Другой она была только с младшим братом. От него она не прятала нежное сердце, ласково смотрела, заботилась, возилась, тормошила, потому что и вправду любила малыша и хотела скрасить ему отсутствие матери. Но Кевин рос, и Клара делалась все сдержаннее: пора и мальчику набираться твердости.

Иногда посреди ночи, когда сквозняки забот выдували сон, а глухая тишина притворялась надежной защитницей, Клара позволяла истомленному усталостью мозгу покачаться на волнах иллюзий. И тогда, заглянув за черту горизонта, проведенную стыдливостью, она решалась поверить, что однажды встретит мужчину, который ее полюбит. Мужчину, с которым она захочет жить семьей. И семья у них будет надежной и настоящей.

Габриэль вскочил, опрокинув стул, и потряс в воздухе сжатыми кулаками. Есть! Горящие глаза не отрывались от экрана. Допущен к экзаменам! В магистратуру одного из самых престижных экономических вузов Франции!

Он помчался вниз по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Матери в гостиной не оказалось, он выглянул в сад. Так и есть, нервно расхаживает по аллее, обсаженной розами. Ждет результатов. Взглянула на сына с тревогой, увидела его сияющую улыбку и сразу успокоилась.

– Допущен к устному! – закричал он, подбегая.

Ему хотелось подхватить мать на руки, закружить, расцеловать, но сдержал шаг, умерив порыв восторга, и просто взял ее протянутые к нему руки.

– Я горжусь тобой.

– Сказочное везение, не находишь? – Его опять захлестнула волна восторга.

– Ну еще бы! И куда же ты прошел?

– В Высшую коммерческую.

Тень пробежала по улыбающемуся лицу матери, и Габриэль ее заметил.

– До Высшей парижской не хватило одного балла, но ведь Высшая коммерческая…

– Это просто отлично, – закончила за него мать, извиняясь за невольное свое огорчение.

– Сейчас позвоню отцу. – Габриэль набрал номер на мобильном телефоне. – Папа! – начал он радостно.

– Собрание. Позвоню позже, – отрубил отец.

– Но я… Я хотел… Насчет конкурса, – запинаясь, произнес Габриэль.

– Извини. И что же?

– Прошел. В Высшую коммерческую…

– Ах, в коммерческую? Ну, хорошо, хорошо!

Габриэль снова уловил нотку разочарования, и радость сразу улетучилась. Отец, как всегда, ждал большего.

– Пока. Извини, что побеспокоил, – закончил разговор Габриэль.

– Ничего страшного. Я очень рад, – с нажимом произнес Дени Сансье, сообразив, что допустил бестактность. – Вечером увидимся.

Габриэль отключился, глядя в пустоту, еще тая в себе эхо разговора. Мать внимательно посмотрела на сына.

– Я думаю, отец доволен. – В ее утверждении скорее прозвучал вопрос.

– Он бы предпочел, чтобы я пошел по его стопам и поступил в Парижскую.

Лоррен Сансье повела плечами.

– Вряд ли. Я уверена, он тобой гордится.

– Но я же его знаю!

– Я знаю его лучше. Вечером мы отпразднуем.

– Нет. Вечером я праздную с друзьями, – возразил Габриэль, не в силах скрыть захлестнувшее его раздражение.

– Значит, завтра.

Он кивнул в знак согласия и ушел.

Его душила обида. Гнев против собственных родителей. Он делал все, что мог, из кожи вон лез, а им всегда было мало. На «отлично» учился в школе, был блестящим студентом, но от него всегда ждали большего. И он всегда обманывал их надежды. Должен был сдать бакалавриат на «отлично», а получил «хорошо». И сейчас он снова разочаровал их, потому что, видите ли, не дотянул одного балла до самой престижной из французских школ бизнеса.

Любые родители были бы довольны такими результатами, как у него, но только не его собственные. «Для тебя я хотел бы лучшего, потому что ты на это способен» – таким было кредо его отца. Дени Сансье видел сына главой их семейной фирмы и хотел, чтобы этот пост Габриэль занял исключительно благодаря знаниям и опыту. «Конечно, родня тебя обожает. Но однажды тебе придется стать главным в деле, и надо, чтобы ты главенствовал по заслугам, а не по наследству».

Никто и никогда не спросил самого Габриэля, хочет он этого главенства или нет.

