— Непременно полетим, Ося, — уверенно сказал Лось.

Сказал так, что и тени сомнения не осталось в смятенной оськиной душе.

Да, подумал Оська. Так и будет.

Скорее бы!..

На закате выяснилось наконец, что карта врала.

Не было тут никакого города. Следов города — и тех не было. Одни витые да крученые скалы грозно топорщили в бесцветное небо охряные острия, да, дюна за дюной, катила к горизонту волны песка Великая Пустыня.

Оська бросил рычаги, останавливая машину. Поерзал на огромном брезентовом мешке, перетянутом ремнями, который пришлось приспособить вместо водительского сиденья. Откинул броневой колпак. В лицо тут же пахнуло морозом, и внутренность кабины поросла толстым слоем инея.

Оська приложил к глазам бинокль и огляделся.

Вдали громоздился огромным пузырем вулкан Олимп, а над равниной Амазония танцевали в закатных лучах призрачные занавеси бледного полярного сияния.

Оська понял, что пришло время помирать. И лично он может начинать прощаться с жизнью прямо сейчас.

Потому что по возвращении в лагерь товарищ Фуркис все равно застрелит его из своего здоровенного маузера. Обвинит в саботаже и расстреляет, как врага революции.

От этой мысли Оське делалось особенно обидно. На него понадеялись, доверили ему судьбу всего предприятия — а он напортачил где-то при переводе. Никакого города в пустыне не оказалось, и надежды на спасение нет. Никто не будет им рад, никакая дипломатия не сработает, даром что на переговоры по радио ушли три года.

Оська, как единственный на свете человек, способный интуитивно, по интонационным намекам, угадывать мыслеречь марсиан, самолично указал на карте точку, в которой первопроходцам предстояло отыскать поселение местных и получить запас горючего для возвращения домой.

Сколько времени пришлось потратить, объясняя многоногим слизням принципы ракетного движения и устройство «Стрелы», Оське даже вспоминать не хотелось.

Зато теперь он был уверен, что наверняка сможет если не собрать ракету своими руками без помощи инженера Лося и его подручных, то уж точно сможет читать курс на кафедре тепловых двигателей и ракетостроения в Бауманке.

То есть — смог бы. Если бы удалось вернуться.

А теперь… Нет города — и прощай, горючее, прощай, «Стрела», прощай, родной дом…

И — здравствуй, Марс. Голый, холодный и безжизненный.

Словом, положение было — хоть плачь. Да куда там!

Последнюю каплю воды он вытряс из фляги в пересохший рот еще час назад. Тогда он умирал от жары в меховом коконе комбеза, и пот градом катил под маской обогатителя, разъедая кожу, словно и не пот был, а кислота муравьиная.

Оське, усталому сильнее некуда, примерещилась в тот час вдруг родная тайга на Ангаре, запах прогретой солнцем хвои, крепкий кисловатый дух растревоженного травинкой в мальчишеских руках муравейника на солнцепеке… Вспомнился стремительный, только успевай переставлять ноги, бег по крутому песчаному склону вниз, к воде, прохладной даже в самый жаркий день, и вкус ее, вкус, вкус…

Оська тогда едва не взвыл, а уж слезу-то пустил бы непременно, кабы не обезводился к тому времени вконец.

Теплозащита в треножнике была ни к черту. Как ни старались инженеры в КБ Лося, но особых успехов в ее улучшении не добились.

— Извини, Осип, но материалы не те, — разводил руками сам генеральный. — Чтобы добиться нормальной термоизоляции, сюда столько напихать придется, что для тебя самого места не останется. Там ночами-то, почитай, как в Арктике с Антарктикой, а днем не намного теплее. Так что, если тебя утешит, им у нас тоже несладко приходилось. От жары должны были изнывать.

— Я видел, Мстислав Сергеевич, — отвечал Оська. — Изнывали. Да так им и надо, тварям.

