Через некоторое время Прибрежье закончилось, и мы свернули на широкую, посыпанную гравием дорогу. Сбившись в кучку, чтобы не глотать пыль из-под копыт, отряд резко увеличил скорость. Минут пятнадцать мы скакали хорошей рысью, а затем, на перекрестке свернули на узкий проселок и сразу замедлили движение. Вокруг потянулся довольно густой лес. Не очень ловко управляя ящером, я все-таки приблизилась к Беркуту, который неотрывно держался возле баронессы.
— Куда мы едем? — спросила я по-русски.
— На встречу с Вадимом, — ответил он мне, почему-то смотря на Диану. Блин, да на меня ты посмотри!
— Куда именно? — Не собиралась отставать я.
— Помнишь, где на нас чуть грабители не напали? — спросил он, наконец, повернувшись в мою сторону.
— Помню.
— Вот там, рядом с этим местом мы и расположимся лагерем. Если все будет хорошо, то завтра-послезавтра туда подъедет Вадим. Только местным пока не говори. Диана подозревает, что среди них есть шпион.
— Ты спал с ней? — прямо спросила я.
Андрей посмотрел на меня и осуждающе покачал головой.
— Это все, о чем ты сейчас думаешь?
— Ответь, мне надо знать, — попросила я, чувствуя, что перестаю себя контролировать.
— Я с ней не спал, — спокойно ответил он. — Но даже если бы и спал, тебя это никак не касается.
— Значит, тебе на меня наплевать?! — завелась я.
— Ирка, ради Бога! — Рыкнул он. — Вот разборки — это сейчас писец, как не вовремя!
— Да пошел ты, — буркнула я себе под нос, отставая. Последней каплей был брошенный на меня ироничный взгляд баронессы. Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. И вот тут меня первый раз прихватило.
Резко заболел живот, и я поняла — если сейчас не остановимся, случится конфуз.
— Андрей! — Крикнула я, вновь приближаясь к нему.
— Что еще? — обернулся он ко мне, но по выражению моего лица, видимо понял, что речь пойдет о другом. — Что с тобой?
— Живот прихватило, — буквально простонала я, останавливаясь и соскальзывая с ящера. Белуга тоже мгновенно оказался на ногах. — Нет-нет, — выдавила я из себя, останавливая сержанта рукой. — Я туда одна пойду.
Воин было дернулся за мной, но окрик капитана остановил его.
— Сержант, подождите.
Уже забегая в кусты, я услышала название блюда, на которое сегодня так не осторожно набросилась за обедом. Найдя подходящее место, я сорвала с себя джинсы и присела за кустик.
Едва я почувствовала облегчение, как в том месте, где остановился отряд, раздался громкий взрыв, крики и такой знакомый и страшный звук работающего «шмайссера»…
Вадим Третьяков, Шартан, 28 изока, утро
Кто людям помогает,
Лишь тратит время зря,
Хорошими делами
Прославиться нельзя
Напевая себе под нос песенку старухи Шапокляк, я мастерил рацию. Ну, не совсем рацию, конечно, но то, что ее в этом мире могло бы заменить. Небольшое устройство, состоящее из астральных микрофона, наушника, приемника и передатчика. Все, конечно, аналоговое, работающее на строго фиксированной частоте в пределах ста-ста пятидесяти метров. Ибо сегодняшнюю операцию без связи провести будет невозможно.
Поэтому я каждому советую
Все делать точно так,
Как делает старуха,
По кличке Шапокляк
Эта дурацкая песенка привязалась ко мне несколько часов назад, когда мы с Лидиком, грязные и мокрые лежали за огромными валунами. Вопреки моим предположениям, гранаты не остановили разъяренных моряков, а только немного задержали. Однако у нас появилось время, которое мы, конечно, использовали с пользой. А точнее, пройдя по пояс в воде в сторону мола, нам удалось укрыться от пьяной толпы за камнями, которые служили фундаментом волнореза. Вода была, откровенно говоря, совсем не теплой и мне пришлось потратить половину комплекта накопителей, чтоб мы не замерзли прямо там. К счастью, поиски морячкам быстро надоели и, подобрав двоих раненых, они двинулись обратно в кабак.
