Было решено, что вся группа полетит в Афины рейсовым самолетом, а багаж будет отправлен грузовым. В Пирее их будет ждать яхта мсье Димитриу. Вся экспедиция вместе с дорогой займет не больше недели: отправиться они должны были во вторник, а в субботу вернуться в Париж. Во время отсутствия Леона делами салона должна была ведать директриса; сам кутюрье с нетерпением ждал возможности немного отвлечься. Леон занимался с Чармиан индивидуально, подбадривал ее и подсказывал девушке, как лучше подать ту или иную модель.
Александрос Димитриу больше не появлялся в салоне, все детали уточнялись по телефону.
В последнюю неделю перед отъездом Леон заметно нервничал. Рене начали беспокоить боли в боку.
В понедельник у девушек был выходной, но на следующий день они должны были отправляться в Грецию, и Леон вызвал Чармиан к себе, чтобы дать ей последние наставления. Тут она узнала, что у Рене нашли острый аппендицит и увезли в больницу на операцию. Леон решил не покидать Парижа, а с девушками послать мадам Дюваль.
Чармиан видела, что Леон совершенно извелся.
— Я знаю, это очень простая операция, — сказал он, убеждая больше себя, чем ее. — Мне сказали, что через неделю она уже будет дома, но я все равно не могу ее оставить. Элиза позаботится о тебе, та chere, и я уверен, что ты выступишь отлично.
Чармиан постаралась скрыть свое глубокое разочарование — ведь Леон был для нее единственной опорой — и сказала, что не подведет салон Себастьена. Рассчитывать на его помощь не приходилось: сейчас все его мысли были о жене.
— Желаю удачи, — машинально сказал он, — и счастливого пути.
В салоне Чармиан было нечего делать, и она вышла на улицу, залитую весенним солнцем. Она послала Рене цветы, а потом решила прогуляться по набережной. У нее был назначен визит к парикмахеру, но время еще оставалось и надо было чем-то занять его. Девушка побродила у реки, посмотрела на выставленные картины, на товары в витринах.
Голубое небо и белоснежные облака отражались в воде вместе с нежной зеленью деревьев. Люди, проходившие мимо нее, были веселы, оживленно болтали, и настроение Чармиан мало-помалу исправилось.
Ее жизнь тоже была в самом расцвете, впереди ее ждало много нового и необычного. Она не побоялась попытать счастья в Париже, и удача улыбнулась ей. Так почему же она должна бояться выступления в Греции?
Странно, но раньше ей не приходило в голову, что удача ее связана прежде всего с Алексом. Ведь именно он подарил ей платье, которое, образно говоря, познакомило ее с Леоном, именно он настоял, чтобы ее взяли на Гераклею. Что будет дальше? Какую еще роль сыграет он в ее судьбе?
Глава пятая
Холодным майским утром, серым и дождливым, девушки Себастьена вылетели из Парижа в Афины.
Они представляли собой весьма необычную группу. Мадам Дюваль все время жаловалась; она не верила, что шоу на далеком греческом острове может послужить хорошей рекламой для салона, ей не хотелось покидать Париж. Дезире боялась, что в самолете ей станет плохо; Гортензия нервничала, потому что летела впервые в жизни, а Чармиан просто чувствовала себя лишней. Только Гортензия держалась с ней дружелюбно. Одна Ивонн была весела и на жалобы мадам отвечала:
— Пустяки. Нас ждет целых четыре дня отдыха в шикарном месте, и все это за счет мсье Димитриу.
Чармиан отнюдь не считала эту поездку отдыхом; перед полетом она тоже немного нервничала, хотя уже не раз летала через Ла-Манш.
Ивонн, которая часто летала в разные страны Европы и даже за океан, держалась с поразительным спокойствием. Она великолепно выглядела в своем темно-красном костюме, и рядом с нею Чармиан чувствовала себя школьницей, хотя ее зеленый костюм сидел на ней безукоризненно. Впрочем, она не была француженкой. Ивонн же воплощала дух Парижа в лучшем его проявлении.
Мадам, как обычно, была в черном; на Дезире был брючный костюм, а Гортензия в своем сером кашемировом пальто выглядела совсем незаметной. Она говорила, что с ее заурядной внешностью не стоит претендовать на элегантность, поэтому в одежде удобство предпочитала красоте.
— Я очень боюсь взлета, — призналась она Чармиан. — Большинство катастроф происходят именно на взлете.
