Он произнёс:

– Добрый день, госпожа Ля́йтгеб! (Госпожа Ляйтгеб, молодая женщина, живёт двумя этажами выше. Когда он подходил к двери, то видел, как Ляйтгеб вытряхивала на лестничном ходу половик.)

Бабушка приняла это за шутку.

– Добрый день, господин Би́рбаум! – ответила она. (Господин Бирбаум тоже живёт в их доме. Этажом выше.) А Хайдегунде она сказала: – Вы, если не ошибаюсь, госпожа Бирбаум!

Хайдегунда вытаращила глаза, но, прежде чем успела что-либо произнести, Лоллипоп затолкал её в детскую. Он схватил с полки Книгу рекордов, ткнул Хайдегунде в руки и протащил Хайдегунду с книгой из детской – через прихожую – к двери, бросив на прощание:

– Ну салютик!

Бабушка уже опять была в кухне. Она крикнула оттуда:

– Госпожа Бирбаум останется у нас отобедать? Будут оладушки со сливовой начинкой!

– Нет, нет, госпожа Ляйтгеб! Госпоже Бирбаум нужно срочно по своим делам! – прокричал Лоллипоп и открыл дверь. Одновременно он вытеснял Хайдегунду из прихожей.

Хайдегунда упиралась изо всех сил.

– Сливовые оладьи, – отбивалась она, – я обожаю. У нас дома их не делают. Если сейчас позвонить и сказать маме, что я останусь у тебя на обед…

Больше она ничего не успела вставить: Лоллипоп оттеснил её к самой лестнице. Он волочил её по ступенькам вниз, горячо нашёптывая:

– Тебе ни за что нельзя оставаться. Госпожа Ляйтгеб большая чудачка. Она немного того, с приветом!

Хайдегунде тоже показалось, что госпожа Ляйтгеб не вполне в здравом уме. Иначе она не назвала бы её «госпожой Бирбаум». Но Хайдегунде всё равно хотелось назад, к Лоллипопу в квартиру. Очень уж её заинтересовала женщина с приветом и оладьями со сливовой начинкой. Ну и, само собой, её занимало, как это женщина не вполне в здравом уме могла очутиться на кухне у Лоллипопа и готовить оладьи. Лоллипоп рассказал Хайдегунде, что госпожа Ляйтгеб – их уборщица и что её сливовые оладушки – кошмарная гадость, по вкусу напоминающая резиновую подошву. К тому же сама она может выкинуть что угодно. То она визжит как резаная, то впадает в буйство. Мама и бабушка строго-настрого запретили ему приводить ребят, когда уборщица Ляйтгеб дома.

Хайдегунда сказала, вздохнув:

– Моё вам с кисточкой, – и пошла домой. История казалась ей весьма странной.

Лоллипоп тоже сказал, вздохнув:

– Моё вам с кисточкой, – и двинулся к себе.

«Пронесло», – подумал он с облегчением.

Какое-то время всё шло своим чередом. Но вот подкатил такой вечер, когда дождь лил как из ведра. Лоллипоп сидел у Хайдегунды, они разучивали стихотворение. Тут зазвонил телефон. Мама Хайдегунды взяла трубку и несколько раз повторила «да, да, да», а потом спросила Лоллипопа, взял ли он с собой плащ. Звонит бабушка, она беспокоится, как бы Лоллипоп не простыл по дороге домой. Плащ у Лоллипопа был.

– Сестра-голубушка, плащ у него есть, – сказала мама в трубку. А потом – Лоллипопа как током ударило – мама в трубку сказала: – Признаться, все мы с радостью познакомились бы с вами лично. Ну не восхитительно ли, что именно вы, сестра-голубушка, и есть бабушка Лоллипопа!

«Надо что-то срочно предпринять! – пронзило Лоллипопа. – Страшно подумать, что получится, если не прервать их разговор!»

Лоллипоп пустил в ход приступ нутряного кашля со стонами, от которого близкие неизменно обмирали, мчались за водой, утешали – словом, забывали всё и вся. Лоллипоп кашлял искуснее обычного, но мама Хайдегунды, как назло, всё и вся не забыла, а лишь крикнула:

– Хайдегунда, постучи ему по спине! – и продолжала говорить по телефону с бабушкой Лоллипопа.

Хайдегунда колошматила Лоллипопа по спине и похохатывала: какой-то клоунский кашель. А всё вместе – кашель, хлопанье по спине и гоготанье – создавало такой тарарам, что Лоллипоп не мог разобрать содержание разговора. А тут на него напал взаправдашний кашель: поперхнулся во время симуляции. Слёзы градом катились у него по щекам. Это Хайдегунде уже не казалось клоунским. Она завопила:

– Мама, сюда скорей! Он задыхается!

