– Эфемерность? – подсказала Анна Хэйно. – Мимолётность? Бренность?

– Да! – воскликнула Анна Северин, уже не тая? слёз. – Эту хрупкость красоты! А ведь Вы далеко не хрупкая, Анна. Я не знала, не представляла себе, что прекрасное может быть мучительным. Красота – это радость, веселье… Но такая боль?! – она бессознательно прижала ладонь к груди. – Дариен, наверное, это получилось у Вас невольно – из-за того, что Анна калека.

В наступившей тишине – даже Нэвилл, словно это он получил удар, не сразу нашёлся с ответом – Анной Северин спокойно и внимательно занялась Анна Хэйно.

– На картине этого не видно. А Вы потрясены именно картиной, а не мною. Красотой, а не уродством. Ваша боль естественна. Она свидетельствует, что Вы способны глубоко чувствовать и понимать прекрасное. И что Вы, наконец-то, с ним встретились.

– Разве боль может быть естественной?

– Вероятно, семени тоже больно, когда из него прорывается росток.

Анна Северин помолчала, сосредоточенно раздёргивая платок на ленточки.

– Да. Неожиданная мысль. Вы хотите сказать, что духовный рост… А я Вас обидела, да?

– Нет. Вы подтвердили, – Анна Хэйно, чувствуя, что выдержка её на исходе, поднялась с фонтанного барьерчика. Улыбкой попрощалась с Анной Северин.

– Джон, Вы приглашали меня на морскую прогулку, – заторопилась та. – Я готова. Цены можно обсудить по дороге.

Джарианнон подобрался. Ох, и врежет он сейчас толстокожей дуре. По стенке размажет. Он и пригласил-то её, чтобы поскорее отшить, уверенный в отказе. Если бы не ввязалась Нэн…

Нэн, обернувшись, молча смотрела ему в глаза. «Не мешай. Ты же видишь: она рождается и просит помощи. Я должна довершить начатое».

Джон достал ключи от яхты. Крутанул на пальце:

– Едемте. Гулять, так гулять.

_ _ _

Новорождённый остров уже вовсю осваивали: загорали, купались, играли в бадминтон и в серсо, целовались, пели хором, жгли плавник, жарили на нём рыбу… Завидев яхту, махали руками, орали приветствия и приглашали в компанию. Джон с трудом отыскал уединённую бухточку. Яхта, прошуршав днищем по гальке, мягко въехала носом в прибой.

– Анны! – позвал Джон. – Дайте отдых языкам! Приехали!

Анны неохотно покинули шезлонги на юте.

– Мы должны встретиться ещё, – говорила одна другой, поддерживая её на крутом носовом трапе. – У Вас ведь много свободного времени. Приходите ко мне. Завтра заеду за Вами, да?

– С удовольствием.

– Угощу Вас чудным цветочным чаем. По маминому рецепту. Вы не смущайтесь. Я ухаживала за мамой, когда она заболела. Я умею. Я Вам ещё не рассказывала? Моя мама…

– Рассказывали, Анна.

– Вот. Ах, Анна, с тех пор, как мама ушла в океан, я ещё ни с кем не говорила по душам. А сегодня я увидела себя, понимаете? Я сумела заглянуть в себя извне. Конечно, Вам трудно понять, это нужно пережить самой. Но ведь мы с Вами ещё обязательно увидимся и поговорим?

– Как только Вы захотите.

– Ах, какая красота! Поглядите!

– Да, великолепная глициния.

Директриса побежала любоваться глицинией.

– Нет, она не вобла. Она гремучая змея, – решила Дарья. – И не с одной трещоткой, а с дюжиной. У тебя от неё голова не болит?

– Раскалывается.

Дарья потянулась раздеть её. Анна отстранилась:

– Не надо.

– Не будешь загорать?

– Что толку? Всё равно не прилипнет.

Из леса выскользнул Игорь, успевший провести экспресс-разведку.

– И этому острову – неделя? С таким ложем? С таким слоем почвы?

– И с таким биоценозом, – дополнила Анна. – Да ему минимум полсотни лет. Умница океан.

– А почему ты в одёжке? Поджарься немножко. Такое солнце!

– Не хочу.

– Тогда походим по лесу, – Игорь потянул её к себе. Улыбнулся Дарье и Джону. – Изучим биоценоз.

Эмпаты, взявшись за руки, помчались в воду.

– Подождите, я с вами! – крикнула директриса, на бегу стаскивая брюки.

