Литмир - Электронная Библиотека

Старший жрец хищно разглядывал тело связанного воина, который извивался в путах и рычал:

– Не смей, жрец, прикасаться к невесте! Я вызываю тебя на скалу состязаний!

– Отныне ты, Храбрый Лис, – никто. Преступник потерял привилегии воина. Ты не сможешь вызвать на состязание даже бобра, – прошептал Старший жрец вполголоса. – Разве твоя грязная плоть не коснулась хотя бы капли Святой Чистоты? Разве ты не должен был остановить неразумную деву? Почему бы тебе не пойти по дороге мертвых вместе с ней? Ты сделал ее женой не по заветам предков.

– Я не тронул пояса невинности!

– Вас видели!

– Синевласая Лань так же чиста, как святой источник!

И тут, наконец, вмешалась мать:

– Слава Кетсаткоатлю! Мы все услышали, что сказал милый юноша. Нет причин не доверять двоим, поверив одному. О, непоруганная святыня! Наши дети не виноваты! Они сама Святая Чистота! – воскликнула она, пристально глядя в глаза жреца.

Жрец не смог выдержать ее взгляда. Он уставился на жабу, которая уже испустила дух. Стало очень тихо. Жена вождя была единственной женщиной в племени, которой дозволялось встревать в спор мужчин.

– Если юноша не воспользовался и не нарушил табу, то источник девственно чист. К тому же, по нашим законам жених может искупить вину избранницы, – продолжила она, обводя ряды воинов нежным взглядом. – Народ чтит законы предков. Они гласят, что лучший воин, победитель победителя получит любую деву на выбор. Дайте Храброму Лису шанс стать героем.

– О, мудрая, она спасла свое дитя, – прослезились женщины.

Вздох облегчения пронесся по толпе, воины закричали:

– Жабий жрец, закрывай праздник!

– Нет, – прошипел жрец. – Поздно. Дева принадлежит Кецалькоатлю. Это закон. Она избранница. Ни один юноша не сможет забрать добычу бога.

– Пусть юноша выкупит Синевласую Лань, – предложила мать. – Он достаточно храбр, и мы это знаем. Он сделает то, что не по силам сотне доблестных мужей. Он сделает даже то, что не по силам самому Пернатому Змею. Дайте ему задание. Я знаю, что он выполнит его. Он отвоюет невесту у бога.

Эти слова не понравились Жабьему жрецу:

– Ты богохульствуешь, жена вождя. И знаешь это. Уравнивать человека с богом – великий грех. Нет прощения благородной матери, как бы не плакало ее сердце, прощаясь с дочерью. Смирись и ты с волей богов!

– Богам подчинен весь мир, но бессмертные не успевает следить за порядком. Они забыли про наш край. Им нужен помощник. Позволь Храброму Лису стать соратником Пернатого Змея в воинских делах.

– Нет у бога таких дел, которые может исправить человек.

– Нет? Вот, как? – удивилась мать, гневно сверкнув глазами. – А мне казалось, что война с омельгонами слишком затянулась. И не во власти богов вернуть мир племенам.

– Война племен закончена. Храброму Лису не с кем воевать.

– Как не с кем? – Несокрушимый ударил жезлом об пол. – Жрец, ты забыл о плодовитости дикарей. Война с омельгонами бесконечна.

– Безмозглые дикари – добыча охотника, но не воина. Взрывные стрелы валят их, как безумных бобров. Не надо много ума, чтобы разогнать стадо, – ответил Жабий жрец.

Воины переглянулись, раздались возмущенные голоса:

– Что говорит Жабий жрец! «Не надо много ума, чтобы разогнать стадо? Он унижает погибших героев.

– Людоеды опустошили Север и Восток. Тьма на подступах к Солнечной долине, а жабий жрец называет их стадом? Всего лишь стадом?

– Он позорит нас. Мы воины, а не пастухи.

– Жрец не прав. Омельгоны сильны. Их сила в отсутствии разума.

– Слава погибшим героям!

Несокрушимый снова ударил жезлом об пол:

– Не оскорбляй, Старший жрец, память храбрецов. Омельгоны хитры и многочисленны. Лавина голодных племен перекатила через горы, осквернила Долину Гейзеров, спалила Шоколадные Холмы. Дикари точат зубы, визжат и прыгают у костров, показывая дубинками на дым наших очагов.

Воины перестали удерживать Храброго Лиса, развязали веревку. Он вскочил на ноги, схватив боевой топор. Жабий жрец поспешно отступил, скрывшись в толпе женщин. Храбрый Лис, встав на колени, склонил голову перед Несокрушимым:

– Вырви мое сердце, вождь. Позволь умереть. Я воин. Мою кровь боги оценят дороже плоти неразумной девы.

