Безучастно слушала Надя, как выбирают якорь. Безучастно следила за все убыстрявшимся движением зеленых берегов.

Отряд двинулся по Сухоне, подчиняясь безжалостному «следовать дальше». Теперь их осталось трое — «Машук», «Кольцов» и «Памир». Впереди был порт Сокол, последний порт на Сухоне. А там и до Волги рукой подать. Бревенчатые деревушки стояли по берегам. Синели табличками школы. Электричество было не везде, но радио повсюду, в каждом селе, в каждой деревушке. Наде представилось, как в этих глухих местах, сидя в избе при керосиновой лампе, слушают люди сообщения о запуске космических ракет. Она думала о том, что мальчишки и девчонки, те, что учатся в этих бревенчатых школах, тоже, наверное, мечтают о полетах на Луну и на Марс.

Застрекотал в небе вертолет, пролетел над рекой и стал снижаться вдали над лесом.

Что он нес с собой в эти глухие места? Книги? Лимоны? Почту? Или врача к тяжелобольному? А может быть, геолога-разведчика, которому суждено открыть новые богатства в недрах лесного края.

И зашумит тогда лес новым шумом — шумом великой стройки.

«Реки уходят в глубь страны. Чтобы знать страну, — думала Надя, — надо знать ее реки».

Поднимался туман, он застилал кусты, клочьями висел на березах. С металлическим звоном упали на корабль провода: на «Машуке» забыли положить мачту, и она легко порвала эти тонкие, протянутые над рекой нити.

Женщина с ведрами на коромысле, видевшая это, прокричала что-то вслед «Машуку», грозя кулаком.

Из рубки на ходовой мостик вышел Андрей. Он постоял, глядя на провода, которые «Машук» тащил за собой. Матросы, забравшись наверх, сбросили провод, зацепившийся за мачту, и он стал тонуть, медленно погружаясь.

Андрей махнул рукой.

— И концы в воду! — сострил он. — Ничего, починят!..

«Когда еще починят, — думала Надя. — Если бы Лучников был на «Машуке», он сберег бы проводку, как сберег ее там, на Свири».

«Капитан нового типа», — так тогда в шутку назвал Андрея Лучников. Капитан, который не пьет и не курит. «Почему я стала его женой? Потому, что мне было двадцать два года. Потому, что подружки выходили замуж. Потому, что все выходят замуж. Потому, что он не был мне противен. Потому, что нравились его светлые волосы. Потому, что он так уверенно говорил: «Мое мнение такое»...

Все гуще поднимался туман. Он полз от реки, поднимался из низин. Горьковатый запах черемухи мешался со сладким запахом меда, где-то близко цвела рябина. Громче щелкали соловьи в кустах.

Надя думала о Лучникове. Как он ходит по палубе «Грибоедова», обдумывая новые, еще не испытанные способы сняться с мели. Лицо отрешенное, взгляд невидящий, углубленный в себя. А может быть, уже снялись, и он стоит на главной палубе и смотрит, как движутся мимо леса, слушает соловьиные трели. Снимает фуражку и проводит рукой по волосам... Рука у него крепкая, надежная. Надя помнит ее.

Стемнело, да и туман сгустился. Флагман «Машук» первым бросил якорь на ночлег.

Андрей разыскал Надю на корме.

— Пойдем ужинать…

— Еще постоим немножко.

— Соловьи-то, ишь, разливаются! — Он присел на спасательный ботик. Сказал: — Скоро придем нa Волгу... Хорошо прошли. И погодка была, как на заказ. А еще некоторые воображают, что женщина на корабле к несчастью. Несчастья-то никакого не случилось. Даже в Опоках не сели. Верно, жена?..

Надя молчала. Смотрела на бледную вечернюю воду. Пустота и бесцельность дальнейшего пути, всей жизни с Андреем охватили ее. Что-то произошло. Изменилось навсегда.

Было ли это несчастьем в ее жизни, она не знала.