– Пора! – продолжил он. – Небеса торопят, боги ждут!

– Небеса торопят, боги ждут! – повторили воины, строясь в шеренгу.

Несокрушимый сказал:

– Только воины последуют за жрецами. А женщины и дети останутся дома.

Женщины недовольно загудели:

– Подруги, вы слышали, что задумали храбрецы? Им, видите ли, пора на праздник! А нам, стало быть, пора варить щи, плести циновки и кормить младенцев?

– Как? Женщины останутся дома? А мужчины уйдут одни?

– Не должны ли жены во время праздника стоять рядом с мужьями, а дети сидеть на широких плечах?

– Небеса торопят мужчин? Но мы знаем, чем пахнут небеса в городе Уснувших! И, конечно же, не только тыквенной брагой!

– К чему нашим мужьям жены, если в городе полно шлюх?!

– К чему стаду лежебок вся деревня, если завтра состоится большая игра в мяч?

– Несокрушимый вождь, ответь на вопрос, но ответь, подумав: если воины уйдут, кто будет охранять деревню? – спросила мать.

Слова жены Несокрушимый не мог попустить мимо ушей:

– В Храм Надежд уйдут лишь воины, а неполовозрелые мальчики и безусые юноши останутся. Они справятся с мышами и сороками, главными врагами женщин. Уверен, что за время праздника, другие опасности не потревожат ваших снов. Омельгоны разбиты. Бояться больше некого.

– Никогда раньше мужчины не оставляли жен во время праздников. Женщины и дети обязательно должны пойти в храм Надежд. Редкая красивая церемония проводится лишь раз в двадцать лет. Молодые девушки состарятся, так и не побывав на празднике женихов и невест.

– Что сказал жрец – о том помыслил бог. А жрец сказал, что женщины – греховны. Поэтому лишены праздника.

Жабий жрец к этому добавил:

– Пернатый Змей запретил потакать прихотям женщин. Тяжкий грех, содеянный Синевласой Ланью, до сих пор не отмыт. Поэтому наказание разделит весь женский род.

– Это не справедливо! Чем виноваты остальные женщины?

– Женщины останутся без праздника, так как веселье после греха недопустимо, – сказал Жабий жрец, тыча пальцем в сторону города Уснувших.

– Пора! – вождь обвел суровым взглядом строй воинов, его жезл поднялся и указал в сторону далекого невидимого храма. – Идти далеко. Поспешим.

Жрец дернул за веревку, приросшую к языкам пленниц, они хором завыли, рой мух взвился над дурно пахнущими телами.

– Поторопитесь, воины! В путь! Иначе насекомые раньше времени полакомятся нашими дарами.

– Посмотрите, что творится с омельгонками! – кто-то крикнул из толпы.

Жрец оглянулся и замер с разинутым ртом.

Кожа пленниц вздулась, и шевелилась, словно в нее залезли шершни. Там где лопались пузыри, из гнойных ран вылуплялись крупные мухи и с гудением взмывали в небо. Жужжание заглушило звон бубенцов на ритуальных сандалиях. Черная туча, как густой дым, нависла над толпой.

– Такие кровососы в наших краях не водятся, – удивлялся народ. – Да и мухи ли это?

– Это черные осы – еда омельгонов. Где омельгоны – там трупные осы. Они питаются друг другом.

– Омельгоны перебиты, значит, кровососы примутся за нас, – сказал Несокрушимый, глядя в небо.

Когда люди опомнились и побежали по домам, было поздно. Черная туча обрушилась сверху на толпу, насекомые безжалостно впивались под кожу. Дети и женщины визжали от страха.

Жабий жрец топал ногами, звенел бубенцами, скакал кругами, ловко отбиваясь от кусачих тварей. Торжественный обряд превратился в танец машущих рук. Если учесть, что кулаки воинов при этом сжимали тяжелые топоры, можно было назвать этот танец Пляской Воинов Отрезающих Друг Другу Носы.

Копье Храброго Лиса задело плечо Уха Пса. Воины сцепились, посыпались искры из-под скрещенных топоров.

Обряд явно срывался.

Жрец гневно оглядел толпу и закатил глаза, что-то бормоча под нос. Его щека дергалась от тика, горло свела судорога, он присел, крутанулся на месте и, резко ухнув, ударил жезлом по ноге омельгонки.

