Не подозревая о том, что от резкого перемещения его массы задрожал старинный канделябр над его головой, Бентон потрепал мягкие уши Чарли и сказал:

— Вы готовы?

Потом перевел взгляд с ее напряженного лица на ее руку, все еще лежавшую на телефоне, и поднял брови.

— Что еще случилось? Плохие новости?

— Мэтт. Он все еще неважно себя чувствует. Но его жена сказала, что, может быть, он поднимется после полудня.

— О’кей. Приободритесь. Все будет хорошо.

Но беспокойство так окончательно и не исчезло с ее лица, что расстроило Бентона. Он уже видел, как в ее глазах загораются огоньки, как в них прячется улыбка, хоть и не адресованная ему. Но сейчас Элинор смотрела по-другому, отчего его сердце готово было остановиться.

Он сказал с небольшим раздражением:

— Эй, вы что, не слышали, что я сказал?

Элинор повернулась, протянув руку за коричневой ветровкой, и ее рука дрожала. Она сказала через плечо:

— О чем вы? Я слушала вас.

Даже стоя к нему спиной, она выглядела напряженной. Ее формы были округлыми, словно спелый плод, но при этом она была хрупкой, как тростник. Это была зрелая женщина, а не костлявый подросток. Проклятье! Он коротко спросил:

— Хорошо, что я сказал вам, когда мы разговаривали в первый раз?

Элинор надевала ветровку и не смотрела на него.

— Вы назвали меня милашкой.

— А вы и есть милашка. Но вспомните, что я сказал только что. Мне показалось, что я расставил все точки над «i».

— Вы… вы сказали, что мы повидаемся с Мэттом, и… и все останется как есть. Пока вы не вернетесь.

— Попали в яблочко. И так мы и сделаем. Поэтому хватит волноваться. Поверьте мне.

Господь свидетель, как она хочет поверить ему. Она могла бы выиграть время и получить шанс на то, чтобы уладить некоторые жизненно важные для себя вопросы.

Элинор принужденно улыбнулась, что не убедило его, и пожала плечами.

— Поняла. Вечно я допускаю промахи. Но нам лучше отправляться. Аукцион начинается в одиннадцать, а мне еще надо кое-что успеть перед ним.

Чарли посмотрел им вслед через кухонную дверь, неимоверно печально вздохнул и направился к миске с едой, чтобы подкрепиться и должным образом встретить начинающийся день.

Миска оказалась пустой. Но открытая сумка стояла рядом. Он толкнул ее носом. Она опрокинулась, и благодатный поток сухариков покрыл пол. Хорошо. Он не гордый. Он съел, сколько хотел, прямо со старого поцарапанного кафеля, а остальное приберег на потом. Вылакав два литра воды, он отправился наверх, чтобы вздремнуть.

Где бы ему устроиться? На кровати женщины или у хозяина? Ее кровать стояла дальше от того дерева, где сидела белка. Пес вспрыгнул на шерстяное вышитое покрывало Элинор, сделал три оборота, плюхнулся и уснул.

Где-то внизу звонил телефон, и эхо вторило ему на лестнице. Но Чарли обладал опытом и знал, что к нему звонки не относятся.

Телефон Элинор уже не слышала. Она выводила из гаража свою старую машину и испытывала некоторое извращенное удовольствие, заметив, что колени высокого мужчины рядом с ней почти касаются его щек.

— Если я застряну в машине, вам придется вскрывать ее консервным ножом, — сказал Бентон.

— Прошу прощения. Но я не очень хорошо вожу машину, если сижу на заднем сиденье.

Элинор с удовлетворением отметила по приезде в магазин, что Бен припарковал фургон под навесом, и он не был разгружен. Но вот то, что шина с левой стороны, без сомнения, спустила, удовольствия ей не доставило.

— Проклятье!

Бентон высвободил одну ногу и теперь старался сделать то же самое с другой.

— Что?

— Шина в фургоне спущена.

— Не стоит беспокоиться. Мы можем поехать в моем «пикапе». Он и так слишком долго отдыхал.

Он закончил освободительную кампанию и выпрямился, снимая пиджак.

— Отправляйтесь в магазин и делайте, что запланировали. Я сниму шину и прихвачу еще запасную. По пути мы завезем их на станцию обслуживания.

