Поп, если этот тип и имел отношение к церкви, расплылся в не совсем хорошей улыбке. Мне захотелось плюнуть ему в рожу, но рот пересох, будто я неделю ошивался в Пустыне Смерти. Наконец, удалось, цепляясь за прутья, встать на ноги. В голове шумело. Накачали меня наркотиками?
— Итак, — голос толстяка стал деловым и суровым. — Прежде всего, сэр, не соблаговолите ли сообщить мне свое имя и цель прибытия в наш тихий, богобоязненный городок? Я, надеюсь, язык Ваш еще повинуется вашему рассудку? Ибо Кабан…
Я с трудом прочистил горло, смачно сморкнулся на «его» территорию и прохрипел:
— А не пошел бы ты, дядя, куда подальше!
Лицо его передернулось. И тут поехало!.. Давно я не слышал такой тарабарщины.
— Велики грехи наши, и нет прощения Господа нашего за неправедные дела, за кои грядет расплата великая, ибо нет места, где скрыться можно было бы от Суда праведного, от руки карающей, от огня небесного. Ибо нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано, сын мой, в тот час, когда слуга Божий вершит Суд вознамерится над детьми Дьяволовыми, сюда явившимися из геенны огненной! Свет прийдет в мир; но люди более любят тьму, нежели свет, потому что дела их и помыслы злы. Ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы.
Это был прирожденный оратор! Сколько энергии, чувств, экспрессии! И эффектные паузы, где необходимо, и закатанные к верху глаза в религиозном экстазе, и воздетые к небесам волосатые ручищи.
— Покайся, Валентин Котовски, и спасен будешь, и славу обретешь неслыханную, и души, захваченные тобой не по желанию твоему, но по приказу Сатаны, Князя Тьмы, вновь с телами воссоединятся своими, и херувимы…
— Сам придумал или кто подсказал? — не выдержал я. Терпеть не могу подобную галиматью. — И можно помедленнее? Мне что-то не все ваши тезисы ясны, святой отец. Прежде всего, какое отношение ко мне имеет… как там бишь этот… Валентин… э-э-э…
Падре осекся, насупив брови.
— Мистер Котовски, смею вас заверить, вы находитесь в сетях Дьявола. Я искренне верю, что не сознаете вы в полной мере положение свое, но крайне необходимо покаяться, как велит Слово Божие.
— Меня зовут Роберт Хампердинк, я приехал сюда на симпозиум по проблемам парапсихологии. Уверен, это какое-то недоразумение! — сказал я, особо не надеясь даже на малейшее взаимопонимание. — Я требую выпустить меня отсюда! Это попирание всяких человеческих прав! Я буду жаловаться.
— Ну-ну-ну, мистер Котовски, вы же взрослый человек, офицер секретного неправительственного агентства, этого грязного, лживого, отвратительного прибежища Сатаны… Вы должны уважать силу и, в особенности, определенные обстоятельства. Такие, как сейчас. Не спорю, сын мой, в вашей практике случались ситуации и похуже, но это не тот случай. Гм… Ибо не стало праведного, ибо нет верных между сынами человеческими. Ложь говорит каждый своему ближнему; уста льстивы, говорят от сердца притворного. Но настает час, когда за все на свете придется держать ответ нам перед Господом Богом нашим и никуда не скрыться от вящего ока его…
Так. Следовало собраться с мыслями. Не хватало мне еще каких-то «левых» приключений на голову перед самой Операцией! Ни о каком Валентине Котовски я и слыхом не слыхивал и нюхом не нюхивал, как пить дать. А что на счет Агентства, так мало ли подобных заведений на бескрайних просторах нашей Земли-матушки… На пушку берешь, начальник!.. Может, какие-то старые делишки всплыли? Маловероятно, хотя… Может, это испанцы? Не похоже. Или «Дюпон и сыновья»? Вряд ли. А если это Большой Билли? Кажется, он страстный любитель всяких приколов. Этот падре вполне в его репертуаре. Тогда плохи мои дела.