Ободрила, нечего сказать. Она сидела рядом с Чармиан, остальные занимали места через проход. Но все обошлось. Самолет набрал высоту, правда, пелена облаков мешала видеть страны, над которыми они пролетали. Полет оказался довольно утомителен, и только ленч его немного скрасил.
В греческом аэропорту они без задержки прошли таможенный досмотр. Очевидно, местные власти были предупреждены о прибытии девушек — их сразу же проводили к машине, не дав даже времени осмотреться. Мадам Дюваль села рядом с шофером, а четверо девушек разместились сзади. Чармиан и Гортензии пришлось сесть на откидные сиденья. В машине было достаточно места, но Ивонн начала ворчать, что здесь тесно, нельзя даже вытянуть ноги. Чармиан не без удовольствия услышала, как Гортензия сказала ей:
— Ивонн, это ты велика для машины. Никто не виноват, что у тебя вместо ног ходули.
Машина миновала Пирей и выехала в пыльный район гавани, где дороги были вымощены брусчаткой. Место было далеко не респектабельным — маленькие домишки и дешевые магазинчики, но в порту царило оживление: всюду виднелись катера, яхты с туристами, сновали моторные лодки, швартовались паромы с Этаны и из Саламисна. Чармиан с интересом смотрела на необычную обстановку, пытаясь прочесть вывески на греческом. Разноплеменная толпа заполняла порт, а от шума можно было оглохнуть. Греки тоже были далеко не молчаливым народом. Крики, пение, гудки машин сливались в неописуемую какофонию.
Мадам со страхом смотрела на толпу.
— Боже! Как мы найдем дорогу в такой толчее?
— Терпение, мадам. Господин Димитриу пришлет кого-нибудь, чтобы проводить вас на яхту, — заверил ее шофер.
В машине было жарко. Костюмы, предназначенные для прохладного парижского дня, оказались слишком теплыми для Афин.
— Нельзя ли нам выйти? — капризным голосом спросила Ивонн. — Я скоро сварюсь.
— Нет-нет! — запротестовала мадам Дюваль. — Вы потеряетесь в этой толпе. Когда мы окажемся на яхте, сразу станет прохладнее. Яхта называется «Ксантиппа». — Она посмотрела на лес мачт, возвышавшихся над пирсом, как будто пытаясь найти ее. — Кажется, так звали какую-то богиню.
Чармиан знала, что мадам ошибается, но не стала поправлять ее, хотя не могла взять в толк, почему Алекс назвал свою яхту именем сварливой жены Сократа.
Встречать их пришел сам Алекс. Чармиан увидела, как он пробирается через толпу моряков и туристов, и у нее замерло сердце. Высокий, важный, в белых брюках и синем блейзере, он выделялся из пестрой толпы. И все вокруг невольно расступались, чтобы пропустить его.
Мадам с облегчением вздохнула, когда Алекс подошел к машине и распахнул дверцу. Шофер тут же выскочил и помог выйти девушкам.
— Мне жаль, что мадам Себастьен заболела, — сказал Алекс мадам Дюваль. — Наверное, мсье очень расстроен.
Не было ли в его голосе насмешки? Чармиан казалось, что Алекс не в состоянии понять глубокую любовь Леона к жене. Уж он-то не стал бы откладывать важную деловую поездку только из-за того, что жене предстоит небольшая операция.
Алекс окинул взглядом девушек и, не обращая внимания на кокетливые взгляды Дезире, уставился на Чармиан.
— Значит, вы все-таки привезли мадемуазель Чармиан, мадам Дюваль?
— Но вы же поставили это непременным условием, — мрачно заметила мадам.
Легкая усмешка тронула губы Алекса.
— Ну к что. Мои желания не всегда сбываются, — вежливо заметил он. — У нее ведь тоже мог случиться приступ аппендицита.
Ивонн пробормотала нечто вроде «до этого, к сожалению, никто не додумался», а Алекс тем временем подозвал матросов с «Ксантиппы» и велел им взять чемоданы. Мадам с беспокойством спросила его, прибыл ли багаж.
— Все уже доставлено в «Аполлон», — сказал он. — Это Спирос, — представил он подошедшего молодого человека. — Он — ваш стюард. Он покажет ваши каюты, чтобы вы могли привести себя в порядок после путешествия. Чай подадут, как только вы будете готовы.