– Пусть твою судьбу решит Старший жрец. Он ближе к богам. Он искусен в общении с ними, – ответил вождь.

Жабий жрец с ненавистью глянул на Храброго Лиса, и вороньи перья на маске задрожали от скрытого гнева. Он сказал:

– Дело будет трудное, непосильное для буйной головы.

– Говори, жрец.

– Ты пойдешь за перевал Жажды, разобьешь стойбище омельгонов, пленишь четырех женщин и четырех мужчин. Когда нанижешь их плоть на печать воссоединения, приведешь к дому Побед не позднее восьмой десятины луны.

Храбрый Лис вскочил на ноги. В глазах метался огонь:

– Ты жаждешь пожара войны? Я сделаю это, клянусь. Я разобью стан дикарей. Братья помогут мне.

Двое отважных воинов встали рядом с ним. Их лица и плечи скрывала подсохшая красная глина, но никакая краска не смогла бы затмить великолепие боевых шрамов.

На плечах Насмешника Оцелота красовались следы от когтей ягуара, зверь напал со спины, но воин одержал победу над коварным хищником и бросил драгоценную шкуру к ногам своей матери.

А кривым надрезам на ребрах Поющего Кенара завидовал даже Несокрушимый. Эти раны ловкий охотник получил в неравном бою с пещерным медведем.

Но такого украшения, как следы от зубов каймана, глубоко распоровшие бедро и спину Храброго Лиса, никто в этом мире не удостоился. Потому что челюсть каймана – смерть. Лишь настоящий герой сумеет ее укротить.

Я помнила каждый шрам на мускулистых телах друзей. Мы выросли вместе. Скакали, как лемуры по верхушкам деревьев или добывали ракушки в ручьях. Я обмывала царапины юных охотников горячей кумарой, смешанной с молоком горных пчел, а позднее, когда сорванцы превратились в статных воинов, только я могла зашептать края свежих ран так, чтоб немедленно срослись, не растеряв последнее тепло.

«У тебя волшебные руки», – шептали в такие минуты братья, скрывая боль на дне горячих глаз. Сейчас эти глаза были полны решимости. А храбрые сердца рвались в бой. Я знала, что братья отвоюют мою жизнь у жреца.

– Не плачь, сестра.

– Жди.

– Мы вернемся с победой.

Когда ветви над тайной тропой захлопнулись, вождь сказал:

– Будем ждать. Если богам угодно, души пленных омельгонов вознесутся к чертогам Пернатого Змея, и Синеглазая Лань будет освобождена.

– Мудр и добр наш вождь. Пусть порадует богов мудрость Несокрушимого! – воскликнула мать.

Я бросилась в ее объятья. Рука матери ласково пробежала по спутанным волосам. Но суровый голос отца продолжил вещать, до конца зачитывая приговор:

– Это не все. Пока храбрость воинов не вернула честь нашему дому, я, вождь племени Солнечной долины, именем славных предков, лишаю тебя, Синевласая Лань, права называться дочерью вождя. С этого дня ты изгой и рабыня последнего среди нас.

– Рабыня, – горестно вздохнули женщины.

– Суров наш вождь, но справедлив.

Крученая Губа, несносный выродок (так жрец, бывало, сам называл дочь), скорчив ехидную рожу, прогарцевала ко мне с метлой, связанной из веток пинны.

– Рабыня? – она сунула грязный пучок в мои руки. – Тогда это – твое!

– 3-

Женщины выкопали глиняные кувшины из-под корней раскидистого бука, спасающего деревню от северных ветров. Это была последняя наша вода. Сосуды пропахли мокрой землей, к прохладным бокам прицепилось множество жирных личинок. К лакомству устремились голодные ребятишки. Ловкие руки отколупывали червячков и отправляли в рот.

Матери глядели на довольные лица и гладили чад по лохматым головам: «Ешьте, детки, личинки жирные, смолистые, у мальчиков вырастут большие пипки, а у девочек длинные косы».

Малышка Лилия сунула мне в рот пару червячков.

Обожаю не сразу разжевывать, а медленно накручивать на язык длинные тельца, пропитанные ароматом горьких цветов. Пока червячки щекочут щеки, я знаю, что неописуемое наслаждение – впереди. Чем дольше малютки копошатся во рту, тем приятнее на вкус. Это из-за слез. Они плачут сладкими слезами от радости. Их мелкие вертлявые никому не нужные души скоро примет безмерный желудок бога. Спешите, милые, к своему ненаглядному идолу. Мои крепкие зубы помогут вам.

3
{"b":"280060","o":1}