На авансцену выходит Вайлет, на нее направлен прожектор.
Вайлет. Да, у меня действительно есть комната у пирса, прямо над боулингом. Но она совсем не такая, как ее Леона расписывает. Ну, мне понадобилось время, чтобы в порядок ее привести — сбережения-то у меня были скромные, когда я сюда перебралась. Но я прибрала ее и украсила. Комната не шикарная, но чистая. Красивая и уютная. Ну и что с того, что я живу у пирса, а подо мной боулинг? Ну, нет у меня ванной и туалета, зато обтираюсь мокрой губкой над раковиной, а туалетом внизу пользуюсь. Это же временное жилище, всего лишь временное…
Леона возвращается. Билл быстро встает и направляется к стойке.
Леона. Раз, два — голова, три, четыре — прицепили, пять, шесть — овсянку есть…
Все молчат.
Почему так тихо? Меня что, остракизму подвергли? (Подходит к столу, за которым сидят Квентин и Бобби.) Ну, мальчики, в чем дело?
Квентин. Я вас что-то не очень понимаю.
Леона. Еще как понимаете. Что-то вы оба примолкли, глаз не поднимаете. Похоже, у вас не клеится. И почему же? Из-за чувства вины? Смущение пополам с чувством вины?
Бобби. Я тоже не понимаю, к чему вы клоните, только вот…
Леона. «Только вот» что?
Квентин. А не кажется ли вам, что вы не очень тактичны?
Леона. Не-е, я знаю «голубых» как облупленных. Братик меня просветил. А начал он еще раньше, чем вот этот мальчуган. Уж я-то знаю, как «голубые» при свидании себя ведут, знаю, сколько боли и печали в их речах и глазах, да-да, настоящей боли и печали. Может, это и к лучшему, что мой братик отдал богу душу, и эти боль и печаль не успели поселиться в его уже надломленной душе. Вот этот мальчуган из Айовы напоминает мне немножко моего братика, а если бы он стал взрослым, то был бы похож на тебя.
Квентин. Наверное, его смерть все-таки принесла вам облегчение.
Леона неуклюже плюхается на стул.
(Раздраженно.) Простите, может, вы присядете?
Леона. А я что, по-твоему, стою?
Квентин. Может, мы ваш столик заняли?
Леона. Я вообще без столика. Брожу из угла в угол, как зверь в клетке, потому что сегодня вечером годовщина смерти моего братика и… Слушай, бармен думает, что я надралась и ни за что не нальет мне больше, так что сделай одолжение, возьми для меня двойное виски, а закажи как бы для себя. Ну, пожалуйста, я была бы так тебе благодарна. Я заплачу, само собой.
Квентин (громко). Эй, бармен! Двойное виски мне, пожалуйста.
Монк. Если заказываете для нее, обслуживать не буду.
Сидящий за соседним столиком Бил громко смеется.
Квентин. Я не для нее, я для себя.
Леона. Ну и дерьмо же он. (Пожимает плечами.) Ну, так что же вы, еще войти не успели, а уже друг на друга дуетесь? Расскажите, может, советом каким помогу. Что-нибудь посоветую, я ведь на самом деле шлюха при «голубых». По-моему, это так называется.
Квентин. Да ну, неужели?
Леона. Да, именно. В какой город ни приеду, так обязательно на денек — в бар для «голубых». Я же в доме на колесах живу, в трейлере, так что много где побывала. И еще побываю. Ну, пока они друг другом заняты и нас не слушают… Что-то не так?
Квентин. Ничего, ровным счетом. Просто я обманулся, и он тоже.
Леона. А, понятно, обманулись. И как же это получилось? Никто не слушает, рассказывайте.
Квентин. Он ехал на велосипеде по Кэньон Роуд, я обогнал его, потом остановился, дал задний ход, поравнялся с ним и… заговорил с ним.
Леона. И что же ты ему сказал?
Бобби. Ты что, обязан ей рассказывать?
