К Артемию Стогову Бладхаунд добрался уже затемно. Остановил машину у ворот -- глухих, непроницаемых, с одиноко болтающимся фонарем над широкой калиткой. Бладхаунд нажал на кнопку звонка.

Раздался заливистый лай. Ворота отъехали в сторону, открывая взгляду небольшую, на три машины, открытую стоянку. Пока Бладхаунд парковался, из дома вышел хозяин. Светлый костюм на массивном теле, распахнутая куртка, растрепанные волосы, глаза щурятся через очки. Стогова явно не обрадовал поздний звонок ищейки.

Раскормленная овчарка, скалясь, поджидала Бладхаунда у машины, и отступила только после окрика хозяина. Недовольно огрызаясь, отошла в темноту.

-Сколько раз говорил, чтобы не подходила к машинам, -- недовольно проворчал Стогов, протягивая руку гостю. -- Дурацкая привычка. Дождется, что ее переедут, как Лагера... Фу, Лагер, фу!

Они подошли к дому, где их встретила еще одна овчарка.

-- Роботы, -- пояснил Стогов, и в голосе его Бладхаунду послышалось самодовольство. -- А то, знаешь, жизнь и так полна перемен, хоть что-то неизменное. Да и привязался к ним, к чертям. Впрочем, что я тебе объясняю, ты же тоже за собачкой.

Бладхаунд кивнул.

-- Вообще-то я еще не закончил, -- словно извиняясь, развел руками Стогов. -- А полработы не показываю.

-- Я не за этим приехал.

-- Да помню я, помню.

Хозяин, отпыхиваясь после ходьбы, стащил с себя куртку. На помощь пришел дворецкий.

-- Уф. Ну что, пойдем?

Бладхаунд, тоже успевший скинуть плащ, прошел за хозяином в большую гостиную. Взглядом окинул обстановку -- отделка натуральным камнем и деревом, камин, живопись на стенах. Хорошая живопись, и далеко не новодел -- отметил Бладхаунд. И мебель простая с виду, но дорогая, сделанная на заказ. Появилась домработница, молча поставила бутылку коньяка, пару приземистых бокалов, блюдце с лимоном, и удалилась. Стогов жестом пригласил Бладхаунда угощаться. Бладхаунд покачал головой:

-- За рулем. Лучше кофе.

-- Эй! -- рявкнул хозяин прислуге. -- Кофе для гостя! Много теряешь, -- сказал он, уже повернувшись к Бладхаунду и плеснув себе коньяка на донышко бокала. -- Я вот несколько лет как обзавелся водителем и позволяю себе все, что хочу. Тело, брат, надо любить.

Стогов похлопал себя по внушительному животу и поднес бокал к носу.

Домработница появилась снова и ушла, оставив чашку крепкого кофе, сливочник со свежими деревенскими сливками и сахарницу.

-- Так что у тебя? -- спросил Стогов, глядя на Бладхаунда сквозь бокал настороженным взглядом.

Бладхаунд достал плеер и проиграл запись. Собираясь сюда, он отредактировал диалоги из Кривцовской квартиры так, чтобы звучал только голос Ро, а по содержанию невозможно было догадаться, кто с кем и о чем говорит.

Стогов внимательно выслушал.

-- Это законно? -- спросил он.

-- Нет. Но нарушаю закон не я. И не ты.

-- Кто это говорил?

-- Неизвестное лицо в гостях у моего клиента.

Стогов медленно поставил бокал на столик.

-- Этот голос... Да, он очень похож на голос стандартного японского адама.

-- Насколько похож?

Стогов пристально посмотрел на него, потом вздохнул.

-- Прокрути еще раз.

Бладхаунд щелкнул кнопкой.

-- Слышишь его шипящие? Японцы так и не научились работать с этими звуками, они присвистывают... Это очень ранняя модель. Очень дешевая. Американские голосовые модули закупать было дорого, а отечественные появились буквально накануне запрета. Вот, опять, слышишь?

Бладхаунд кивнул.

-- Это едва ли не первая модель с полноценной функциональностью, самая простая, использовалась в основном во всяких исследовательских институтах, для опытов. Там куча недоработок, таких, что даже исправлять не стали, просто выпустили новую модель. Но на безрыбье, сам понимаешь, тело -- это тело, покупали люди. Да и потом, когда поразнообразнее стало, все равно покупали, потому что дешево. Я много таких раскурочил.

