Продолжаете верить в эволюционный прогресс? И правильно. В одном он есть. Но именно там предпочитают упрямо говорить об упадке: нынче, мол, кризис – не те времена, что были раньше…

Человечество переживает кризис? Антропосфера находится под угрозой? Ничего подобного. Человечество никогда не испытывало такого расцвета и так прочно не стояло на ногах, как в конце XX века. А ведь были времена, когда род Homo действительно балансировал на грани вымирания, с трудом «просачиваясь» в последующие эпохи. В первую очередь, назаре своей эволюции, до рубежа 1,5 миллиона лет назад, когда смахнуть с лица Земли немногочисленных ранних людей было проще простого. А около 700 тысяч лет назад угрозу стало нести необычное разрастание мозга, затруднившее роды и вскармливание детей, что также поставило под вопрос существование человека. С развитием цивилизации увеличилась плотность населения и – еше одна напасть – по ойкумене прокатились опустошительные эпидемии параллельно с массовыми войнами. В некоторых средневековых популяциях средняя продолжительность жизни была меньше сегодняшней примерно в три раза.

Но, вопреки всем бедам, людей становилось все больше. Ибо у человечества оказалась беспрецедентно высока скорость адаптации. В ответ на перенаселенность люди изобрели этику, гигиену, страховой полис, удобрения, коммунальное хозяйство и еще тысячу других инструментов выживания. И попали в заколдованный круг (точнее, спираль), из которого нет возврата, ибо с каждым витком приспособленности возрастает объем человечества и, следовательно, объем проблем и потребностей…

«Человек, человек, едят тебя мошки…» – смеялся воробушек из сказки. А тем временем на Земле обосновался великий сверхконкурент, вид, потеснивший прочих ее обитателей… Кстати, о вытеснении: в реальности его осуществляют не виды, а только системы, сообщества. Вид – абстракция, не существующая в живой природе. Мы говорим «сушу завоевали растения», а на самом деле, это были не растения, а целые «ботанические сады», оплетенные грибами, водорослями, окутанные тучами насекомых и птиц – курьеров и охранников. Не является исключением и человеческий вид. Он оставался совершенно незаметным, пока не сплотил вокруг себя «дружину» – собственную экосистему. На войну с природой вышел отнюдь не голый Homo sapiens, а целый антропоценоз. Этакий человек-гора, Куинбус Флестрин шагнул по планете, оплетенный троекратно всякими зерновыми злаками, овцами, курами, он выступил, опутанный горохом и льном, как кольчугой, его макушка в лекарственном пенициллюме, а на зубах листья коки… В антропоценозах нашлась работа и любимцам, и воришкам: лебеди, воробьи, крысы, собаки, кошки, кролики, словно выбегая из складок кожи Человека-горы, стремительно изменяли, подгрызали природные биоценозы. Только благодаря этим «помощникам» дикая природа была оттеснена. А до этого, даже будучи лучшими охотниками на планете и истребив некоторых крупных животных, люди не слишком повлияли на биосферу как таковую.

Чтобы произошел настоящий глобальный кризис, человеку нужно приложить еще много «стараний». Однако, если бы хозяйственная деятельность оставалась такой же «экологически грязной», как, скажем, в 1960-е, кризис наступил бы уже сегодня. Многое удалось исправить – отчасти благодаря максимализму «зеленых» движений. К 1990-м годам воздействие на общественное мнение привело к значительным сдвигам в мировоззрении. Люди стали требовать все меньше аргументов для того, чтобы сохранять природу. Все больше верят в то, что просто «так надо». Это уже веление не разума, а эмоций. Эмоциональное влечение. Как будто бы даже любовь.

Любовь к природе – современный миф весьма сложной конструкции. В прошлом веке его еще не существовало, и по этому поводу обычно крутили пальцем у виска: что там любить? Природа рождает комаров, плесень и хищников, а человек старается от всего этого оградиться и вычерпывать побольше ресурсов… Обращаясь в «зеленых сферах», я часто встречаю такие формулы, как воспитание любви и благоговения к природе (как развитие идей Альберта Швейцера), ориентация на экологические приоритеты, надобно совершенствовать экологическое образование… Мрачнею, хотя виду не подаю, опасаясь показаться неконформным. Потому как не уверен, что рецепт хорош, так сказать, для нашей пехоты.

