Дима пришёл, когда я уже минут тридцать как отмокала в горячей ванной. Посмотрел пристально, но на мою беззаботную улыбку ответил такой же улыбкой, только чуть более сдержанной. Пальцы в воду опустил, скривился.

— Не сваришься?

— Идём ко мне. — Протянула руку вместо ответа, Дима оглянулся на дверь.

— Работы много. Может, позже…

— Ну, вот, и закончился медовый месяц… Дим, у тебя жена молодая, всего-то шесть лет в браке.

Муж шутку оценил, поэтому манжет рукава по локоть закатал, и руку в воду погрузил глубже, чтобы напомнить, кто в доме хозяин. Провёл пальцами по внутренней части подставленного под ласку бедра, наслаждаясь выходящей из меня истомой, остановился у промежности и страдальчески вздохнул.

— Много работы, Галь…

— Интересно, а Егор Владимирович уже освободился? — Пальцы мужа замерли, убирать руку он передумал, изогнул бровь, выжидающе глядя на меня, а я притворно вздохнула.

— Между прочим, целовал меня, зажимал и клялся в вечной любви. — Чуть вздёрнула нос, сдерживая улыбку, а Дима приподнял и вторую бровь.

— Ну, про то, что зажимал и целовал, допустим, поверить я смогу, а вот насчёт вечной любви…

— Красивая женщина вдохновляет на подвиги, разве нет?

Я, игнорируя его пальцы, которые неуверенно раздвигали складки, чтобы аккуратнее войти, из ванной встала, демонстрируя тело во всей красе. Дима медленно поднялся следом, губы надул, потянулся за полотенцем.

— А ещё он обещал золотые горы и море блаженства. — Заметила как бы между прочим.

Дима закутал меня в полотенце, как делал иногда и, взяв на руки, помог из ванной выбраться. Аккуратно уложил на кровать.

— Но если у тебя столько дел, столько работы…

— Галя, отхожу ремнём и не гляну, что девочка. — Пригрозил и улыбнулся, когда почувствовал на шее мои руки, мои губы, и мою дрожь, переходящую к нему.

— Что ты со мной делаешь, а? Верёвки вьёшь, не напрягаясь, малыш. Когда взрослеть будем?

— Рядом с тобой мне это не грозит. — Ответила беззаботно, открывая грудь.

Я уже лежала на постели, призывно улыбаясь, а Дима всё никак не мог решится, ни уйти, ни остаться.

— Если подождёшь меня минут тридцать, то пару часов тебе спать не придётся точно. — Дима оглядывался на дверь, чтобы улизнуть, а я намотала на кулак его галстук. Сказать кому — не поверят. А меня заводит эта мнимая власть над сильным мужчиной.

— Ты меня обманываешь! — Надула губы, капризничая.

— Я тебя интригую. — Улыбался в ответ Дима, нежно поглаживая моё тело. Он умел приласкать, этим и притягивал. Знал, что обещает, а я знала, что получу.

— Хочешь предложить что-то новенькое?

— Ты не слышала, некоторых заводят розги и бамбуковые палки? — Прорычал он в мои губы, когда желание превышало допустимые пределы, а работы меньше так и не стало. — Приду — проверим.

— Ах, обещания, обещания… — Вздохнула я и намерено от мужа отвернулась, демонстрируя, как верно угадал Егор, упругую попу, заставляя мужа работать с двойным усердием, тут же получила по ней шлепок и засмеялась, зная, что Дима не удержится.

И я ждала его. Практически каждую ночь ждала. С ума сходила от нетерпения и предвкушения, потому что никогда не могла знать наверняка, каким будет в следующую минуту. А Дима чувствовал меня и давал то, что было необходимо. Иногда брал, именно брал. Жёстко и с каким-то животным остервенением, иногда позволял мне быть главной и самой демонстрировать желания, а иногда был до предела нежен и мягок, настолько, что у меня никакого терпения не хватало дождаться кульминации и приходилось просить, давить, уговаривать. Сама по себе семейная жизнь открылась с новой стороны. И в первую очередь это были обязанности. Не смотря на то, что от уборки я фактически была освобождена, готовила всегда сама. Завтрак не в счёт, Дима настолько вошёл во вкус, что согласен был вставать пораньше, чтобы приготовить мне блинчики или оладьи, омлет или куриные котлеты, сварить утренний кофе. Я отвозила вещи в чистку и забирала их обратно, выгуливала собак, чтобы они ко мне привыкали, закупала продукты, на неделю вперёд определяясь, что хочу увидеть на нашем столе. Уборку рабочего кабинета Дима также доверил только мне, потому как важные документы, находящиеся там, были под грифом секретно. Я занималась сортировкой грязного и чистого белья, по выходным устраивала большую стирку. Знаю, для многих женщин в этом и заключается рутинная семейная жизнь, но разница в том, что я за свою работу получала поощрения. В виде цветов, выходов в ресторан, магазин, где могла насладиться жизнью, показать себя, мужа, на других не смотрела, потому что чужая жизнь оставалась не интересной.