– Она неподражаема! – Анна прислонилась к груди Игоря, давясь смехом. – Какая деликатность, а? Представляешь, как легко и просто ей живётся?

– А что, если её задушить? – раздумчиво предположил Игорь.

– Игорь, милый мой, но на неё нельзя обижаться! Она ребёнок, не имеющий духовного опыта, хотя и вполне развитый интеллектуально. Согласись, что она, по крайней мере, не безнадёжна.

– Ладно. Не буду душить, – снизошёл Игорь. – Куда пойдём?

– Никуда. Расставляй этюдник. А я сяду в тени, кроткая-послушная, и постараюсь не мешать.

– Мешай, пожалуйста, – засиял Игорь. – Я люблю, когда ты мне мешаешь.

Он перенёс в тень серебристой акации нагретый солнцем валун, выбрал место, установил на этюднике холст и отключился. Анна, сидя на валуне, сквозь ресницы созерцала статного юношу на фоне моря, сосредоточенно-одухотворённого юношу, увенчанного нимбом светлых волос. Под вздохи прибоя её скомканная душа расправлялась, как новорождённая бабочка, и сама начинала дышать вольнее.

В волнах мелькнули две головы. Дарья и Одиссей плыли стремительным кролем, в едином ритме взмахивая руками, и даже на берег умудрились выйти шаг в шаг.

Джон положил Анне на колени изысканную шипастую раковину и отряхнулся по-собачьи, окатив её брызгами.

– Какое чудо! – Анна склонилась над подарком. – Хм… Я не могу её определить. По-моему, она не земная. Джон, можно послушать?

Он приложил раковину к её уху.

– Шумит? – спросила Дарья, выжимая косы.

Анна радостно кивнула.

– Шумит. Точно, как наша.

– Давайте устроим костёр, – предложил Джон. – Кто любит живой огонь?

– Я, – в унисон откликнулись женщины.

– А где директриса? Она работать любит, пусть таскает плавник.

– Она же уплыла с вами.

– Но скоро повернула к берегу.

– И не возвращалась? – забеспокоилась Дарья.

Анна встала. Её передёрнуло внезапным ознобом.

– А если просто судорога? – заикнулась Дарья, не веря собственным словам.

Джон даже не ответил. Они молчали, глядя то друг на друга, то на искристую винноцветную гладь. Откуда-то прилетел ворон и сел Джону на плечо.

К ним подскочил Игорь, волоча по камням недоупакованный этюдник.

– Что случилось? Почему вы так стоите?

– Анну Северин забрал океан, – тихо сказал Джарианнон.

Игорь бросился к воде.

– Стой, реттиор! – окликнул Джарианнон. – Поздно. Она ушла сама. Ты и тела не найдёшь.

– Она же только что была живая… – оглушённо пробормотал Игорь.

Дарья шагнула к Анне и срывающимися пальцами начала расстёгивать на ней платье.

– Надень ей алмаз, – напомнил Джарианнон.

_ _ _

Вода мягко подхватила и закачала её. Анна легла на спину. Ничего страшного. Как дома. Купаться она любила до самозабвения.

Стихла головная боль. Потом, впервые за три года, расслабились несуществующие, но до сих пор стиснутые в кулаки пальцы. Втянулись в локти, в плечи. И исчезли. Только дёрнуло напоследок болью правую кисть, сломанную тогда, на пощади Сьетэскино.

– Первый результат есть, – доложила Анна. – Он снял мне фантомные ощущения.

– Может, он тебе и руки отрастит? – загорелся Игорь.

– С каждой стороны по четыре, – размечталась Анна.- А нырнуть можно?

– Я т-те нырну, – пригрозила Дарья.

– Ну, хоть поплавать, – канючила Анна. – Совместить приятное с полезным.

– Не надо, – сказал Джон. – Может статься, что ты захочешь уплыть от нас. Следи за собой.

Анна стала следить за собой. В ней разлилась пустота. Обычное состояние при сосредоточении…

– Ну, что? – нетерпеливо спросил Игорь.

– Да ничего. Болтаюсь, как это…

И тут ей страстно захотелось быть одной. Избавиться от всех троих и остаться наедине с океаном.

– Он здесь.

– Слышу, – отозвалась Дарья.

– Вижу, – одновременно произнёс Джон.

Теперь она явственно различала в себе чужой зов, ставший её желанием. Плыть и плыть под водой, у самого дна, растворяясь в блаженстве единения с природой.