Лишь на следующий день, закидав в прибывшие «Уралы», потяжелевшую от влаги мебель, одуревшие от железнодорожных впечатлений, вологжане двинулись прочь от шпал, рельсов, стрелок и пластико-дермантинового ада плацкартных вагонов.
* * *
Личный состав отдела КМ насчитывал 12 человек, учитывая Лаврикова и Кутузова. Все опера, полным числом, уже второй час, забив собой некое подобие «ленинской» комнаты, в здании комендатуры, слушали речь руководителя Центра Содействия полковника Жоганюка. Прибывший дней за десять до подчинённых, он считал, что в полном объёме овладел оперативной обстановкой. Наверное, поэтому его речь часто сводилась к общим фразам и изложению статей центральных СМИ. Как-то незаметно всё это подавалось его личной точкой зрения, основанной на глубоком анализе предмета, десять дней – это срок. Схема работы, озвученная полковником, выглядела следующим образом.
Все источники, сиречь агенты, обязаны, предваряя свою деятельность по освещению оперобстановки, осуществить с ним контрольную встречу и, лишь потом, при положительном вердикте, приступить к работе, сиречь к «стуку». Любые ОРМ[9], должны быть согласованы и только с его, Жоганюка, разрешения, проведены.
Основная цель КМ – оказание практической помощи местным отделам внутренних дел, при этом в общении с коллегами необходимо «следить за базаром». Ещё много чего было сказано, что можно было бы подытожить фразой: «В настоящее время командованием ОГВс введено положение «Стоп-колёса».
– Так что лазать нигде не получится, – строго оглядел, развалившихся в переднем ряду Бескудникова, Катаева и Долгова, суровый полковник.
После этой скомканной концовки, последовало традиционное для наших сборищ:
– Всё ясно? Вопросы?
Вопросов было миллион, но опера, собравшиеся в зале, людьми были бывалыми, поэтому, угадав в Николае Ивановиче, непрошибаемого догматика, благоразумно решили вопросов не озвучивать. В данный момент всем хотелось только одного – побыстрей разобрать сваленные в запыленном кубрике, сумки, умыться с дороги, обустроиться и банально пожрать. Поэтому слова Жоганюка: «Ну, коль скоро нет вопросов…» потонули в грохоте отодвигаемых стульев.
Выпроводив подчиненных, полковник Жоганюк присел за свой стол и, жестом бюрократа, сгрёб в аккуратную папочку свои бумаги. Ему был 51 год, командировку в ЧР, заместитель штаба УВД, рассматривал дембельским аккордом в своей карьере, начавшейся в райцентре – селе Вынога и, возможно, так бы и закончившейся, если бы не случайная встреча с земляком, выпускником Академии, ловко ввинтившемся в сложную структуру управленческого аппарата.
Загоревшийся желанием зарабатывать что-нибудь существенней «песочных наград», Николай Иванович, упросив своего приятеля, совершил карьерный кульбит, позволивший пройти согласование, сначала на должность в штабе УВД, а затем и начальника Фрунзенского Центра Содействия ЧР.
Рожи новых подчинённых ему очень не понравились наглостью нахальных глаз и субординационной развязанностью. Привыкший подавлять в родном райцентре любые попытки инакомыслия тяжестью полковничьих погон, он не ощутил у прибывших привычного трепета.
Раскрыв ежедневник, полковник Жоганюк сдвинул кустистые брови:
… Трудотерапия… – соскользнуло с его сухих губ, одно из любимых слов.
Пунктом номер один, на чистой странице появилась первая запись: «Обложить входы-выходы внутреннего двора, провести ПХД, наметить учебно-методическое занятие и пр.» Захлопнув блокнот, он вышел из-за стола и покинул кабинет, размышляя какими мероприятиями заполнить это самое «пр.».
* * *
Прошла первая неделя. Распоряжение «стоп-колёса» до сих пор не было снято. Все отделы Центра, как проклятые, ишачили на хозяйственных работах. Мобовцы под насмешливыми взглядами «контрабасов» комендантской роты таскали на своём горбу мешки с песком на крышу здания комендатуры. Там пэпэсники усиливали обороноспособность гнезда ЗУ[10]. Отдыхающая смена дежурной части мела плац и дворы. Штабные «волкодавы», как муравьи, волокли всё что не приколочено (стулья, полки, сейфы) к себе в «офис», для придания рабочей обстановки.
Отдел КМ разместился в основном складском корпусе «Главчеченснаба». Здание было настолько большим, что в нём, как в голландском сыре, с нескольких сторон зияли входы для жилых помещений разведвзвода комендатуры, череповецкого ОМОНа, отделов КМ, штаба и ППС. В нём же присутствовала столовая и, с обратной стороны, пара помывочных помещений. Соответственно, весь корпус был разделён перегородками для удобства функционирования кубриков. Каждый вход, за эту неделю, привели к единому стилю – обложили мешками с песком стеной в человеческий рост, с возможностью только бокового прохода в помещения.
