Очень серьезная женщина. Даже в ее поцелуях есть нечто назидательное.

«Утеряна половая идентификация. Нашедшему просьба немедленно сообщить».

У иной дамы такое женское начало, что как-то робеешь остаться с ним наедине.

Половые органы привлекают нас не богатством анатомии, но скорее общей идеей.

Для успехов на любом поприще необходим талант, а не ум. Этот последний служит исключительно цели украшения беседы, являясь вторичным половым признаком.

Жизненная позиция: недоношенный.

Духовная красота без должной подготовки может приводить в содрогание.

Наши дети, сами того не подозревая, получают истинно даосское воспитание:

«Не глупи. Не умничай. Не будь простофилей. Не хитри. Не мудри. Слушайся старших».

До комплекса неполноценности тоже надо дорасти.

Совсем плохой человек — ни стыда, ни совести. Срам, однако, есть.

Для меня практика не критерий истины, а источник вдохновения.

Мой главный враг: бессовестный человек долга.

Мой народ не понимает меня; о правительстве и вовсе умолчу.

Как быть в случае, когда мое самовыражение угодно Богу, но не нравится людям?

Если религия это опиум, то атеизм — газовая камера.

Мой интеллект кажется мне искусственным.

Я превосхожу его уже тем, что совершенно его не понимаю.

Что делать, если фортуна складывает губы бантиком?

Отделив себя от своей совести, я с облегчением обнаружил, что она может вести независимое существование.

Если бы не прямой Божественный запрет, атеисты бы не выдержали насмешек верующих.

Обаяние преимущественно служит злу, иногда — добру и никогда — справедливости.

Ангелы сатанеют, а дьявол как-то не так радуется.

Неправедным весельем человек прожигает свою жизнь, а унынием — судьбу.

Три основных признака сатанинского присутствия суть ложь, грубость и неопровержимые доказательства.

Наработанная карма это твои неприятности. Следовательно, отработанная карма это неприятности, причиненные тобой окружающим.

Зависть — это единственное звено, соединяющее меня с внешним миром.

Мой внутренний мир похож на карстовую пещеру, где сталагмиты — мои мысли об обществе, сталактиты — его обо мне.

Мои высшее и низшее «я» тянут одеяло самообмана в разные стороны. Непонятно, как оно до сих пор целое.

Мир, несомненно, существует объективно — иначе бы он не был столь ко мне безразличен.

Мои розовые очки работают в обе стороны: мир видит меня гораздо лучше, чем я есть.

Я здравомыслен, но не равнодушен, люблю, но не эмоционален… видимо я умер.

Чахлым побегам Смирения не задушить баобаба моих Вожделений.

Оттого, что у тебя родина мачеха, на чужбине не легче.

У арфы его души слишком высокий строй, чтобы сострадать кому бы то ни было.

В кладовой моей памяти имеется обширная дыра — очевидно, в четвертое измерение.

Интересно, что крокодил моей Агрессии никогда не кусает бегемота Лени.

У меня такое мироощущение, что лучше бы его вовсе не было.

Если я сам до такой степени себе противен, то каково остальным?

Да скажите мне, наконец, прямо: для чего я родился?

Я всю жизнь разгадываю ее кроссворд, и он мне совершенно не интересен.

Он прожил большую интересную соседям жизнь.

Чем я занят? Порчу своим знакомым жизнь, ибо не вижу других путей сделать свое существование экзистенциальным.

Мое низшее «я» на мякине не проведешь.

В своем подсознании обнаружил чужое. Экое свинство.

Меня трясет на ухабах моих мелких несовершенств.

Должен с огорчением констатировать, что брезгливость во мне сильнее человеколюбия.

Стоит во мне проклюнуться цыпленку Свободы, как его тут же пожирает свинья Безалаберности.

Так и существую: на работу иду как в тюрьму, домой — как на каторгу, и к тому же все время боюсь, как бы эти метафоры не материализовались.

Сегодня у меня на душе заморозки.

Моя душа рвется к звездам!.. Но не ко всем.

Не следует думать, что писатели получаются скрещиванием публицистов с философами.

Пишу прозой, но втайне надеюсь: а вдруг она ритмическая?

Типология замыслов: творческие, конструктивные и подлые.

То, что написано, можно уже спокойно никому не говорить.

Любовь и уважение несовместимы. Так, я совершенно не в состоянии говорить своему читателю «вы».

У настоящего писателя должно быть такое чувство, что он стоит перед читателем голым.

Хороший писатель отличается от плохого тем, что первому больше знаком персонаж, а второму — прототип.

Метафора есть средство постижения Бога.

Содержание книги не должно сводиться к ее оглавлению.

Писать нужно так, чтобы вычеркивание цензурой любого слова неизбежно вело бы к полному изъятию текста.

Если человек говорит правильные слова, это вовсе не значит, что он их понимает.

Путь от невежества к знанию изобилует острыми шипами; обратная дорога зато усеяна розовыми лепестками.

Таракан с дипломом звероящера.

Силой хамства можно валить деревья.

Он смотрел смерти прямо в глаза, но ничего не увидел.

Моя родина начала пускать побеги за границу.

Признаю только посмертные публикации. А чтобы не узнали в следующем воплощении, прошу печатать под псевдонимом.

Если читатель устал читать мои афоризмы, на этом он может отдохнуть.

Вещь в себе является вещью для нас различными способами, но никогда — в своем истинном виде.