– Ты считала?! – удивился Гарамаунт.

– И каждый раз слышим новые стихи, – заметила Ролле Раан.

– Ладно, – Анна покусала губу, припоминая. -

Ни собственный мой страх, ни вещий взор

Вселенной всей, глядящей вдаль прилежно,

Не знают, до каких дана мне пор

Любовь, чья смерть казалась неизбежной.41

– М-м… – произнесла Ролле Раан. – Давай возьмём что-нибудь простое. Трава.

– Трава, так трава.

Судьба меня для встречи

хранит живою,

не то давно б я в поле

росла травою.42

Завтра пробежишь двенадцать рю, – сделала вывод Ролле Раан. – Твоя душа больна.

– У меня больше нет души, – пробормотала Анна. Упрямо тряхнула высохшими волосами. – Я здорова. Болен мир, расстреливающий собственный разум.

– Ты считаешь своё состояние удовлетворительным?

– Вполне. Нормальное состояние человека, утратившего существенные части тела.

– Твои стихи говорят о другой утрате.

– Уртхаиды не вмешиваются в дела гуманоидов, – с безбожным акцентом ответила Анна на языке уртхаидов.

– Я построил схему твоих биопотенциалов, – сказал Гарамаунт. – Мы сделаем искусственные органы, которые избавят тебя от неудобств.

– Спасибо, милый Маунт. Но я кормчий, – Анна высокомерно вскинула голову. – Я не могу искажать свои потенциалы. Они нужны мне для управления кораблём, а не протезами.

Гарамаунт остановился, снял женщину со своей спины и поставил перед собой в высокую лиловую траву.

– Но это не страшно, – поспешила она успокоить его. – Можно достать у хомо кибера и перепрограммировать. Я понимаю, тебе надоело со мной нянчиться…

– Ты намерена и впредь водить корабли в син-ро?

– Конечно.

– И сможешь?

– Научусь.

– Ты думаешь, твои сородичи доверят тебе корабль и свои жизни?

– Это будет зависеть от меня.

– Значит, ты не лгала? Хомо покинули тебя не потому, что ты стала неполноценной?

– Они считали меня погибшей, – в сотый раз повторила Анна. – Наверняка они потом искали моё тело.

– Ещё одно слово, – подала голос Ролле Раан. – Хомо.

– Человек… – Анна глубоко вздохнула. -

Я человек. Я посредине мира.

За мною мириады инфузорий.

Передо мною мириады звёзд.

Я между ними лёг во весь свой рост -

два берега связующее море,

два космоса соединивший мост.43

– А на слово «уртхаид»? – вскричал Гарамаунт, оглушив Анну.

– Это относится и к уртхаидам, – Анна снизу вверх улыбнулась им. – Разве дело в имени?

– Но ведь создал их человек, – сказала Ролле Раан. – Человек, а не уртхаид. Вот что, досточтимая Анна. Через восемь дней заседает Палата Специалистов. Специалисты хотят услышать от тебя следующее: с каким народом гуманоидов нам целесообразнее установить торговые связи, какие шаги нам следует предпринять для этого, согласятся ли гуманоиды продавать нам свои стихи и чем мы, в свою очередь, можем их заинтересовать.

Победа!…

– С Хэйн-Дианноном, – ответила Анна так, словно ждала этого разговора. Её бил нервный озноб. – Послать им поздравление с праздником Объединения и пригласить их торговых экспертов. У хэйнитов богатейшая литература. Она будет в вашем распоряжении, как только вы подпишете конвенцию Содружества об авторских правах. Скорее всего, хэйнитов заинтересуют ваши музыкальные деревья, раковины, цветы и пуховые изделия.

– Не волнуйся так, – посочувствовал Гарамаунт. – Специалисты тебя не обидят.

– Но не могу же я выступать на заседании Палаты в драном комбинезоне! – с отчаянием сказала Анна.

Уртхаиды переглянулись и засмеялись.

– Придумаем, как тебя одеть, – заверила Ролле Раан. – А после заседания… Хотя мне жалко отпускать тебя…

– Куда отпускать?! – всполошился Гарамаунт.

– Но если ты хочешь вернуться к своему делу, к своим соплеменникам… И если ты твёрдо знаешь, что они будут заботиться о тебе не хуже, чем заботимся мы…

У Анны ослабели колени. Она села на чужую землю, в чужую траву, осознав лишь теперь, какое напряжение держало её все эти долгие месяцы.