Элинор кивнула, слегка пораженная. Минула целая вечность с тех пор, как кто-то занимался налаживанием механизмов для нее. Ей пришлось полюбить это занятие, раз уж весь ручной труд лежал на ее плечах.

«По крайней мере, — подумала она, поднимаясь по ступенькам в магазин, — нет никаких следов присутствия красного “порше” Тони. Может быть, представителем “Сотбис” оказалась женщина?» — Она радовалась непредвиденной задержке Тони и тому, что встреча с этим назойливым человеком откладывается на потом.

О, если бы Тони узнал о том, что она считает его надоедливым человеком. Его самолюбие бы пострадало.

— Доброе утро, — сказала Элинор Томасину, который наслаждался завтраком и ответил на ее приветствие, выгнув шелковую спинку. Мэри Энн приветливо выкрикнула приветствие из передней, где она начищала китайскую горку.

— Потом поможете мне отодвинуть комод, надо протереть за ним.

— Конечно. Позовите меня, когда будет надо.

Утренняя почта, как обычно, лежала на столе Элинор. Толстая пачка конвертов, безусловно, счета, которые необходимо оплатить. Она знала, что Мэтт велел ей бы ей оплатить и все-таки будет лучше, если она спросит позволения у Бентона, хотя бы и ради дипломатии. И разобраться с чеками тоже надо. Она знала, что на счету магазина всего пятьдесят долларов.

Повесив свою ветровку на спинку старого виндзорского стула, она присела к столу, разбирая оставшуюся почту.

Один конверт привлек ее внимание: «Антиквариат Джиаметти».

Джон Джиаметти из города Джексонвиль. И почему она раньше о нем не подумала? Она с удовольствием работала бы на Джона. Он человек симпатичный и достойный.

Она вскрыла конверт, пробежала его записку, положила письмо рядом с телефоном и оглянулась.

Бен стоял у платформы вместе с Бентоном; она могла слышать их голоса. Мэри Энн углубилась в работу над викторианским игорным столом в дальнем конце выставочного зала.

Не желая чувствовать себя виноватой, Элинор набрала номер.

Джон Джиаметти обрадовался. Он недавно ездил по некоторым делам в Сент-Луис, надеялся, что их контакты не прервутся, и сказал, что всегда ценил опыт Элинор. Она должна перезвонить ему через неделю, и они договорятся.

Элинор откинулась на спинку своего стула, чувствуя, что гора свалилась с ее плеч. Джексонвиль был всего в тридцати милях от границы штата. Она сможет ездить туда-сюда, пока не встанет на ноги. А работать с Джоном — сплошное удовольствие.

Внезапно ей показалось, что день стал неизмеримо ярче — даже если ей придется посвящать Бентона Бонфорда в тонкости аукциона. Все будет хорошо, подумала она, если мне удастся удержать Бентона от покупки подержанного трактора с плугом.

Но сейчас ей в любом случае не следует волноваться.

«Вот видишь, что происходит, когда ты сама занимаешься собственной жизнью, Элинор?»

Но легкое беспокойство все же осталось, и она сказала себе, что ей следует, вероятно, позвонить и в другие места, хотя бы Гроссману, если уж не по всем номерам в списке, просто для подстраховки.

И Элинор взяла было список.

Но остановилась.

Она разорвала бумажку и беспечно бросила ее в корзину для мусора.

Подошел Бен, двигаясь слегка неуверенно, и сказал:

— Доброе утро. Вы нашли список с аукциона, что я оставил вам?

— Да, — ответила она, не добавив ничего больше. «Старый ты идиот», — подумала она, но ведь она любила его.

Бен и сам проворчал, потирая лысину.

— Нет дурака большего, чем дурак старый, — сказал он. — Со мной не происходило ничего подобного с тех пор, как моя любимая команда «Кардс» выиграла на чемпионате США. Мэри Энн зовет вас. А Бен ждет, когда вы будете готовы.

Элинор и Мэри Энн с трудом оттолкнули старый комод с оловянными ручками от стены. В награду за их старания обнаружились кошачьи сокровища, не востребованные владельцем, состоявшие из рукавицы из ангорской шерсти, большого высохшего мертвого сверчка, голубой пасхальной ленточки, которая исчезла с шеи Томасина несколько минут спустя после того, как ее повязали, и потрепанного розового шерстяного помпона.