Габриэль иногда отпускал себя на волю и воображал совсем другое будущее – будущее, которое он построит сам, по собственному желанию, без гнетущей воли близких.

Габриэль распахнул окно, сел на подоконник и закурил. Солнце, лучший из осветителей, искусно направило свои лучи, подчеркнув красоту сада. Медленно выпуская дым, Габриэль постарался расслабиться. Залюбовался панорамой сада, отвлекся и почувствовал вдруг, что на него снизошло озарение.

Он все преувеличил. Ему не за что обижаться на родителей. Требовательность – это выражение их любви. Откуда она взялась? Разгадка в прошлом. Отец выбился из низов, получил благодаря воле и упорству блестящее образование. Женой его стала Лоррен Дюмон, наследница старинного рода, с приданым в виде длинной родословной знатной семьи и небольшого земельного участка. Дени сумел уговорить многочисленную родню Лоррен вложить скудные остатки сбережений в покупку фабрики нетканых материалов на базе углеродного волокна. Вложение себя оправдало. Дени удалось сделать предприятие процветающим, и теперь он выглядел в глазах всей семьи героем. Габриэль прекрасно понимал, что ему повезло: он принадлежит кругу избранных. Родители дали ему возможность быть успешным, они его настраивали, подталкивали, поощряли. Конечно, ему бы хотелось еще и тепла, ласковых слов… Но в общем-то он давно привык к любви на расстоянии.

Габриэль успокоился, понял, что обижаться ему не на что. Ему двадцать лет, у него множество преимуществ, он готов к завоеванию делового мира. Все его недовольства – пустой каприз. А капризы не в его вкусе.

Сегодня вечером они с друзьями повеселятся – с вином и девушками.

Габриэль сидел в компании друзей – таких же студентов, как он, из того же вуза, из того же квартала.

Музыка гремела, заглушая голоса, и молодые люди, расположившись за столиком, общались улыбками, жестами, условными знаками. Стаканы наполнялись, опустошались, наполнялись вновь. Габриэль смотрел на девушек, танцующих на площадке, и наслаждался ощущением всемогущества. У него было все – молодость, красота, ореол успеха. Одна из девушек за столом предложила ему нюхнуть в туалете кокса. Он взглянул на нее: хорошенькая, соблазнительная, готовая на все. Легкая добыча, похожая на множество других, с которыми он набрал немалый донжуанский опыт. Она возбудила в нем желание и пренебрежение.

С такими девушками он умел общаться, легко включался в игру, но в душе их презирал. Они достигали своих целей, используя умение зажигать мужчин, гасить, впрочем, тоже, но сосредоточены были на себе, говорили одно, а думать могли совершенно противоположное. Кокаин помогал им справляться с остатками гордости. Они странствовали по модным барам, ресторанам, дискотекам, казались себе глубокими и свободными, но были пустышками.

Габриэль скрыл за улыбкой презрение и принял предложение. Эта, другая – все равно. В эту ночь он не собирался спать один.

Габриэль рассеянно поглядывал на сцену. Вокруг него все – кто успешно, кто безуспешно – притворялись, что наслаждаются представлением. С недавних пор стало хорошим тоном камуфлировать деловую сторону благотворительных акций культурной программой. Если бы на эту вечеринку не были приглашены клиенты его отдела, он бы, конечно, никуда не пошел. Но участие в презентациях тоже было его работой. Надо было быть на виду, пожимать руки, обмениваться любезными фразами, поддерживать и завязывать знакомства, необходимые для успешного продвижения биржевых бумаг.

Он уже окончательно изнемог от скуки, когда объявили очередной многообещающий талант.

Танцовщица привлекла его внимание своей изысканностью, фигурой, и он стал следить за танцем. Чем же эта молодая женщина отличалась от остальной труппы? Красотой лица? Тонкостью черт? Нет. Хотя наметанный глаз Габриэля сразу распознал красавицу, и все же она находилась слишком далеко, чтобы он мог оценить всерьез достоинства ее внешности. Нет, дело было не в лице – особенными были ее движения, они завораживали, заставляли следить за собой. Грациозность и сила, точнее, плавность и необузданность боролись в этом гибком теле, то выплескиваясь, то сплетаясь. Ритм был органикой танцовщицы, и она вплетала в музыку свои отточенные движения.