-- Боятся бунта?

-- Именно. Кривцов, конечно, не Разумовский -- труба пониже, дым пожиже. Но вдохновить оппозицию на подвиги вполне может -- тем более, что им все равно, кем прикрываться. Поэтому кое-кто хочет свалить на Кривцова этот поджог, а потом показательно посадить. Глотки не заткнешь, но это дело такое -- покричат и перестанут.

Бладхаунд смотрел, как она ложечкой собирает со стенок чашки остатки кофе. Подозвал официантку, расплатился.

-- Скажи мне, -- сказал он, усадив Машу в машину, -- что положено делать, если вдруг во время расследования возникнет нейрокристалл в теле? А точнее, носитель нейрокристалла естественного происхождения.

Маша подняла брови.

-- Термин "носитель нейрокристалла" упразднен больше пяти лет назад.

-- И все-таки?

Она пожала плечами.

-- Это зависит от многого. Экстракция личности запрещена, следовательно, нейрокристалл изымается и отправляется на экспертизу, а память внимательно анализируется. Понимаешь, такого субъекта, как носитель кристалла, не существует, поэтому и лицом, совершившим преступление, он быть не может. Это состав преступления и вещественное доказательство в одном флаконе. Поэтому появление подобного объекта -- это отдельное дело, подлежащее расследованию. А почему ты спрашиваешь?

-- Я хочу понять, что будет с таким носителем, если он совершит преступление.

-- Разберут, проанализируют память чтобы выявить сообщников. Возбудят дело об экстракции и будут искать виновника. Если не найдут -- закроют оба дела. Если найдут -- посадят за экстракцию, да еще добавят за совершенное носителем.

-- Кристалл уничтожат?

-- Самое смешное, что нет. Носитель -- робот -- не считается по нашим законам человеком. Это вещь, и обойдутся с ним как с вещью. Подержат до суда и вернут владельцу. Что ты киваешь? У меня такое ощущение, что тебе что-то известно.

-- Не наверняка.

-- Предположи.

-- Разумовский.

-- Что?

-- Клинику Бражникова поджег Разумовский.

-- Тот самый?

-- Да.

Маша долго смотрела на него, потом сказала:

-- Ищейка, ты знаешь, о чем говоришь. Ты меня тогда очень выручил с Савицким, и теперь тебе вроде как нет резона шутить... Но откуда ты знаешь?

-- Я не выдаю свои источники, -- сказал Бладхаунд. -- Я дал тебе версию. Проверяйте, у вас больше возможностей, чем у меня.

-- Ты никогда ничего не делаешь просто так, -- глаза Маши сузились.

-- Кристалл, -- сказал Бладхаунд. -- Мне нужен кристалл. И огласка.

-- Если ты прав, -- усмехнулась Маша, -- огласка будет.

Маша жила на самой окраине города. При подъезде к кольцевой начались пробки.

-- Там авария, -- сказала Маша, выглянув в окно. -- Похоже, мы надолго застряли.

Она оказалась права. Бладхаунд оценил положение -- со всех сторон плотно стоят. Деваться некуда.

Стрелка подбиралась к половине второго. Еще есть шанс успеть к Стогову. Правда, небольшой.

Когда Бладхаунд остановился перед Машиным подъездом, она крепко спала. Он разбудил ее.

-- Держи меня в курсе, -- попросил он.

Маша кивнула, зевнула, прикрывая рот ладонью, и скрылась за дверью.

Бладхаунд запросил у навигатора адрес Стогова.

Он опоздал на сорок минут. Стогов сам открыл дверь. Стоя на пороге мастерской и сквозь застилающий глаза пот вглядываясь в лицо внезапного посетителя, он выглядел совсем не так, как в гостиной Януша. Щеки покраснели, лицо довольного жизнью сибарита напряжено, крупное тело надежно упаковано в безразмерный белый халат.

-- Это ты! -- наконец признал он, вытирая руки о полотенце, висящее у стены. -- Я уже начал волноваться! У меня тут клиент...

-- Пробки, -- пояснил Бладхаунд.

Стогов снял халат, бросил его на спинку кресла, прикрыл дверь, из-за которой доносились шум, лязг и крики, и повел его в жилую часть дома. Он снова превратился в радушного хозяина, у которого нет других забот кроме выбора вина к обеду.

-- Я не могу надолго отойти, -- сказал он, провожая гостя в жилую зону. -- Клиент у меня. Свалился на голову нежданно-негадано. Решил кое-что поменять в заказе. Но и без чашечки чая не могу тебя оставить. Олеся, ты мне нужна!

