государство?

— Ну, ты скажешь такое... То партийное дело, а это...

— А это что? Не партийное дело? А чье же? Может быть, инспекторов Наробраза?

Нет, Сидор Иванович, воспитание молодежи — партийное дело, и ты как коммунист должен

это понять. Ты только подумай, куда тянут меня все ваши Петровы, Бретели, Духовы,

Козловы, Шарины и другие! «Боже сохрани как-нибудь влиять на ребят – их сознание должно

развиваться самостоятельно!», «Нельзя учить ребят ненавидеть врагов, так как все люди –

братья!», «Нельзя наказывать ребят за плохие поступки, так как это их ожесточит!» И так

далее и тому подобное... Вспомни, что совсем недавно проповедовала Бретель: колонии

нужно закрыть, а беспризорных, видишь ли, отдать на воспитание кулакам! А твой Духов и

десяток его родственников, наводнивших аппарат Наробраза? Вспомни, сколько раз их

вычищали из вашего аппарата. Почему же вы их снова восстанавливаете на прежнем месте?

А ваш Петров, профессор, «крупнейший авторитет в вопросах воспитания», так воспитал

своего сына, что вынужден был для исправления отдать его в колонию. Хороша и Козлова

(Зоя)! Спроси наших новых колонистов, как она обучала их следить за мной и потом

доносить ей. Конечно, и среди ваших инспекторов есть люди, понимающие и ценящие

успехи и опыт колонии, но, к сожалению, они еще в меньшинстве и часто не решаются прямо

выступить против наших врагов,— добавил Антон Семенович.

Насколько Макаренко был прав, можно судить по одному тому, что враги, о которых

он говорил Халабуде, были впоследствии разоблачены на Украине как пособники кулаков,

троцкисты, буржуазные националисты. Нужно вспомнить здесь и то, как сурово были

осуждены нашей партией извращения педологов.

— Ты, Сидор Иванович, не думай, что нас никто не поддерживает! — продолжал

Макаренко. — Я тебе назову тех, кто на нашей стороне. Это прежде всего работники

детколоний, разуверившиеся в «помощи» Петровых, Брегелей и Шариных. Это рабочие-

коммунисты с харьковских заводов, частенько заглядывающие к нам, чтобы собственными

глазами посмотреть на нашу жизнь. Это бедняцко-середняцкое селянство, которое с нашей

помощью объединяется в артели. Я не говорю уже о селянской молодёжи — она вся на

нашей стороне. А сколько детей из кулацких семейств, познакомившись с колонией, ушло от

родителей! А вузовская молодёжь! Ты думаешь, она не видит разницы между пустыми

словами профессора и живой, творческой работой всего нашего коллектива? Знаешь, что мне

напоминают писаки — составители всяких инструкций и проектов, окопавшиеся в

Наробразе? Пузырьки на воде во время дождя: надуваются, лопаются и исчезают без следа.

Халабуда не рискнул вступить в спор с Антоном Семеновичем и только с огорчением

проговорил:

— Тебя все равно не переспоришь, пойду спать... Шум в колонии стал стихать, но в

кабинете Антона Семеновича еще долго раздавались голоса. Пришли наши актеры, они

собрались на репетицию «Леса» Островского. Роль Несчастливцова исполнял Антон

Семенович. До двенадцати часов был слышен его голос — то актера, то режиссера спектакля.

Часто доставалось от него воспитательнице Любови Петровне, игравшей роль помещицы

Гурмыжской.

— Да смотрите вы ласковей на своего жениха Буланова! — умолял ее Антон

Семенович. — Забудьте вы, что это Гриша, неудачный охотник, разбивший сегодня стрелой

из лука стекло в вашей комнате. Он больше этого делать не будет.

— Правда, Гриша?

Очень удрученное гришино «да» показывало, что он весьма опасается последствий

своей неудачной охоты, тем более что «невеста» уже дважды подала ему реплику совсем не

по пьесе:

— Где хочешь возьми, а чтобы завтра стекло было вставлено!..