– Я никогда не сомневалась в том, что уртхаиды уважают свободную волю мыслящего существа независимо от его расы, – сказала она, покривив душой: до сих пор она была убеждена в обратном.

– Значит, ты хочешь вернуться домой? – огорчённо пробормотал Гарамаунт.

– Не знаю, – после долгого молчания ответила Анна.

_ _ _ _ _

2. И много будет странствий и скитаний

Сад вокруг центрального здания заповедника казался вымершим. Только возле карты на огромном экране негромко беседовали, тыча в карту щупом, двое мужчин и три женщины. Ингу с её флаером они не заметили.

– Начался лёт олеандрового бражника.

– Удивил! У меня на подоконнике ещё вчера вылупился.

– Ты в другом квадрате.

– Не спорьте! Потом недоумеваем, откуда у инфора такие выражения.

– Что у тебя, Лен?

– Узунларское: появились восемь краснозобых казарок.

– Рано прилетели.

– Каялы-Сарт: зацвела цингерия Биберштейна.

– Двойная сосна… где она? А, вот. У могильников птенец встал на крыло.

– Это уже одиннадцатая пара. А у меня на косе монахи рожают.

– Ну-у?! Сколько самок?

– Не знаю. Пробовал подкрасться на гравитре – они сразу переполошились.

– А если на флаере, повыше? Надо же выяснить…

– Только суньтесь кто-нибудь! Уйдут же!

– Да чего проще, мальчики! Дарью попросим.

– А-а, ну если Дарью…

– Простите, – подала голос Инга. Все пятеро обернулись к ней. Она одарила их чарующей улыбкой. – Помогите мне найти Растопчину.

– Дарья в степи, у сайгаков, – сказал один из мужчин.

– Нет, она с утра отправляла фламинго, – возразила женщина.

– Уже отправила, – уточнила другая. – По-моему, она уехала на Караби-яйлу.

– Я её видела в пятом павильоне, – добавила третья.

– А где пятый павильон? – спросила Инга.

– Возле Ащи-Голя. Садитесь в свой флаер…

– Лучше подождите здесь, – посоветовал второй мужчина. – Она должна пригнать кобыл на осеменение.

– А… – начала было Инга, но тут подбежал молодой парень, возбуждённо закричал: «Смотрите, самец полосатой эмпузы!» – и сунул, как показалось Инге, прямо ей под нос семисантиметрового рогатого зелёного богомола, растопырившего жуткие клешни.

Ингу сдуло к крыльцу. Чокнутые сотрудники заповедника, забыв о ней, с восторгом обсуждали чудище. «Если оно зелёное или дёргается – это биология», – вспомнила Инга. Стряхнула с руки жука. Стёрла с подола увесистую бомбочку гуано. «Наверное, могильник, встал на крыло…».

Из-за угла выглянула острая морда. Насторожила уши. Потянула носом Ингин запах. Волк?… Нет, немедленно домой! Договориться с Дарьей можно и по фону. Вот только утихнет дрожь в коленках…

На аллею, сотрясая землю, вылетел табун ослепительных лошадей. Его вели Максуд с Дарьей. Всадники приветливо помахали Инге руками. Дарья остановила свою невысокую буланую кобылёшку так резко, что та взрыла копытами траву.

– Инга, ты ко мне?

– Да.

– Подожди минутку, ладно?

Табун скрылся в конюшне за центральным зданием. Инга пошла следом. Там деловито загоняли лошадей в станки.

– И обязательно на пролактолиберин! – вещал начальственный бас.

Дарья слабо отбивалась от давешних пятерых:

– Боюсь, я не успею… Ещё прививки…

– Дашенька, прививки я сделаю!

– И к сайгам съездим!

– Дашенька, только сосчитать!

– Ну хорошо. Я сейчас, Ингушок.

– Иди, Дари, я один справлюсь, – сказал Максуд.

– Спасибо, – улыбнулась ему Дарья.

– Я не вовремя? – смутилась Инга. – Ты очень занята?

– Не больше, чем обычно. Чандра! Вирга! Ашатн! Не хулиганьте!

Последнее относилось к её свите: за Дарьей увязались буланая кобыла, журавль-красавка и лакированный чёрно-пегий дог. Кобыла бодала её в спину, красавка стучала клювом по плечу и щипала рукав, а собака легонько хватала зубами за икры.