Снизу донеслись звуки телевизора, похоже, что-то спортивное. Я зачем-то на цыпочках вошла в спальню и забралась под одеяло. Если уж Римман решил не спешить переспать со мной и ушел посмотреть телек, то я только «за». Уж мне-то точно торопиться некуда.
Лежала в постели, вздрагивая от каждого звука. Римман все не приходил. Но потом, пригревшись, как-то незаметно отключилась.
Грохот внизу, и я вскакиваю на постели…
Дверь в мою комнату распахивается, и буквально влетает отец…
Его лицо перекошено от ярости и отчаяния…
Вместе с ним в комнату врывается тяжелый металлический запах крови…
Отец хватает меня и тянет к окну…
Открывает его и выталкивает меня наружу…
Я падаю на холодную грязную землю…
Слышу жуткий предсмертный рев отца…
А потом я бегу… Бегу и бегу…
Сзади слышен азартный вой Волков…
Они знают, что я уже близко и у меня уже нет сил, и просто забавляются, загоняя…
Я падаю и кричу, срывая горло…
Чьи-то руки крепко обвивают меня, и я отчаянно рвусь на свободу.
– Тш-ш-ш! Тише, принцесса Ники, – рокочет мягкий, но властный голос прямо у моей кожи за ухом. – Тише, тебя никто не тронет… Я никому не позволю…
И я понимаю, что прижимается ко мне не мокрая, вонючая волчья шерсть, а горячее, большое тело, и его запах родной и уютный. Это меня успокаивает, совсем как в детстве. Я обмякаю в надежных объятиях и снова проваливаюсь в сон.
Пробуждение было резким, будто кто-то толкнул меня. Я села на кровати, испуганно озираясь. Все последние события мгновенно выстроились в моей голове пылающим рядом картинок, и осознание того, что это реальность, а не один из моих кошмаров, сразу же навалилось на мои плечи многотонным грузом.
Окна в спальне все еще плотно задернуты толстыми гардинами, а в постели я одна. Похоже, Римман решил, что я не слишком заслуживаю его внимания, если так и не пришел ко мне этой ночью. Но, осмотревшись, я увидела вмятину на соседней подушке. Понюхав ее, ощутила запах старого друга, причем свежий, так, словно он ушел буквально пару часов назад.
Выбравшись из постели, подумала, что неплохо бы найти мои джинсы. В ванной их не оказалось, как и остальной одежды. Я нерешительно потопталась в коридоре, размышляя, как мне быть. Снизу из кухни шли звуки и запахи, говорившие о том, что Римман там. И что, мне спускаться туда прямо в его футболке на голое тело? А что, если он не один?
Я так и стояла наверху, ни на что не решаясь, когда Римман бесшумно появился у подножия лестницы. Я ахнула и инстинктивно попыталась натянуть футболку ниже. Римман окинул меня оценивающим взглядом и нахально усмехнулся.
– И долго ты намерена там стоять? – спросил он.
– Я… Мои вещи пропали.
– Я забросил их в стиралку. Они насквозь провоняли Локи, об которого ты так настойчиво терлась вчера ночью.
– Я не терлась об него, – возмутилась, моментально вспыхивая. – Он сам ко мне лез!
– Ну да. Иди вниз, пора завтракать. – Он развернулся, давая понять, что разговор окончен.
Мне захотелось что-нибудь швырнуть ему в затылок! Надо же, оказывается, я сама еще и к этому придурку Локи приставала. Я раздраженно зашагала по лестнице, даже забыв про свой наряд.
На кухне уже был накрыт стол.
– Ты все еще ешь эту ужасную кашу из пяти злаков по утрам? – спросил Римман, кивнув мне на стул.
– Да. Неужели ты об этом помнишь? – удивилась я.
– У меня прекрасная память, принцесса Ники. Да и разве забудешь такую дрянь? – фыркнул Римман, доставая из магазинного пакета пачку моего любимого завтрака.
– Дрянь? Да ты уплетал его вместе со мной каждое утро так, что за ушами трещало!
– Ну, когда я появился в вашем доме, любая жрачка прокатила бы за счастье. Ну, а потом, как же мне было обидеть хозяйскую дочку и сказать, что есть каждое утро такое отстойное дерьмо – просто ужасно?
– Это очень полезно! – возразила я.
– По мне, так гораздо полезнее каждый день есть то, что хочется, и баловать себя разнообразием, а не из года в год давиться одной и той же жутко полезной, но совершенно безвкусной пакостью.