Действительно, в высокоразвитых обществах благодаря целенаправленной пропаганде природа из могущественного врага превратилась в хрупкого товарища. Но это не везде – общество обществу рознь. Получив статус «слабого», дикая природа у одних может рассчитывать на поддержку, а у других – что «слабака» будут энергично добивать.

Хорош ли рецепт?.. Никак не могу себя заставить в него поверить. Вроде бы и сам природе не чужд: с трех лет в экспедициях, был в тигриных и медвежьих местах, а высший эмоциональный подъем за свою жизнь испытал от встречи с жуком-оленем, лайкой и пустельгой. Но когда мы все лето бродили по тундрам и стланникам и дрыхли, завернутые в целлофан, каким чудом комфорта казалась единственная раскладушка! Не чужд и сфере образования – все-таки у меня учились тысяч пять человек от шести до шестидесяти, и всегда разговор велся «около эколо». И по всем наблюдениям, очень уж невысокой оказывается концентрация «любви и благоговения» в окружающем меня эфире.

Многие активисты экологического движения убеждены, что экофильные принципы – это возврат к заветам прошлого. На мой взгляд, не совсем. Архаическая «любовь к природе» была другой, основанной на мистическом страхе, на боязливом и уважительном невмешательстве в мир таинственных сил. Это важный компонент гармоничных отношений с природой у коренных народов. Уходит под натиском цивилизации страх, и вчерашние аборигены становятся активными разрушителями: браконьерами, золотодобытчиками, лесорубами. Благоговение к природе – инфантильный императив, оно легко внушается детям «с нуля» через эмоциональную сферу и устойчиво существует в «детском» мировоззрении аборигенов. Но где инфантильность – там праздник непослушания. Где дети на райском острове – там может явиться «Владыка мух» из известной книги У. Голдинга. Наивные представления о гармонии ноосферы и природы все чаще подвергаются критике, как аналог социальных утопий или мифологем о рае. В них ведь всегда находится местечко для «пропасти между венцом творения и низшими тварями». Пожалуй, более прочной позицией будет другая гармония – не идеологическая, а прагматическая, гармония собственности. Я вижу спасение природы как раз в ее честном вовлечении в сферу собственности человека.

Альтруистический эгоизм, спасающий переполненное общество от саморазрушения, может спасти и биосферу, если человек возомнит, что природа – это его личный сад и подворье, а не «территория за забором».

Благословенный эгоизм… В нашем детстве слово «эгоист» было ругательным, но с тех пор многое переменилось, и более полезной кажется позиция «моё!», чем «ничьё»: мой ландшафт, вид из окна, воздух, моя тишина, продолжительность жизни, мои экзотические звери и птицы… Тогда уже и бороться за них можно по праву владения. Если уж венец природы, так пусть и венчает, царь – так царит. На пути успешного выживания Человек представляется как ответственный владелец биосферы, король-хозяин, а не царек-самодур. Тогда Homo sapiens и впрямь будет любить природу, как собственник и покровитель, подчинив ее в виде зоопарков-сафари, заповедников, парковых лесов, охраняемых жесткими законами. При этом используемый нами образ «Человек-гора» как бы продолжит обрастать все большим числом высших (а следовательно, неустойчивых) форм жизни. На первый взгляд, это просто какой-то футуризм! Как сказал Хлебников: «А я просто снял рубашку, дал солнце народам Меня!» Но на самом деле, перед нами реальная стратегия высокоразвитого общества. Многие современные государства уже в 1990-х стали именно такими элементами антропобиосферы. Они придерживаются особой стратегии, называемой с 1972 года Sustainable development, что на русский почему-то перевели как «устойчивое развитие».