Билли. Она все время куда-то ездила. А я домосед. Первые три года все было не так уж плохо.
Ханна. О, да, конечно. Она была певицей, я не ошиблась? На Рождество кто-то в шутку прислал мне в подарок один из ее дисков. Я просто давилась от смеха.
Билли. Неужели? Она прошла третьим номером, а в прошлом году получила две премии Грэмми. По-моему, она была хорошей певицей.
Ханна. Ну, что бы тебе раньше не научиться играть на гитаре?! Ты мог бы выступать вместе с ней, и ваш брак не распался бы. А теперь расскажи мне о той, с кем встречаешься. Кто она?
Билли. Она актриса. Довольно хорошая. Была раньше замужем. У нее сын, ему одиннадцать лет.
Ханна. А о свадьбе вы не подумали? Или я слишком уж любопытна?
Билли. Для редактора «Новостей» это нормально. Да, свадьба уже намечена. Мы всё обсудили и всё порешили. Тебе может показаться странным, но мне нравится состояние женатого человека.
Ханна. Хорошо. А в твоем маленьком французском фермерском домике найдется ли место для всех? Или ты должен будешь перебраться в итальянский палаццо на Бульваре Уилшир?
Билли. Почему ты все время ехидничаешь? Раньше какой ты была яркой и остроумной. А теперь стала колючей и ядовитой.
Ханна. Это приходит с возрастом. Когда ты уже больше не можешь отбить крученый мяч, ты невольно начинаешь как-то выкручиваться…
Билли. Пожалуйста, избавь меня от твоих спортивных метафор. Ты и раньше не могла отличить «шорт трэк» от «лонг трэка», ходила на стадион для демонстрации своих туалетов… С допросом покончено?
Ханна. Нет! Меня интересует твоя новая девушка.
Билли. Ее зовут Бетси ла Сорда. Ее отец был первоклассным режиссером. Она может поймать форель и обыграть меня в теннис. Девушка что надо. Что еще?
Ханна. Я знаю, Билли, что ты изрядно мотался по бабам. Скажи, ты ее действительно любишь или тебе просто нужно получить свидетельство о браке?
Билли. Боже мой! Могу себе представить, как вы перемываете мои косточки. Ты и твой приятель — самый яркий второсортный интеллект. Я кое-что скажу тебе, Ханна. Ты одна из умнейших женщин Америки и ты обкусала меня со всех сторон. Твой ум работает как счетчик с чертовской скоростью и он непроницаем для благородного чувства или высокой мысли.
Ханна. А ты весь кишишь благородными чувствами. Стоит тебе только услышать, что кто-то поет балладу, ты тут же влюбляешься. Нет, ты не безнадежный романтик. Ты хуже. Ты перспективный романтический идиот! Такие, как ты, считают, что могут разрешить проблему голода во всем мире, если люди будет есть в ресторанах… Предпочтительно в дорогих китайских ресторанах.
БИЛЛИ встает, направляется к двери.
Билли. Что ты решила в отношении Дженни?
Ханна. Кто — я?
Билли. Ты готова обсуждать это разумно и искренне, или ты хочешь устроить для нее нечто вроде кроссворда Нью-йоркской газеты?
Ханна. Перестань злиться. Ты можешь одеваться как подросток, но ты должен вести себя как мужчина.
Билли. А если я пошлю тебя ко всем чертям и уйду? Не возражаешь?
Ханна. Что ты с ней сделал, Билли? Она изменилась. Раньше, когда она возвращалась в Нью-Йорк — конечно она подрастала за лето — ей всегда не терпелось увидеть своих подружек. А теперь?.. Она медитирует и жует пшеничные зерна.
Билли. Недавно ей исполнилось семнадцать. Что-то должно было в ней измениться?
Ханна. У тебя нет на нее законных прав. Ты это понимаешь?
Билли. Да.
Ханна. Тогда и скажи ей, чтобы она возвращалась в Нью-Йорк вместе со мной.
Билли. Уже сказал. Но ей хочется годик побыть со мной… Ханна, она несчастлива в Нью-Йорке.
Ханна. В Нью-Йорке нет счастливых людей. Однако от этого никто не умирает.
Билли. Я не могу спорить с тобой. Если ты хочешь ее увезти — увози. Но ты совершаешь ошибку.