Мама примчалась со стаканом воды. Лоллипоп выпил, и настоящий кашель кончился. Лоллипоп покосился на телефон, трубка лежала на рычаге.

– Мне домой пора, – сказал Лоллипоп.

Хайдегунде не хотелось его отпускать.

– Ты же ведь дольше остаёшься, – надулась она.

Лоллипоп сказал, будто дома ему нужно написать сочинение и выучить всё про сосновые иглы. Про еловые тоже.

– Завтра он снова придёт, – утешала мама дочку, – бабушку с собой возьмёт! Мы уже договорились по телефону!

Лоллипоп накинул плащ и дал дёру.

Он продирался сквозь плотную пелену ливня, в лицо хлестал ветер. Лоллипоп яснее ясного сознавал, что его положение ещё никогда не было таким гадким. Рвануть бы сейчас прямым ходом в Австралию, в австралийскую пустыню, туда, где нет ни рыжей, ни настоящей бабушки; лишь солнце и песок, да разве какой-нибудь кенгуру…

Но в запасе оставались «Лоллипопы»! Единственное средство, которое могло ещё помочь. Хотя после истории с псом Леманном доверие Лоллипопа к леденцам сильно пошатнулось. Он ими с тех пор ни разу не пользовался.

Лоллипоп направился в лавку Смешанного Отто. Там он скинул плащ и водрузился на мешок с картошкой. В лавке вертелась какая-то крупногабаритная дама. Она выбирала порошок для стирки. Лоллипоп развернул леденец. Толстуха, навалившись на прилавок, рассказывала Отто о болезнях внуков. Лоллипоп обсосал леденец. Толстуха рассказывала о болезнях дочерей. «Лоллипоп» стал уже просвечивать. Толстуха рассказывала о собственных болезнях, терзавших её шестьдесят лет назад столь немилосердно, что врач сказал – остаётся уповать на молитвы. Лоллипоп поднёс леденец к глазу, посмотрел на толстуху и подумал: «Не пора ли потихоньку сматываться?»

Толстуха положила стиральный порошок в хозяйственную сумку и сказала:

– Как ни хорошо, а пора потихоньку выматываться!

Она попрощалась и вышла. Лоллипоп повернулся к Смешанному Отто, оглядел его через леденец и подумал: «Мог бы, между прочим, заметить, что у меня адские неприятности!»

Смешанный Отто посмотрел на Лоллипопа со смешанным чувством удивления и беспокойства:

– Что у тебя? Неприятности какие или что-то в этом духе?

Лоллипоп опустил леденец и кивнул. Во-первых, Отто – по поводу неприятностей, а во-вторых, леденцу. Что означало: ты у меня молоток!

– Не желаете ли проинформировать нас относительно неприятностей? – спросил Смешанный Отто.

– Да уж как-нибудь сам справлюсь! – сказал Лоллипоп, слез с мешка, взял плащ и пошёл домой, держа перед собой леденец как свечку.

Бабушка, заслышав шаги на лестнице, поспешила к двери и с места в карьер обрушилась с расспросами:

– Скажи-ка, Лолли, что за птица эта мама Хайдегунды? Почему восхитительно, что я твоя бабушка? Почему она то и дело называет меня «сестра»? Это же курам на смех!

Сестра Лоллипопа возникла за бабушкиной спиной и высказала своё мнение:

– А вдруг она из какой-нибудь религиозной секты? У них иногда так принято!

– Верно, верно, все мы братья и сёстры – так они говорят, – донёсся из кухни мамин голос.

Лоллипоп крепко сжимал в руке леденец и мучительно размышлял: на что лучше направить действие леденца. Удержать бабушку от визита? Лоллипоп поглядел ради интереса через «Лоллипоп» на бабушку.

– Если она из такой весёленькой секты, я лучше туда не пойду, – сказала она, – такие люди каждого встречного-поперечного норовят в свою веру обратить!

– Она тебе позвонит! – крикнула из кухни мама.

Лоллипоп взглянул на сестру. Через «Лоллипоп», разумеется.

– Тогда я ей скажу, что бабушке неожиданно пришлось уехать, – сказала сестра.

– А если она на той неделе опять позвонит?! – крикнула мама. – Или через неделю?

Лоллипоп опустил леденец. До него вдруг дошло: леденец хоть и безотказная штука, но толку от этого чуть. Не носиться же, в самом деле, круглый год с «Лоллипопом» под глазом. Смастерить себе леденцовые очки Лоллипоп не мог. И леденцовый монокль – тоже.