И почему мне кажется, что говорит он не совсем о еде?
– Мне нравится. – Я уткнулась в тарелку, но, положив первую же ложку в рот, поняла, что, и правда еда безвкусна, да и есть мне что-то не хотелось.
– В чем дело? – резко спросил Римман. – Не устраивает еда?
– Я просто, по-моему, не голодна пока.
– Так не пойдет, принцесса. Я не жалую кости в постели. Да, мои потребности ты не сможешь удовлетворить, если будешь качаться от голода. Не думай, что если объявишь голодную забастовку, это вызовет мою жалость и я изменю условия нашей сделки. В твоих интересах как можно дольше привлекать к себе мое внимание, иначе очень быстро окажешься в поисках нового желающего терпеть твои выкрутасы. Тебе понятно? – Римман говорил жестко и холодно.
– Я вовсе не пытаюсь тебя разжалобить! – гневно глянула на него.
– Разве? Тогда возьми эту гребаную ложку в руку и съешь чертову кашу, из-за которой мне пришлось тащиться в магазин с утра пораньше! – рявкнул он злобно.
Очень хотелось разреветься, но доставлять Римману такое удовольствие я не собиралась. Давясь, я запихнула в себя кашу и продемонстрировала пустую тарелку мучителю.
– Доволен?
– Ну, если еще вымоешь посуду, то вполне. Или не царское это дело посудой ручки марать?
– Да иди ты! Я всегда обслуживала себя сама! – огрызнулась я.
Схватив наши тарелки, встала над раковиной, радуясь возможности не смотреть в это наглое лицо. Но едва я хотела включить воду, как почувствовала горячие пальцы на задней поверхности моего бедра, и они медленно скользили по коже вверх. Замерла, забыв, как нужно дышать.
Дыхание Риммана коснулось моего затылка, а вторая нахальная рука, так же едва касаясь, двинулась к моей груди. Пальцы внизу подняли мою футболку, и огромная мужская ладонь легла мне на ягодицу и сжала ее. То же самое проделала и вторая рука, только на моей груди.
– Дыши, Ники, дыши, – насмешливо прошипел Римман прямо в ухо. – Чего ты так зажалась? Думаешь, нагну тебя прямо тут, над мойкой, и оттрахаю, как животное?
Губы мужчины коснулись моей шеи, прямо за ухом. Его открытый рот проделал медленный путь вниз до ключиц, и так же не спеша вернулся обратно. Ноги дрогнули, почему-то отказываясь мне служить. Грудь реагировала болезненной чувствительностью на властное сжатие, а от пойманной в плен ягодицы странный жар распространялся на всю нижнюю часть тела.
– Тебе ведь было бы проще, если бы я был грубым насильником, а ты невинной жертвой? Тогда бы ты убедила себя, что не было другого выхода, и ты не просто расчетливая девка, заключившая выгодную сделку, а бедная овечка, покорившаяся жестокому хищнику, так как силы были не равны? Тебе бы так хотелось? – Римман продолжал мять мою ягодицу, а рука на груди сдвинулась, и теперь он намеренно задевал сквозь ткань мой сосок.
Мое дыхание почему-то сбилось в прерывистое, а кожа на всем теле стала греться, питаясь огнем из эпицентров – там, где на мне были руки мужчины и его рот. Неожиданно руки и губы исчезли, но в ту же секунду Римман меня подхватил и, развернув, усадил на каменную столешницу позади. Я вскрикнула, а он, резко раздвинув мои колени, вклинил свои бедра между моих ног. Я оказалась сидящей к нему лицом, с широко раздвинутыми ногами прямо напротив его твердости. Открытая и доступная, совершенно дезориентированная, смущенная собственной реакцией на подобное. Мне ведь следовало испытывать страх и стыд, а вместо этого я была возбуждена. Я уткнулась глазами в центр его груди, сконцентрировавшись на пуговице рубашки и пытаясь вернуть своему мозгу способность нормально мыслить.
– Только так не будет, принцесса Ники! – прошептал Римман и положил ладонь мне на затылок, вынуждая посмотреть ему в глаза. – Я не буду насиловать тебя. Я буду тебя совращать, детка. Я не хочу, чтобы ты рыдала и строила из себя мученицу. Не-е-е-ет! Ты будешь хотеть этого так же сильно, как и я. Я вложу в твою миленькую головочку самые развратные мысли, Ники. Когда я с тобой закончу, не останется и воспоминания о чистенькой, невинной принцессе. Ты будешь такой же похотливой и испорченной, как я.