Ханна. Ей осталось всего лишь год доучиться в школе.
Билли. Поверь, у нас здесь тоже хорошие школы. Хочешь, я покажу их тебе?
Ханна. О, это будет захватывающе! Нечто вроде обзорного тура «Юниверсал студио»?
Билли. Какой же ты все-таки сноб!
Ханна. Слава Богу, что нас, снобов еще немного осталось.
Билли. Подумаешь, Нью-Йорк! А что в нем особенного? Что дает тебе право смотреть свысока на жизнь других людей? Да, ты живешь в центре Нью-Йорка. Но ведь сам Нью-Йорк не пуп нашей распрекрасной вселенной, чёрт бы ее побрал! Да, Нью-Йорк пульсирует, стимулирует, возбуждает — он фантастический город, но далеко не Мекка… Хотя пахнет также.
Ханна. Довольно о Нью-Йорке, Бостоне, Вашингтоне и Филадельфии! Меня не так беспокоит ГДЕ будет жить Дженни. Меня больше беспокоит КАК она будет жить. Дженни умная, доброжелательная девочка. Пусть эти хорошие качества растут и крепнут. А чему она может научиться у вас в Калифорнии, где дети занимаются парковкой машин, чтобы заработать несколько баксов…
Билли. А наши интеллектуалы простаивают в очереди в своих пляжных сандалиях, чтобы попасть на выставку картин какого-нибудь знаменитого художника… а вот твои политические друзья никогда не производили на меня впечатления… Я был на одном благотворительном завтраке в помощь сборщикам винограда — одно лицемерие!.. Впрочем, хватит препираться. Давай поговорим о Дженни.
Ханна. О Дженни? Что ж, неплохая идея.
Билли. Если ты уважаешь ее как личность, ты должен уважать ее право на свободный выбор.
Ханна. Лето она проводит с тобой. Считаю, что это вполне достаточно. Если бы судья увидел стиль твоей жизни — ты был бы счастлив заполучить ее хотя бы на полдень и то в Праздник Труда.
Билли. Интересно, А каков стиль твоей жизни?
Ханна. А у мена нет стиля. У мена есть жизнь.
Билли. Чёрта с два! Ты живешь лишь по вторникам утром, когда твой журнал поступает в продажу. Ведь ты же газетная ищейка, выискиваешь что-нибудь этакое «солененькое», выкидываешь из номера все здоровые счастливые, положительные моменты в жизни людей, потому что они не интересуют твоих читателей, которые платят по доллару за экземпляр.
Ханна. Иногда мне тебя действительно не хватает. Ты бы не хотел вернуться в Нью-Йорк и мы бы втроем вели бы хозяйство?
Билли. Ты хочешь знать, что о тебе думает Дженни?
Ханна. Она мне сама сказала. Она думает, что я сука. Она также думает, что я занятная сука. Она меня любит, хотя я ей не нравлюсь. Она боится меня. Потому что я держу ее в строгости. Она уважает меня, но не хотела бы на меня походить. Словом, у нас с ней нормальные отношения — дочки-матери.
Билли. Дженни сказала мне, что в Нью-Йорке она задыхается. И только здесь в Калифорнии ей дышится легко.
Ханна. У меня есть отличный врач на 84-ой улице — специалист уха, горла, носа.
Билли. Как можешь ты столь легкомысленно относиться к благополучию собственной дочери?
Ханна. А как можешь ты с таким апломбом не признавать здоровый дух противоречий в подростке. Если бы она не жаловалась, — то я возможно отправила бы ее в дорогую психушку. Но так как она проводит со мной десять месяцев в году, то естественно, что скучать она будет по тебе. В общем-то, мы с ней неплохо живем, но очевидно ей, как всем девочкам ее возраста, хочется иметь образ отца. Я не возражаю, если в июле и августе этим отцом можешь оказаться ты.
Билли. Но сейчас уже ноябрь, День Благодарения. Она прилетела ко мне без твоего разрешения.
Ханна. Очевидно она просто перепутала даты. Она никогда не была сильна в числах.
Билли. Чтобы ты сделала, если бы я оставил ее у себя?
Ханна. Не смеши.
Билли. А все-таки чтобы ты сделала, Ханна?
Ханна. Я бы наняла самого лучшего адвоката в Калифорнии и заставила бы его выбить из тебя эту дурь.
