Переговоров не вели. Однажды, всего однажды, люди попытались приблизиться к одному из немногочисленных нейтральных поселений, чтобы вступить в переговоры, и оно вмиг присоединилось к войне. Так что, несмотря на все исследования и все усилия, люди жили на планете эльфов и понятия не имели ни как зовут населяющую эту планету расу, ни каково настоящее имя их планеты, потому что проклятые эльфы своими же руками подорвали собственную космическую станцию и уничтожили на ней все записи, все до одного документы, точно так же как уничтожали любую деревушку, готовую пасть, и сжигали каждый документ и каждый предмет. Эльфы гибли, гибли и гибли, а порой (хотя в последнее время нечасто) прихватывали с собой и людей, как в тот раз, когда они еще выходили в космос, — тогда они обстреляли базу на Тайконе метеоритами, разогнанными до 3/4 скорости света, и разнесли ее в пух и прах. Тридцать тысяч погибших — и даже клочков не осталось.
Именно после того инцидента объединенное командование отдало приказ изгнать эльфов из космоса.
И теперь люди осаждали города, которые совершенно не собирались брать, взрывали дороги, уничтожали все эльфийские самолеты, забрасывали сельскохозяйственные посадки безъядерными бомбами и снарядами, стараясь не погубить планету безвозвратно и надеясь в конце-то концов взять эльфов измором. Но эльфы в отместку применяли газ и химикаты, от использования которых человечество отказалось. Люди перекрыли все подъездные пути, но эльфы все равно ухитрялись откуда-то добывать средства и прорывать защиту из здешней базы, как будто запасы у них были неиссякаемы, они сами не умирали с голоду, а планета оставалась такой же зеленой и невредимой.
Де Франко пил и пил с размеренной неторопливостью, глядя, как вокруг него в медленном танце своих забот снуют военные. Они были неплохие ребята, эта Восьмая команда «Дельта». Они исправно исполняли все то, что военным полагалось делать на этой войне, то есть удерживали базу и охраняли безопасность дорог, которыми пользовались люди, строили специальные площадки, куда сверху сбрасывали провиант, и время от времени выходили на поверхность и отдавали свои жизни ради приближения человечества к какой-то цели, которую видело объединенное командование и которая отсюда казалась всего лишь еще одной распаханной снарядами высоткой. Задачей Де Франко было обнаруживать такие высотки. А также захватить языка (постоянный приказ) и раскусить врага, если сможет.
Но главным образом — обнаруживать высотки. Иногда помочь своей части взять какую-нибудь из них. А теперь от него больше не было никакого толку, потому что они подошли к этому безымянному городу так близко, что надобность в высотках и удобных наблюдательных пунктах отпала, и теперь они выйдут на равнину, и что дальше?
Брать город, дюйм за дюймом, улицу за улицей, и обнаруживать, что каждый чертов эльф, попавшийся им на пути, покончил с собой? С эльфов станется, так что в деревнях к югу отсюда они избавили эльфов от этих трудов и не получили за свою заботу ничего, кроме бесконечной, размеренной резни и гладкокожих трупов, которые привлекали к себе мелких паразитов и громадных крылатых птиц — люди ведь бережно обходятся с местной экологией, выражало надежду Научное бюро в своих бесконечных рапортах плюс в статье какого-то олуха о шансах этих здоровых крылатых тварей выжить в том случае, если доминирующий вид не слишком заботливо к ним относится.
«Или чертовы птицы — кровожадные злыдни почище эльфов?» — размышлял Де Франко в хмельной дымке, зная, что в космосе и в целом мире нет никого кровожаднее эльфов.
Ему довелось видеть одного эльфийского ребенка с другим на руках, и оба были мертвецки мертвы, малыш в объятиях малыша: они умеют любить, черт побери, умеют любить… И он плакал, выбираясь из руин небольшого эльфийского городка, и перед ним одна за другой разворачивались подобные сцены — потому что эльфы сбросили бомбы на свой собственный город и превратили его в пылающий ад.
Но те двое малышей, которые лежали там, не обгорели, и никому не хотелось ни прикасаться к ним, ни смотреть. В конце концов налетели птицы. И солдаты отгоняли их выстрелами, пока командир не положил этому конец как неоправданной жестокости, потому что это было убийство мирной формы жизни, а это — о ужас! — было против правил. Большинство командиров прекращало такое — у людей не выдерживали нервы, потому что птицы все время были тут как тут и всегда выходили победителями, каждый раз. И чертовы птицы, как и чертовы эльфы, появлялись снова и снова, несмотря на то что выстрелы превращали их в клубки перьев. Упрямые, как и эльфы. Сумасшедшие, как и все остальные на этой планете, люди и эльфы. Это оказалось заразно.