– 36 –

Только в начале первого возвратился Антон Семенович домой. Татьяна Михайловна

спала, но на столе он увидел тщательно укутанный чайник и ужин, прикрытый белой

салфеткой, приготовленный заботливой рукой матери.

В БОРЬБЕ С ПРОТИВНИКАМИ

В 1927 году Антон Семенович разработал проект создания Управления детколониями

Харьковской области (тогда еще губернии), которое должно было взяться за широкое

внедрение в жизнь опыта колонии имени М. Горького.

Со своим проектом Антон Семенович ознакомил Галину Стахиевну Салько —

председателя Комиссии по делам несовершеннолетних. Она горячо поддержала Макаренко и

приняла деятельное участие в осуществлении его замысла.

Отдел народного образования Харьковского губисполкома, конечно, высказался

против предложений Антона Семеновича.

Однако проект был сдобрен одним из заместителей председателя губисполкома,

хорошо знавшим старый и новый Куряж. Но заведовать Управлением детколониями Антон

Семенович отказался, и по его совету во главе этого нового учреждения была поставлена по

совместительству Галина Стахиевна Салько. Макаренко стал ее заместителем, заведование

производственной частью Управления поручено было мне.

Работники Наробраза не могли примириться со своим поражением. Они продолжали

борьбу, и по их настоянию Управление не получило никаких административных прав и, в

частности, права сменять персонал детских учреждений.

Вся наша работа протекала глазным образом на местах и начиналась с подробного

изучения жизни той или иной колонии.

На общих собраниях ребята расспрашивали Антона Семеновича о жизни в колонии

имени М. Горького, и часто их вопросы убеждали нас в том, что кто-то (мы хорошо знали

кто!) ведет сознательно клеветническую агитацию против Макаренко.

— Правда ли, что у вас если не слушаешься, то бьют?

— Есть ли у вас карцер?

— Часто ли оставляют только на хлебе и воде?

А на собраниях педагогов и воспитателей Антона Семеновича всюду спрашивали об

одном и том же: какие меры воздействия применяет он к провинившимся ребятам.

Чувствовалось, что вопрос о борьбе с хулиганством — больное место всех колоний и никто

не знает, как по-настоящему подойти к разрешению этой проблемы.

Не все педагоги относились с доверием к Антону Семеновичу, когда он говорил, что в

колонии имени М. Горького никакого карцера нет, ребят не бьют и не наказывают лишением

пищи. Один из таких скептиков по приглашению Макаренко прожил у нас три дня,

тщательно осмотрел все уголки Куряжа и все же перед отъездом спросил:

— Где у вас карцер? Я его искал, искал, но так и не нашел.

Антон Семенович покачал головой, невесело улыбнулся и высказал опасение, не

напрасно ли вообще этот «педагог» приезжал к нам.

Слухи о предстоящем разгоне педагогического персонала всегда предшествовали

нашему приезду в ту или иную колонию. Бывших классных дам, педелей, учителей-

неудачников было среди воспитателей в то время немало, они-то и распространяли эти слухи.

Кажется, в Волчанске один такой «воспитатель» неопределенного возраста, в засаленном

долгополом пиджаке, напоминавшем халат Плюшкина, сложив руки; на животике, скучным

голосом спросил Антона Семеновича:

— Правда ли, что, приняв Куряжскую колонию, вы уволили всех воспитателей?

Неужели не нашлось ни одного достойного работать под вашим руководством?

– 37 –

— Да, я действительно уволил всех,— сказал Антон Семенович. — Возможно, среди

них были и достойные, но, находясь в Куряже, они дошли до такой степени разложения, что

сами нуждались в воспитателе. Но почему это вас так беспокоит?

— Имея жену и наследников, интересуюсь, что ждет меня в будущем, дабы

заблаговременно принять необходимые меры к подысканию крова, — витиевато ответил этот

субъект.

Подобные этому воспитателю типы встречались почти в каждом детском учреждении,

они пугали ребят мнимыми ужасами жизни в колонии имени М. Горького и сеяли среди