-- Ну, -- ответил он на удивленный взгляд Бладхаунда, -- я же с японцами и работал. Или ты думаешь, я с нуля тела делал? Зачем, если начинка японская отличная. Я -- если угодно, пластический хирург, я корректор, прикладник, а не железячник. Я покупал -- да и сейчас покупаю, собачку вот твою -- блоки электроники, отдельные, брюшину там, каркас, лицевой комплекс, руки-ноги... Это важно, потому что приходилось же под описания родственников подстраивать, пульс, давление, сила и все прочее, это же разное, и мозг настроен, тело должно отвечать. Потом собираешь все, наращиваешь мышцы, кожу -- все тоже зависит от бюджета и требований заказчика, есть варианты. Ну а потом чехол для кристалла надо разобрать, просмотреть внимательно, перепрошить, поставить заглушки. Скажем, не хватает денег на полноценное тело и купили, к примеру, такое, чтобы руки-ноги-глаза были, а вкуса, к примеру, не ощущал. Родственнички-то как думают -- пусть поживет так пока, а потом докупим. А в мозг-то сигнал идет, и кто его знает, что туда придет, если не поставить заглушку. Так вот, с этими самыми первыми адамами удобно было, что там общая функциональность на уровне, и можно докупать и добавлять по мере необходимости. Голос, к примеру, поменять с такого вот на родной. Самые дорогие-то блоки имели только один голосовой канал, но зато любые интонации могли воспроизводить, от того, что было при жизни, и не отличишь! Так что, брат, собирали людей, как конструктор.

Они помолчали.

-- Я не слышал этой записи, -- сказал Стогов, доливая себе из бутылки.

-- Конечно, -- Бладхаунд убрал плеер.

-- Приятелю своему скажи, что мне еще пара дней нужна. Скоро закончу. Привезу, пусть посмотрит, если что не так -- доработаем. У меня все серьезно, за десять лет работы -- ни одного недовольного клиента.

Стогов снова был настроен благодушно и смотрел на Бладхаунда без опаски и даже с некоторой хитринкой.

-- Заодно привезу ему собачий корм, пусть попробует новинку.

-- Собачий корм?

-- Моя разработка, -- гордо выпятил грудь хозяин. -- Животные же. Хищники. Жрать -- основной инстинкт.

-- Заглушки?

-- Заглушки? -- Стогов махнул рукой. -- Это не то. Это как текила без соли -- вроде все то же, а чего-то не хватает, без чего кажется, что тебя надули. Да и потом, старые привычки из кристалла не выбьешь. Вот Маришка моя, домработница, говорит, как она выйдет, сразу к мискам бегут. И сейчас бегут, инстинкт у них, а миски пустые -- ну как так? Я сначала мясо им велел кидать, потом подумал -- а смысл? Не, ты скажи, ему ж ведро мяса надо, он его изорвет, изжует, а потом как было так и навалит где-нибудь под кустом. Свежее! И куда его потом? Только мух разводить. Вот я и подумал. Сделать пластиковую дрянь, чуток ароматизатора, чуток вкусовой добавки... А лучше -- органическую, чтобы в землю уходило. Просто, дешево, экологично и востребовано!

Бладхаунд покивал. Допил кофе. Стогов, раскрасневшийся и воодушевленный, вдруг притих.

-- Я вот все думаю, -- глядя в одну точку куда-то мимо лестницы на второй этаж, сказал он, -- начерта людям это бессмертие сдалось? Зачем все эти кристаллы, если жить -- нельзя? Я же видел собак с заглушками. И людей с заглушками видел -- делал даже. Человек с заглушкой -- это не человек. Или, во всяком случае, другой человек. Мозг тот же, а человек -- другой. Страшно это, брат.

Руки его стиснули бокал, казалось, сейчас раздавят.

По дороге Бладхаунд обдумывал слова Стогова. Тело, понятно, скорее всего было частью институтского прошлого, надежно упрятанной Кривцовым от чужих глаз. Но мозг?

Дома Бладхаунд направился прямо к терминалу. Там его ждали записи последних разговоров Кривцова. И большой список загруженных Кривцовым файлов.

Бладхаунд решил начать с разговоров. Прослушал их, посмотрел на часы и потянулся к телефону.

-- Вышла? -- спросил он коротко.

-- Нет.

-- Выйдет, проследи. Все передвижения, сколько где пробудет -- всю информацию мне.

-- Окей.

-- Кривцова тоже постарайтесь не выпускать. Если надо, возьми еще людей.