К. Дж. Черри — создатель серии многочисленных произведений, посвященных истории будущего, в которой главную роль играет Союз-Альянс. По сути, это хроника хитросплетений межгалактической торговли и политики на протяжении нескольких тысячелетий. В серию среди прочих произведений входят романы, получившие премию «Хьюго», — «Последняя база» и «Сытин». Превознесенная критиками за изобретательную экстраполяцию развития наук о человеческом индивиде и социуме, а также искусное сплетение технологии и человеческого фактора, серия включает в себя несколько популярных подсерий, таких как «Трилогия Угасающего Солнца» и «Шанур» («Гордость Шанур», «Выбор Шанур», «Испытание Шанур» и др.). Недавняя серия из четырех романов — «Чужеземец», «Пришелец», «Наследник», «Предтеча» — заслужила одобрение критики за подробное описание того, какие культурные и расовые противоречия нужно преодолеть колонистам-землянам, чтобы создать хрупкий союз с обитателями чужой планеты. В жанре героической фэнтези Черри является автором четырехтомных «Хроник Моргейн» и эпических романов в жанре «Меча и магии» о Галисине («Крепость в центре Времени», «Крепость Орлов», «Крепость Сов»). Также она создатель межавторской серии «Меровингские ночи» и один из создателей многотомного межавторского сериала «Герои в Аду».

Де Франко сидит за столом напротив эльфа и на миг вдруг погружается в сон — не в настоящий сон, в недавнее прошлое: все составляющие сна, что окружают его сейчас, чуть менее отчетливы, чем когда все это происходило, поскольку они были пропущены через человеческие глаза и человеческие уши, а человек замечает куда больше и многим меньше, чем происходит в мире на самом деле…

…земная твердь вспухает с зубодробительным грохотом, земля водопадом обрушивается вниз, снова и снова, и Де Франко с трудом поднимается на колени; комья с лязгом отскакивают от его брони. Быть может, то место, куда он стремится, через мгновение превратится в воронку, быть может, в тот же самый миг станет воронкой то место, где он стоит сейчас. Задумываться об этом некогда. Есть всего один способ выбраться с этого предательского склона — идти вперед, не останавливаться. Де Франко корежится и корчится под тяжестью брони, на миг ослепнув, когда система дыхания не справляется с подачей воздуха, но горло у него уже дерет от переизбытка кислорода за три дня на поверхности. Черт бы побрал это снаряжение, которое докучает ему гораздо изощреннее, чем неприятель, на этом последнем, затяжном переходе в безопасность подземных туннелей…

Он возвращался домой, Джон Де Франко, если только дом все еще был на месте и снаряды, смявшие в этом секторе их защиту, не ликвидировали ее повсюду и не разгромили их базу в пух и прах.

Эльфы наконец-то пронюхали, где уязвимое место у этой системы вооружений, вот что, и Де Франко клял их на чем свет стоит, а пот заливал глаза, и кислородная смесь щипала горло и ударяла в голову не хуже вина. Здесь и там снаряды сотрясали воздух, землю и его кости, и в который уже раз силой взрывной волны его подбрасывало в воздух и шарахало о перепаханную землю, ушибленного и помятого (и если бы не броня, быть ему мертвым и нашпигованным шрапнелью). И немедленно деревянные и металлические обломки начинали со звоном отскакивать, а следом за ними под воздействием силы тяжести барабанной дробью обрушивались комья земли вперемешку с камнями и глыбами побольше.

А потом, не попав непосредственно в зону обстрела и не погибнув, он вновь отдирал от земли свое покрытое испариной человеческое тело, перенося тяжесть брони на гидравлические сочленения и отчаянно заставляя пятьдесят кило неподатливой керамики и механизмов и девяносто кило дрожащей человеческой плоти пуститься валким, обессиленным бегом.

Бежал, падал, снова бежал и сбивался на шаг, когда головокружение становилось совсем невыносимым, и даже не тратил время на то, чтобы уворачиваться.