Квентин. А почему бы нет? Я сказал: «Ты что, от Айовы до Тихого океана на одном этом велосипеде и доехал?». А он с гордостью ответил: «Да», — и заулыбался. Я ему: «Устал, наверное?». — «Да», — говорит. Я ему: «Положи веник на заднее сиденье и поехали ко мне, угощать тебя буду».
Леона. И когда же все поломалось? За едой? Ты что, не угостил его как положено?
Квентин. Да нет, для начала я ему напитки предложил, а то, думаю, подзаправится как следует и сделает ручкой.
Бобби. Об этом ни слова больше. Я хорошо поел — после…
Леона. После чего?
Квентин. После…
Бобби. Вам-то это что, вы здесь живете и уже к нему привыкли и внимания на него не обращаете. Я имею в виду океан, вон он, Тихий океан. Вы не переживаете его близость так, как я. Для вас он Тихий океан, а для меня ТИХИЙ ОКЕАН!
Квентин. В твоем, Бобби, возрасте все с большой буквы.
Леона (Квентину). В кино работаешь?
Квентин. Само собой, где же еще?
Леона. Играешь? Ты актер?
Квентин. Нет. Сценарии пишу.
Леона (нерешительно). Тексты к кино, да?
Квентин. В основном, переписываю. Переделываю. С первым заказом заминка вышла: слишком грамотно получилось… сюжет был исторический, а у актрисы, любовницы продюсера, с грамматикой плохо, пришлось текст упрощать. А сейчас с меня требуют мелодрамы, такой, ну… с примесью эротики… не грубой.
Леона смеется.
Леона. А зовут тебя как?
Квентин. Квентин… А вас, мисс? (Встает.)
Леона. Леона Доусон. А его как?
Квентин. Бобби.
Леона. Не отбивайся от компании, Бобби. Иди сюда, мой золотой. Вот твое место. (Кладет руку на плечо застывшего в напряженной позе мальчика.) …Ты прямо настоящий джентльмен — обувка замшевая, как у ковбоя в кино, и спортивная куртка с медными пуговицами и… (Играет его шарфом.)
Билл (хитро). Спроси, он три доллара мне разменяет?
Квентин. Да, если у вас есть такие деньги.
Леона. Не будем обращать внимания на хамов. Эта образина точно нам виски не нальет… А я ведь всегда перед уходом доллар ему на столе оставляла — и вот благодарность за это. Сегодня же годовщина смерти моего братика, могла же я немного дать волю чувствам. Ну, так какая муха укусила тебя и этого мальчика из Айовы, где кукуруза «во» какая вылезает, я хотела сказать — вырастает.
Квентин. Я с партнером всегда сначала договариваюсь. А он что?.. Вы только посмотрите на него! Разве он похож на «голубого»? Нет, но я это предполагал. Я положил ему руку на колено, а он сверху свою руку кладет, а это уже никуда не годится.
Бобби. «Голубой» — не понимаю я таких словечек, для меня они пустой звук.
Леона. Ничего, у тебя вся жизнь впереди, поживешь — поймешь, что почем. У него глаза прямо как у моего братика, ей богу. Ты ему заплатил?
Квентин. За разочарование?
Леона. Да хватит дуться. Дай ему пятерку, десятку. Раз сам набился, а потом раздумал, сам и виноват, надо раскошелиться.
Бобби. Не нужны мне его деньги. Я-то думал, он хороший — он ведь понравился мне.
Леона. И ты тоже хорош. (Поворачивается к Квентину.) Дай-ка бумажник. (Квентин дает ей свой бумажник.)
Бобби. Ему не я был нужен. Не хочу ничего от него брать.
Леона. Дурачок, так ведь принято, не глупи. (Достает из бумажника банкноту и засовывает ее в карман рубашки Бобби. Тот пытается вернуть деньги.) Ладно, пусть у меня пока побудут, потом все равно тебе достанутся. А у него одно на уме: как бы поскорей улизнуть и успеть еще кого-нибудь подцепить.
Билл (громко). Монк, ты все понял?