— Я вам еще раз повторяю, что меня зовут… — начал было опять я, пытаясь оттянуть время, но этот тип вскинулся вдруг и вперил в меня свой указующий жирный перст с грязными обкусанными ногтями, слегка подрагивающий от возбуждения.
— Что есть имя твое, сын мой? То ли оно еще, что тебе дали при крещении? Вопиют души пойманных в сети Диавола, веселятся бесы и радуются, найдя пищу в душе твоей богатую, ибо темны дела твои и неправедны, бесчисленно горя и разрушения принес ты в этот мир! Слушай. Иисус спросил одного человека: как тебе имя? Он сказал: «Имя мне легион», потому что много бесов вошло в него… А как ты себя чувствуешь, сын мой?
— Просто великолепно, — процедил я, крепче сжимая прутья решетки, лихорадочно пытаясь отыскать выход из сложившейся ситуации. По-моему, они все какие-то психи, религиозные фанатики. — Кто вы и на кого работаете? — задал я вопрос в лоб.
— Господь Бог наш — мой пастырь и проводник! Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу в житницу Свою, а солому сожжет огнем неугасимым. Истину глаголю — дождем прольет Он на нечестивых горящие угли, огонь и серу; и палящий ветер — их доля из чаши. И не одолеть нас, праведных, духу бесовскому, князю позорному! Вот нечестивый зачал неправду, был чреват злобою и родил себе ложь. Рыл ров, и выкопал его, и упал в яму, которую приготовил. Злоба его обратится на его голову, и злодейство его упадет на его темя. Трезвитесь, бодрствуйте, ибо противник наш, дьявол, ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить!
Святой отец явно вошел в раж. Волосы растрепались, лицо раскраснелось, крест съехал куда-то в бок. Ладно, хоть слюной пока не брызгался. А у меня возникли некоторые подозрения.
— Падре, вы, случайно, не беса собрались изгонять из бренного моего тела? Но причем здесь я? Всегда вел достаточно праведную жизнь верного семьянина, исправно посещал церковь… по воскресеньям… Вы с кем-то меня путаете! Это ужасная ошибка, вы пожалеете!
— Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие. Во истину, сын мой, проникнись, всякое растение, которое не Отец наш Небесный насадил, да искоренится. Всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь! Не здоровые имеют нужду во враче, но больные. Ибо показало сатанинское оборудование — сидит в тебе бес, и не один, томятся в тебе невинные души, вопиют они гласом страшным! Грядет суд, грядет расплата!
— Нету во мне беса! — терпение мое начинало иссякать.
О, если бы не эта клетушка!
— Избавила меня моя мамочка от беса, еще в детстве! Имеются все необходимые справки. Дома…
— Кто усмотрит погрешности свои? — истерично взвизгнул падре, потрясая кулаками. — Когда нечистый дух выходит из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находя, говорит: возвращусь в дом свой, откуда вышел. И пришед, находит его выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, вошедши, живут они там; и бывает для человека того последнее хуже первого. Вот оно, исчадие Ада, да сгорит оно в геенне огненной, да сгинет с глаз людских! — падре, затрепетав в праведном гневе, залез к себе в карман своего балахона и извлек на свет божий… останки моих часов!
— Ты, шут гороховый, заткнись! — заорал я.
Факт нахождения часов у этого хмыря почему-то взволновал меня чрезвычайно.
— Если я умолкну, то камни возопиют, — с достоинством отвечал святой отец, несколько успокаиваясь и запихивая часы обратно. — Дана мне власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражию, и ничто не повредит мне. Ибо щит мой в Боге, спасающем правых сердцем.
Неожиданно он схватил кольт со стола и стал нежно его поглаживать. У меня опять нехорошо засосало под ложечкой, а это чувство редко меня подводит.
— Если глаз соблазняет тебя, — продолжал падре елейным голосом, — вырви его: лучше тебе с одним глазом войти в Царствие Божие, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную.
Сняв оружие с предохранителя, он ухмыльнулся.
— Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить, а бойтесь более того, кто может и душу, и тело погубить в геенне… — он стал медленно поднимать пистолет. Ситуация явно забавляла его.
По-моему, серьезно запахло жареным.
