиана с женщинами я видел регулярно. В какой-то момент его одиночество нарушала очередная леди. Она подсаживалась к нему за столик, он предлагал ей вино, потом — опиум. Я говорю «леди», подразумевая именно леди, а не выдумывая другое слово для того, чтобы определить особу женского пола. Все женщины, с которыми Вивиан уходил домой, были ему под стать. Думаю, лорд Генри умер бы от зависти.

— В следующую субботу у нас будет костюмированный бал, — сказал Вивиан, убрав руку с моего плеча, но не торопясь убирать руку с плеча Оливии — она обратила внимание на это и, чуть подняв голову, улыбнулась ему. — Мы будем рады видеть вас в числе своих гостей. Костюм обязателен. Нет, Джеральд. Костюм «отсутствие костюма» не подойдет, даже если учесть, что потом ты его снимешь.

Даже если Вивиан и Адам подходили к гостям поодиночке, они всегда говорили «у нас» и «мы». Во множественном числе.

— О, костюмированный бал — это отличная мысль! — закивала Оливия. — Я переоденусь в медсестру.

— Я обязательно притворюсь больным. — Вивиан повернул голову ко мне. — Кофе, Джеральд?

— Да. Для меня и для дамы.

— Сию минуту.

Оливия проводила Вивиана взглядом.

— Хорошо, что он не стал врачом, — сказала она.

— Почему?

— Потому что на него невозможно смотреть просто так. Рано или поздно у любой женщины появится желание его изнасиловать. А потом желание возобладает над ее существом, и она воплотит это в жизнь.

Я закивал, соглашаясь.

— Интересно, он женат? — продолжила Оливия.

— Не думаю. Не удивлюсь, если они с Адамом на самом деле пара.

— Брось, Джеральд. Ты рискуешь разрушить фантазии всех женщин в этом заведении.

— По крайней мере, женатым он не выглядит. Впрочем, и геем не выглядит тоже. Может, у него какие-то специфические сексуальные пристрастия?

Оливия в очередной раз закурила и прищурилась — дым грозил попасть ей в глаза.

— Я мечтаю проверить это с того самого момента, когда впервые его увидела.

— И что же, случай не представился?

— Просто боюсь воплощать фантазию в жизнь. Иногда иллюзии приятнее правды.

— Судя по тому, что каждый вечер он выходит из клуба с другой женщиной, у него другое мнение на этот счет.

— Не важно. — Оливия мечтательно подняла глаза к потолку. — Мне так хочется снять с него рубашку…