Несчастная схватилась за сломанную кость, совершенно позабыв о веревке в языке. Кровь заполнила горло, прикушенный язык перекрыл дыхание. Пленница посинела, задыхаясь. Жрец ударом кинжала отсек язык, и он повис на веревке, натянутой зубами других омельгонок.

Освобожденная пленница приоткрыла склеенные гноем глаза, судорожно вздохнула, поднялась, расправила затекшие ноги и бросилась бежать.

Но Крученая Губа ловко подставила беглянке подножку, и та свалилась прямо под звенящие ноги Жабьего жреца.

Он пришил ее с одного удара по голове.

Мозги разлетелись в разные стороны!

Я провела пальцами по щекам…

На руках остались жирные кровавые сгустки.

– 8-

Я всегда ненавидела жреца. Люто ненавидела чудовище. Да. Даже в детстве… Это я подрезала нитки в его торжественном уборе, чтобы перья кетсаля навсегда унес ветер.

Ненависть мудрее нас. Она подсказывает имя твоего будущего палача.

Ненавижу приторные глазки и потные пальцы, которые Жабий жрец каждый раз при случае пытался засунуть под девичий поясок. Была ли в жертвенных проверках особая необходимость? Он запрещал девочкам рассказывать матерям о таинственных ритуалах.

«Не бойся, не больно, – шептал он, сплевывая на палец, – Я должен убедиться, что ты хорошая девочка и не позволяешь каждому встречному мальчику… Закрой глазки, не шуми. Ты красивая девочка… Бог пошлет тебе много детей… Через три дня снова приходи на проверку… Ты же не сорока, которых не любит Пернатый Змей…»

И Маленькая Лилия ненавидит жреца… Я же видела, как она засморкала новые вороньи перья.

И еще я знаю, почему Жабий жрец запретил праздник Священного Гриба Курандеро.

Как только Несокрушимый вождь привез принцессу Глаза-в-Полнеба в деревню, она удивилась:

– Милый, почему ваше племя не празднует Дара Говорения? В этот день все тайны выплывают наружу. Не только мелкие грешки жен и мужей, но и большие преступления можно раскрыть над чашей Священного Дара. Дух Говорения поведает, кто обретет мужа или жену в этом году, кто изменил семье, кто скрывает от племени щедрые тропы и даже, кто скоро умрет.

– О, нет! Только не грибы! – воскликнул вождь, – Мы недавно потеряли восемь славных воинов. Они, а с ними пять юных дев, до сих пор блуждают в долинах грез. Наелись в прошлом году без меры, и несчастные матери не могут их разбудить.

Жабий жрец, вперив в принцессу глаза, изрек:

– Праздник сей, грибной, безвременно унес молодых и сильных воинов в чертоги Пернатого Змея. Его отменили во благо щедрой Богини Плодородия.

Жрец был мудр в делах врачевания. Но сравниться с моей матерью ни за что бы, ни смог. Она сказала:

– О, жрец, позволь, научу правильно употреблять пульке из каменных грибов. Очевидно, доблестные воины заблудились в долине снов по причине недостающего компонента.

Пока мать готовила пульке, жрец старался подсмотреть за процессом. Он подсылал то жену Хохлатую Цаплю в наш дом с пустой болтовней, то мяч Крученой Губы как-то странно залетал десять раз в раскаленный очаг.

Но мать секретами зря ни с кем не делилась. А в деревне шептались и ужасались:

– Жена вождя слишком юна, чтобы спорить со Старшим жрецом.

– Поучать Жабьего жреца? Берегись, принцесса!

– А вдруг у девчонки получится, и заснувшие воины проснутся?

– В большом городе лечат не так, как в нашем лесу. Уснувших от грибов там нет.

И что же это был за компонент? Быть может толченые яйца колибри? Или членики дурманного зонтика? Нет, и нет. Грибы остались грибами. Их просто следовало хорошо просушить на солнцепеке.

Мать навялила три мешка грибов, отварила их с чили, добавила чуточку бояй-бояй… И готово!

Но жрец запретил соплеменникам прикасаться к напитку. Даже дышать над чашей с грибами запретил.

«Грибы – табу! Принцесса нам не указ. Из города ее сплавили в глухое место, как никому не нужную закуренную девчонку. Ее советы – пустая болтовня!»

Но праздник состоялся. И любопытные соплеменники собрались у костра полюбоваться на смерть синеглазой красавицы.