В просторной гостиной две женщины были заняты уборкой. Одну из них -- экономку Стогова -- Бладхаунд узнал. Вторая была ему незнакома.

Стройная, светловолосая. Красивая. Темно-синее платье горничной очень шло ей. Она подошла по знаку Стогова и замерла в паре метров от Бладхаунда.

-- Олеся, это Блад, мой друг. Займи его тут на полчасика. И смотри у меня, заскучает -- голову снесу!

Стогов потрепал Бладхаунда по плечу и вышел.

Бладхаунд остался с Олесей.

-- Позвольте предложить вам чаю? -- сказала она.

-- Пожалуй, -- согласился он.

Девушка вышла и тут же вернулась с подносом. Две чашки, чайник, сахарница, блюдце с лимоном, тарелка со сладостями. Видимо, экономка приготовила все заранее. Олеся разлила чай.

Бладхаунд устроился на диване, пил чай и разглядывал девушку. Она поднесла чашку к губам и улыбнулась, заметив взгляд Бладхаунда.

-- Это любимый чай Артемия Сергеевича, -- сказала она.

-- Хорош, -- ответил Бладхаунд.

-- Берите кексы. Марина Петровна сама печет. Они чудо как хороши.

-- Спасибо.

Несколько минут посидели в тишине.

-- Вы немногословны.

-- Увы.

-- Говорят, молчаливые мужчины очень страстные. Что вы на это скажете?

Она придвинулась ближе.

-- Возможно, -- равнодушно бросил Бладхаунд.

Она поставила чашку.

-- Вы прямой человек, -- улыбнулась она. -- Тогда и я скажу прямо. Артемий Сергеевич любит, когда его гостям хорошо. Я могу сделать вам очень хорошо.

Бладхаунд усмехнулся.

-- Не надо.

-- Да что вы говорите? -- Она подняла брови.

Бладхаунд оценивающе оглядел ее. Она соблазняет его -- по собственной воле или по научению хозяина? Бладхаунд несколько секунд колебался -- не поддаться ли. Олеся была уже совсем близко, он чувствовал ее дыхание на своей щеке.

-- Небольшая игра, -- сказала она ему в ухо. И стала расстегивать пуговицы на его рубашке. Бладхаунд осторожно поддался игре, следя за каждым движением девушки. Она медленно провела пальцем по его щеке, потом коснулась губами шеи, обнажила ключицы. Рубашка полетела в угол. Олеся двигалась медленно, но неуклонно вниз. А Бладхаунд пытался заставить свое тело отреагировать.

Если бы это был просто секс, то Бладхаунд поддался бы ее ласкам. Но сейчас, он чувствовал, происходило что-то другое.

-- Тебе не нравится? -- спросила она.

-- Неожиданно, -- ответил он.

Она улыбнулась:

-- Сейчас все будет...

Она занялась его ногами. Начиная с пальцев, она исследовала их руками и губами, словно по крошечному кусочку изучая его тело.

Изучая.

Бладхаунд запустил руки в густые волосы. Нет. Он лихорадочно соображал, чувствуя, что тело не может больше игнорировать ласки. Пробежал пальцами по ее спине, провел по груди, коснулся интимных мест.

Не то.

Он обхватил ее лицо ладонями и заставил посмотреть ему в глаза. Поцеловал, сначала нежно, затем проведя языком по ее нёбу. Коснулся губами ушка.

Не то.

Думай, Бладхаунд! Это не должно быть там, куда ты можешь проникнуть ненароком. И уж тем более -- там, куда ты проникнуть должен.

-- Стоп!

От резкого вскрика она замерла, в недоумении глядя на него.

-- Посмотри на меня... Нет, не так. Вот так, умница, -- он развернул ее лицо к свету и заставил посмотреть в потолок. -- Вот значит как...

Он повернул ее лицо к себе и сказал четко, глядя ей прямо в глаза:

-- Ты мастер, Артемий. Преклоняюсь. Рычаг в ноздре, никаких швов... Она просто прекрасна!

Затем отпустил ее.

-- Ты хочешь, чтобы я продолжила? -- спросила она.

-- Да, -- ответил Бладхаунд. -- Только давай побыстрее.

Стогов вернулся через три четверти часа. Он уже снял халат и теперь был одет в темный костюм свободного покроя. Хозяин оглядел гостиную и, кажется, остался доволен.