Но в какой-то миг толчки прекратились, и вызванное обстрелом землетрясение кончилось, и Де Франко, пробиравшегося по изрытому воронками склону, ошеломила тишина. Его нетвердая поступь замедлилась, и он, неуклюже затоптавшись в броне, обернулся назад. Вся задымленная ложбина промелькнула перед забралом шлема, озаренная призрачной зеленой индикационной сеткой, которая бешено мерцала и говорила ему, что его глаза мечутся в панике, пытаясь охватить больше, чем ему нужно. Он испугался, что оглох, так сильно ударила эта тишина по его истерзанным ушам. Он слышал гудение вентиляторов в шлеме и броне, но этот звук преследовал его повсюду, даже по ночам снился, так что, возможно, он звучит у него в голове, а не в ушах. Он грохнул затылком по керамической стенке шлема и услышал глухой стук, хотя и отдаленный. Значит, со слухом все в порядке. Лишь дым да изрешеченный воронками унылый пейзаж напоминали об обстреле.

И внезапно один из призрачно-зеленых показателей скакнул и превратился в тройку нулей, и цифры замелькали, так что он неуклюже развернулся и запрокинул голову, щиток шлема приглушал небо все в сполохах и черных провалах. Цифры добежали до критического значения, и он снова развернулся и взглянул на равнину — зазвучали первые разрывы, снова повалил дым.

Он стоял на вершине холма и смотрел, как удары с воздуха, которые он вызвал полвечности назад, перепахивают ложбину вдоль и поперек. Он знал разрушительную силу лучей и снарядов. И его первой и мгновенной мыслью было: не будет больше проникновений за экран, и человеческие жизни спасены. Он сумел переиграть хаос и искупил собственную ошибку — заплутав, он случайно оказался чуть ли не в самом центре вражеской диспозиции.

А следом за этой мыслью, тесня торжество, пришла вторая: что в этом мире и без того уже слишком много шума, слишком много смерти, чересчур много, и ему захотелось расплакаться от облегчения и страха, что он все еще жив и здоров. Хорошенькое дельце. Разведчик с базы отыскал вражескую огневую точку, но угодил в ловушку, и теперь вся авиация вынуждена вытаскивать его из-под огня, угрохивая снарядов на миллион кредитов и уничтожая чужого добра на добрых десяток миллиардов.

Молодчина, Де Франко.

Его пробрала дрожь. Он развернулся спиной к полю боя, включил локатор и зашагал, медленно-медленно, нога за ногу, и если бы он то и дело не останавливался передохнуть, замыкая сочленения скафандра, то непременно упал бы. А так — шагал с открытым ртом и гремящим в ушах шумом собственного дыхания. Он шагал, слепо, потеряв ориентацию, пока с базы не засекли сигнал его локатора и не указали Потерянному Мальчику, которого уже и не чаяли увидеть, дорогу домой.

— Тогда вы нанесли нам огромный урон, — говорит эльф. — Это была последняя попытка, которую мы могли предпринять, и мы понимали, что вы уничтожите последние наши орудия. Но также мы знали, что вы сделаете это быстро, а потом остановитесь. Мы научились полагаться на ваши обычаи, даже если не понимали их. Когда начался обстрел, башни пали и больше тысячи наших полегло в городе.

— Но вы продолжаете наступать.

— И будем продолжать. Пока все не кончится или пока мы не погибнем.

Де Франко мгновение смотрит на эльфа. Комнатушка — тесное и стерильное помещение без каких-либо следов ее обитателя, но со всеми едва уловимыми признаками человечности. Спокойная спальня, обставленная в приглушенных желтых и зеленых тонах. Стол. Два стула. Нетронутая постель. Они часами сидят друг напротив друга за этим столом. Всякие теоретические вопросы уже тысячу раз обсуждены, и теперь настало время думать только о недавнем прошлом. И сам Де Франко понимает, что снова запутался в эльфийском мышлении. Оно так и остается тайной за семью печатями. Содержащиеся между строк намеки и предположения абсолютно не человеческие, хотя человеческим языком эльф владеет в совершенстве.