Мда. Это было давно. Сейчас Оське за те свои слова совестно. Потому что и времени прошло немало, и официальная позиция сменилась. Молодому государству в кольце врагов ох как нужна была дружеская рука! И пусть это даже и не рука вовсе, а слизистое щупальце.

А еще в ту пору появился в жизни Оськи Аыыргал. И непримиримость его за следующие годы куда-то улетучилась.

Но тогда резок был, да.

Лось в такие моменты словно выныривал на поверхность из непостижимых глубин собственного разума и внимательно смотрел на Оську.

— Прости, дорогой, все время забываю, — говорил потом Лось. Близорукими виноватыми глазами он при этом жалобно смотрел на Оську, словно извиняясь.

Сегодня, плавно качаясь в такт шагам трофейного планетохода, Оська трясся от холода и вспоминал те события едва ли не годичной уже давности с чувством умиления.

Гражданская война прокатилась по стране щетинистым колючим шаром, не пожалев ни одну семью — а у Оськи и семьи-то никакой не осталось с той далекой поры, как аккурат через год после революции свалилось с небес на его деревню огненное ядро. Кого не убило сразу, повысосали страшные ухающие твари, которые перешагивали деревья своими машинами.

Оська спасся невесть каким чудом — а потом жил еще полгода под самым боком у чужаков, едва не сойдя с ума от постоянного ужаса. Чем приходилось питаться, Оська сам себе поклялся никому и никогда не рассказывать.

Тогда-то его разум и изменился, и он, в ту пору восьмилетний, обнаружил однажды, что может понимать чертей-кровососов. Подгадав под их уход из укрепленного лагеря, выросшего на месте деревни, Оська пустился в бега. И носило его по необъятным просторам страны где пешком, а где и верхом, все смутные четыре года, пока не повстречал он в занесенном снегом Красноярске Николая Петровича Аввакумова. А по весне-лету отправился с ним и его броневой командой на отстрел марсианской сволочи, изрядно попортившей за эти годы нервы молодой республике.

Как переводчик, единственный и неповторимый, Оська оказался к месту в команде авантюристов, облеченной в мандате за подписями верхушки ЦИК широчайшими полномочиями, которые при желании поддавались весьма вольной трактовке.

Так, в смертельном состязании с превосходящими в технологии, но отстающими в гибкости и приспособляемости врагами, и прошел остаток войны.

А потом как-то сразу вдруг оказалось, что угроза с Марса в масштабах республики миновала, и враг если не изведен полностью, то накрепко прижат к ногтю и согласен на переговоры.

И все завертелось.

После окончания войны Оська вдруг обнаружил себя в Петрограде подающим бумаги в фабрично-заводское училище, а через несколько месяцев на него вышел Лось. Последующие годы Оська параллельно с обучением служил переводчиком в отделе межпланетных дел при ВЧК. Во время нечастых, невесть какой системой определяющихся сеансов связи с красной планетой присутствие его там становилось постоянным.

Человеческое горло неспособно было издавать звуки, хотя бы отдаленно напоминающие ухающую марсианскую речь. Оська со своим странным даром так и остался единственным в Советской России человеком, который способен был понимать чужаков — и быть понятым ими.

Именно Аыыргал, один из немногих марсиан, живыми попавших в руки чекистов, оказался посредником между своими собратьями и прогрессивным социалистическим человечеством, по первости выполняя для Оськи роль речевого придатка. Именно голосом Аыыргала молодая республика разговаривала сквозь миллионы верст пустоты с древней империей Марса.

Оська же доносил до своих Глас Неба.

Глас этот был недобр — но лишь поначалу, до той поры, пока не стало ясно, что в руки к чекистам попал единственный наследник имперской короны. Наследный принц возглавлял одну из волн Второго Нашествия, которое пришлось на самый разгар Мировой войны и охватившей полмира революции, а потому повсеместно потерпело бесславное поражение. Старому императору приходилось туго в окружении врагов в своей затерянной в песках, среди пересохших каналов, столице. Он возжелал получить своего родича обратно.

После долгих переговоров к Марсу стартовала «Стрела».

И, разумеется, Оська был в ее экипаже.