Я смотрела в его глаза и таяла, чувствуя как строгий взгляд теплеет, мы держались друг друга за руку, переплетая пальцы, и могли так бродить по парку под недоумённые взгляды прохожих: вроде как женатые пары априори не знают, что такое романтика. Ходили в кино и ели мороженное, делали всё то, что многие считали обыденностью, просто эти многие не знают главного секрета: нужно быть вместе, чтобы было хорошо. И мне было хорошо всегда. А ещё я сделала для себя открытие: семейная жизнь это безумие. И в этом безумии Дима побеждает. Он помешан на сексе, он фанат секса и, кажется, это заразно. Меня иногда мучает вопрос: а как же он обошёлся без интима те десять дней, что ожидал моих признаний? В моменты, когда я расстроена, готова уличить его в измене, а когда всё хорошо, требую продемонстрировать способ избавиться от напряжения в паху. Дима с загадочной улыбкой отказывается, обещая показать, если я буду себя хорошо вести.

С Лизой за последние два месяца я так и не встретилась. Знаю, она пару раз звонила, но затевать никому не нужный разговор я не стала. Звонил и Антон, чаще пьяный, чаще ночью. Дима наверняка об этих звонках знал, но я хотела решить это сама и он позволял мне, глядя со стороны, контролируя. И, да, я привыкла к контролю, который мой муж с такой выразительностью во взгляде называет «заботой». Может, забота именно так и выглядит, но я настолько привыкла к этому, что иногда несколько раз предупрежу как, куда и во сколько, а главное, с кем иду. Хотя когда-то, не так давно, он говорил мне, что это не важно.

Что ещё изменилось? Наверно многое. Я и сама менялась рядом с ним. Дима заставлял, стимулировал, а если я не хотела идти, то толкал в спину или и вовсе нёс на руках к прогрессу, к успеху, поддерживая в начинаниях и в ставшими привычными делах. С его лёгкой руки, дрожащими пальцами я кликала на кнопку мыши, отправляя некоторые стихи на конкурсы, как литературные, так и песенные, вступала в переписку с известными поэтами, с авторами блогов, с администраторами групп литературных таланов. Ему нравилось то, что я делаю, он не уставал повторять, что гордится. Наверно растил во мне личность, по крайней мере, я явно чувствовала, что она растёт. Благодаря его заботам и стараниям.

И только иногда, оставаясь наедине с собой, я начинала болеть. В голову лезли глупые, ненужные мысли. Обрывки услышанных и подслушанных фраз, осколки эмоций, чьих-то косых взглядов. Я смотрю на своё кольцо и думаю, думаю, какую загадку оно скрывает, может скрывать, о какой женщине все так усердно твердят? Пытаюсь отогнать эти мысли, улыбаюсь, глядя на мужа, а потом долго не могу уснуть, растревоженная ими. А он молчит. Говорит, что любит, хотя делает это редко. Чаще Дима это показывает. Не покупает мои чувства, а заставляет раскрыться самой, чтобы решить, «да» или «нет» или, как я люблю говорить «чёрное» или «белое». Он знакомит меня со своими друзьями, с их семьями, детишками, вроде не давит, но я и сама вижу, что ему необходимо, к чему клонится, и я всё чаще могу для себя решить, что тоже хочу детей.

— Не спишь? — Улыбается он, глядя на меня с прохода дверей. В руках два бокала вина, в зубах вырванная из клумбы роза, а в глазах огонь, который не потушить, пока я рядом и все сомнения улетают.

Он удивлённо смотрит на меня, когда я отставляю бокалы в сторону, сначала свой, потом и его. Склоняется, чтобы поцеловать, но всё ещё не видит, чего я хочу, что могу ему дать. Замирает в миллиметре от приоткрытых губ, пытаясь разглядеть истину в глазах, и тогда я сдаюсь окончательно.