Мальчик дрых на своей кровати, завернувшись в волчью шкуру, а мне так и не удалось сегодня поспать. Активировав очередную стимуляционную схему, я вначале проверил дрон, исправил в нем несколько ошибок и запустил в первый пробный полет. А теперь, в ожидании его возвращения, мастерил средство связи.
В дверь тихонько постучали.
— Да?
— Доброе утро, терр, — в комнату заглянула соломенная головка Берты. — Изволите позавтракать?
— Знаешь, Берта, приготовь лучше ванну, — попросил я. — А позавтракаем, когда Лидик проснется.
— Хорошо, терр, — ответила Берта, продолжая стоять в дверях.
— Что-то еще? — спросил я.
— Да терр, — девушка помялась. — Хозяин просил передать. Тут какой-то человек вечером выспрашивал про видящего…
Я замер. Нашли, сволочи! Впрочем, удивительно, что так поздно. Ну, ванну, пожалуй, успею принять.
— И что?
— Мы сказали, что ничего не знаем. Но он стал приставать к посетителям. Хозяин велел передать, что рано или поздно, но кто-то что-то припомнит и расскажет.
Я вздохнул.
— Ладно, Берта, я все понял. Через пару часов мы уйдем. Вот только ванну приму и поедим.
— Конечно, терр, — девушка исчезла. Ладно, чего уж теперь. Пути отхода я подготовил, будем действовать по плану.
Спустя два часа я, в виде сгорбленного старика и Лидик, одетый в красивую ливрею с гербами подошли к дому, в котором проживал известный всему городу музыкант Зелиот Шартанский. Как оказалось, дом был доходным, то есть в нем просто сдавались комнаты и квартиры. Мне повезло, и я вчера снял на втором этаже прекрасную двухкомнатную квартиру «для своего отца». Музыкальный гений занимал весь третий этаж, поэтому второй оказался свободен — несмотря на то, что в Шартане любили музыку, жить под музыкантом почему-то никто не хотел. А «мой отец» был глух, поэтому с удовольствием поселится в этой чудной квартирке с отдельным выходом на соседнюю улицу.
— Значит, еще раз повтори, что ты должен делать? — снова привязался я к Лидику, когда мы выпроводили хозяина, показавшего нам так удачно сбагренные апартаменты.
— Да десять раз уже повторял, — заныл тот.
— Повтори, я сказал! — рыкнул я.
— Когда стешка с дочкой приедет, я бегу ловить экипаж. Он должен быть закрытым, с дверцами по обе стороны кареты.
— Дальше.
— Я велю кучеру ждать, и дам ему монету
— Какую?
— Два злотника, — вздохнул мальчик. — И пообещаю еще столько же, если он дождется. Скажу, что ребенок заболел и его надо отвести к видящему.
— Дальше.
— Убедившись, что экипаж готов, говорю это и бегу на лестницу.
— И?
— Жду на лестнице. Когда стешка с дочкой станут выходить, я говорю в мигруфон — «идут», бегу вниз, на улицу. За углом снимаю ливрею, прячу ее в рюкзак и иду на место.
— Хорошо. Только не мигруфон, а микрофон.
— Да какая разница!
Я избавился от бороды и палочки, нацепил куртку с длинными полами, надел кепку с длинным козырьком, какие здесь носили охотники. Достал из мешка маленький костяной кастет и передал Лидику.
— Это тебе.
— А что это? — спросил он, разглядывая довольно элегантно сделанную вещь.
— Кастет. Работает так же как мой.
— Вау!
— Так, запомни. Если тебя кто-то схватит, попытается ударить или посмотрит в глаза, направляешь вот этой штукой в него и наживаешь вот сюда. Понял?
— Ага, — глаза мальчика горели от возбуждения.
— И Лидик… Это не игрушка.
— Да что я, маленький, — обиделся он. — Не дурак, понимаю.
— Вот и спрячь на пояс. И давай, пора уже.
Ожидание — самая неприятная вещь. Я уже весь извелся, когда, наконец, Лидик сообщил мне, что они подъехали. Поставив стул возле самой двери, я вслушался в шаги. Размеренные женские и нетерпеливые детские.