Отдел МОБ, заселившись на второй этаж комендатуры, добротной и снарядоустойчивой, как уже было сказано выше, тоже не избежал горькой участи рабочих лошадок. Обе двухэтажки – комендатура и прокуратура – фасадной частью выходили на площадь, с неизменными палатками, коробейниками и шашлычными. Подходы к территории с боков защищали неиспользуемые складские корпуса в кирпичном исполнении полметровой толщины стен. Замыкало периметр оборонительных рубежей, притулившееся с задней части воинское подразделение МЧС. Посреди этой цитадели и располагался муравейник обжитых корпусов.
Солнце свалилось за края видимости, оставляя одноцветное лекало заката. Оперативники сидели в курилке и, ожидая вечерней поверки, лениво перекидывались фразами.
– Скоро отупеем с нашим руководством… Строем будем ходить и «Катюшу» петь перед сном, – выпустив сигаретный дым из ноздрей, сказал Рябинин.
– На следующей неделе Жоганюк пообещал встречу с сотрудниками УР Фрунзенского РОВД, – донёс до собеседников перспективу опер по линии НОН[11], Серёга Капустин, – так сказать, по обмену опытом и оперинформацией…
– С поцелуями взасос и хлопаньем по булкам, – продолжил Бескудников и, вдруг взорвался, – как он задолбал меня!.. Сегодня залетает в кубарь, я лежу, сплю, никого не трогаю… Он, как заорёт: почему не на ПХД[12]!..
Все заинтересованно слушали Беса, по той причине, что тоже профилонили хозработы, прозагорав на крыше нежилого корпуса.
… Я лежу, он меня за плечо трясёт… я глаза рукой прикрываю и ой-й, бл…!.. – растягиваясь в ухмылку говорил Бес, – он, короче, отскочил… Я ему: кто здесь? Он мне, чего не видишь что ли? Я ему и говорю: а-а, это вы, товарищ полковник! Вот, мол, листы для укрепления ворот сваривал и «зайчика» поймал. Доктор отправил в темноте полежать… Говорит ослепнуть могу…
Бес выдержал почти мхатовскую паузу.
– А он? – ожидая очередной каверзы, чуть не хором, овопросили Беса опера.
– Что он? Пожелал здоровья и пошёл вон…
– Слышь, Сань, а откуда у нас сварочный аппарат взялся? – спросил Рябинин.
– Так вот, Жоганюк и вернулся это спросить…
– Ну?
– А я уже к Долгову и Катаеву в спортзал свалил. Пересидел там.
– Так один хрен спалился…
– Если бы спалился, то он бы уже с приказом о наказании бегал… Я же с ним базарил и рожу закрывал, он и не запомнил мой благородный профиль.
Опера дружно рассмеялись. Вынужденное безделье начинало тяготить. Наваленные Жоганюком, функции хозвзвода откровенно бесили. Обещания полковника завалить информацией и взвинтить масштабную практическую деятельность, так и оставались фикцией. В принципе, Николай Иванович был неплохой мужик, но его желание «пересидеть», не вязалось с мятежными натурами, рвущихся в бой оперативников. Из всего комплекса планируемых мероприятий в город выезжала лишь оперативная группа, да и то лишь на подрывы с человеческими жертвами или двойные-тройные убийства. Формат работы по этим происшествиям заключался в том, что опергруппа, включая водителя, занимала посты боевого охранения ближнего рубежа (дальний обеспечивали бойцы ОМОНа), а следователь горпрокуратуры спешно царапал протокол осмотра места происшествия. Местные менты, если потерпевшие не были их знакомыми, цокали языками, о чём-то между собой переговаривались и уезжали. В случае преступных посягательств на федералов, к месту нападения стягивались «коробочки», вэвэшники, СОБРы-омоны и в округе проводилась демонстративная «зачистка», никогда не приносящая результатов. Последний раз такие мероприятия проводились, когда на Староремесленном шоссе неизвестные расстреляли троих офицеров Центральной комендатуры. Выскочившие в числе первых – убийство произошло в двухстах метрах от ПВД – череповецкие омоновцы были встречены одиноким автоматчиком, атаковавшим бойцов из-под крыши трёхэтажного здания. Получив ответ из восьми стволов, «дух» ретировался. Однако один из парней, Лёха Драгунов выхватил пулю 7.62 в голень. Участие в этой перестрелке принимал Саня Таричев, с годовым стажем, опер отдела КМ, который и рассказал о произошедшей глобальной общевойсковой операции.