Де Франко обнимал стакан с остатками виски на дне, обнимал его ладонями, которые так одеревенели, что ему приходилось бороться с собой, чтобы не отключиться. Он был тихий пьяница, никогда не устраивал беспорядка. Де Франко аккуратно допил остатки и повалился на бок, обмякший, наподобие трупа, и — большая удача для высотоискателя, в которых высотоберущие и дорожно-строительные служащие нередко видели своих кровных врагов, — какая-то женщина подошла и вынула из занемевших пальцев стакан и прикрыла его одеялом. Они все еще оставались людьми. Старались оставаться.
— Ничего другого не оставалось, — говорит эльф. — Вот почему. Мы знали, что вы подходите, что наше время на исходе. — Длинные белые пальцы касаются столешницы, белый пластиковый стол в ничем не примечательной крохотной спаленке. — Мы гибли в огромных количествах, Де Франко, и вы поступили жестоко, так медленно нам показывая, на что вы способны.
— Мы могли уничтожить вас с самого начала. Вы же знали это. — В голосе Де Франко звенит досада. Мука. — Эльф, неужели ты не в состоянии этого понять?
— Вы всегда давали нам надежду, что мы можем победить. И поэтому мы боролись и боремся до сих пор. Пока не настанет мир. Друг мой.
— Франк, Франк… — послышалось негромко, горячо, и Де Франко очнулся, в темноте, с учащенно бьющимся сердцем, и мгновенно понял, что это Дибс говорит с ним этим негромким голосом и хочет вытащить его из-под одеяла, что означало срочную депешу или, еще хуже, ночную атаку. Но Дибс ухватил его за руки, прежде чем он успел замолотить ими. — Франк, надо убираться отсюда, Джейк и Кэт уже двинули по туннелю наружу, лейтенант отправился к руководству, но руководство на линии, они хотят, чтобы ты вышел, им нужен наводчик на высоте двадцать четыре, бегом.
— Э-э. — Де Франко протер глаза. — Э-э.
Сесть было пыткой. Встать — еще хуже. Шатаясь, он преодолел два шага и снял с вешалки основную оболочку скафандра, костюм номер 12, поганый вонючий скафандр, от которого разило человеком, или грязью, и этим ужасным, приторно сладким моющим средством, которым обработали скафандр перед тем, как сюда повесить. Он прижал к телу нагрудник, и Дибс в тусклом свете единственной лампочки-пятиваттки, которую оставляли гореть на ночь, чтобы в темноте не промахнуться мимо уборной, принялся возиться с застежками.
— Черт, черт, мне нужно…
Он ускользнул от Дибса и направился в туалет, повсюду вокруг уже метались темные силуэты — картина словно из расцвеченного золотом ада. Он набрал полный рот едкой жидкости для полоскания, которая стояла на полке рядом с унитазом, и принялся справлять нужду, а Дибс ухватил его сзади и застегнул крючки с левого бока.
— Черт, отправляй его, — сказал сержант, и Дибс отозвался:
— Да я пытаюсь.
И чьи-то руки затормошили Де Франко, принялись упаковывать его, словно младенца, в скафандр, одну часть за другой, башмаки, штанины, гульфик, рукава, перчатки, брюшной зажим, ранец, блок питания — суставы у него заныли. Он стоял, шатаясь во все стороны, куда его тянули, и, когда Дибс сунул ему шлем, застыл с шлемом в руках.
— Давай, давай, — подгонял его сержант, который имел право отдавать приказы специальному агенту не больше, чем имел возможность летать, но штаб стоял на ушах, там нуждались в его талантах, и Де Франко сквозь пальцы смотрел на то, что армейские им помыкают: это был его личный компромисс с ребятами из армейских, тем более что на всей планете не было ни одного штатского. Тем более что дюжина этих самых ребят полезли за ним однажды в самое пекло, и он этого не забыл. Поэтому он позволил им нагрузить на него оружейный комплект, потом нагнул голову, дал нахлобучить осточертевший шлем и чуть повернул его, закрепляя и уже удаляясь прочь от освещенной безопасности подземных казарм в длинный туннель, уже шлепая по углублениям в пластиковой решетке, которые не давали тяжелым башмакам увязнуть в грязи.
