— Чем вам помочь? — спросил он. Рука в перчатке осторожно коснулась его ладони. Серебряный крестик, вживленный в запястье, беспокойно завибрировал. Ноздрей коснулся тонкий, пряный аромат.

— Проводите меня домой. Я сейчас не могу и не хочу оставаться одна.

— Хорошо, — Патрик поднял с тротуара чемодан. Некоторое время они шли молча. Прошла пара минут прежде чем женщина нарушила молчание:

— На вид вы очень молодой. Сколько вам лет?

— Девятнадцать. Или около того. Я не уверен, — Патрик пожал печами. Его возраст и день рождения были записаны в больничной карте, но его никогда по-настоящему не волновало, сколько ему лет. Эта информация никак участвовала в его жизненном укладе.

— Вы не уверены в своем возрасте? Такое не часто услышишь, — женщина улыбнулась, — Лоа, почему нет ни одного магазина? Если я не достану сигарет, я умру прямо на этом тротуаре.

— Вы не умрете, — успокоил ее Патрик. — Магазин прямо за углом. Если вы направляетесь домой, вы должны это знать.

— Я давно не была здесь. Уже… уже два года.

— Где же вы были?

Она посмотрела на него со странным прищуром:

— А вы любопытный, да? Я жила в другом месте. Со своим мужем.

— Понятно.

Женщина посмотрела на него с каким-то вызовом. Патрик молчал.

— И все? — не выдержала она. — "Понятно"?

— Да.

Они снова замолчали. Мимо, мягко шурша шинами по талому снегу, проехал атоммобиль. Острые плавники в стиле детройт-барокко и вытянутый, сигарообразный корпус делали его похожим на бескрылый самолет.

— Стильная машина, — проследила взгляд Патрика женщина. — Мне всегда нравились такие — стремительные, летящие, сверкающие. Чего у американцев не отнимешь — это умения делать стильные машины. Жаль, после войны производство сильно сократилось…

Она, видимо, ожидала, что Патрик поддержит разговор, но Руа не много знал об атоммобилях.

— Как тебя зовут? — резко поменяла тему женщина. — Я ждала, что ты первый спросишь, но видать ты не из таких парней.

— Каких? — поинтересовался Патрик. Женщина пожала плечами:

— Из тех, что сами рулят ситуацией, ты понимаешь, о чем я?

— Думаю, да, — кивнул вратарь. Это было не совсем правдой. Он понимал, что женщина ждала от него инициативы, но не понимал, к чему это может привести. — Патрик Руа.

— Патрик Руа, — медленно, словно пробуя имя на вкус, повторила она. — А я — Жаклин Вильет.

— Очень приятно.

— Взаимно, — почему-то слова Патрика рассмешили Жаклин. — Скажи, Патрик, где ты учишься? Вряд ли ты работаешь, если тебе и правда девятнадцать.

— Я не учусь.

— Очень зря. Надо инвестировать в будущее… — наставительно заметила Жаклин. — О, магазин! Удивительно, он до сих пор здесь. Подождешь меня минутку?

— Конечно, — кивнул Патрик, и женщина скрылась за дверью.

Сквозь стекло витрины Руа видел, как она выбирала пачку сигарет, долго рылась в сумочке, в итоге высыпав на прилавок целую пригоршню мелочи. Продавец что-то недовольно бормотал, сметая монеты ладонью.

Жаклин вышла, на ходу доставая из сумочки длинный эбеновый мундштук и плоскую перламутровую зажигалку с тисненым охранным символом на крышке. Патрик наблюдал, как она долго и неуклюже пыталась вскрыть сигареты — мешали лишние предметы в руках. Наконец, Жаклин достала сигарету и вставила ее в мундштук. Несколько раз щелкнув зажигалкой, она глубоко затянулась и с тихим удовлетворенным стоном выпустила длинную струю дыма.

— Табак когда-нибудь сведет меня в могилу, — заявила она Патрику. — Проклятая привычка, хуже бокорского проклятия, честное слово. Ты работаешь?

— Что? — резкий переход застал Патрика врасплох. Жаклин хихикнула, довольная таким эффектом.

— Ну, если ты не учишься, ты, наверное, работаешь так? Только не говори мне, что сидишь на шее у родителей. Это слишком грустно, чтобы быть правдой.

— Я хоккеист. Вратарь.

— Вот как? Юношеская лига? Можешь не рассказывать, я все равно в них не разбираюсь, и ничего не запомню. Мы пришли.

Они остановились у пятиэтажного дома довоенной постройки, с потемневшим от сырости и плесени фасадом. Парадный вход украшал довольно свежий рельеф — слегка искаженные геометрические формы позднего модерна. Невысокая кованая решетка ограждала узкий газон, сейчас засыпанный грязным снегом, убранным с тротуара.

— Здесь я живу… жила. Лоа, как давно я здесь не была! — Жаклин снова наградила Патрика вопросительным взглядом. — Если хочешь, можем подняться и выпить чаю.

— Не стоит пить чай, которому исполнилось два года, — Патрик поставил чемодан перед женщиной. Та, кажется, на секунду смутилась.

— Да, ты прав. Я вообще не уверенна, что там есть чай.

— Мне нужно идти, — Патрик чувствовал некоторое беспокойство — он рассчитывал быть у Дженни еще полчаса назад. Жаклин улыбнулась — одними губами, глаза смотрели куда-то за плечо Патрика.

— Ты… необычный, — она раскрыла сумку и достала оттуда небольшой темный прямоугольник, который протянула Руа. Это оказалась визитная карточка, из тех, которые люди делают сами для себя. Дешевый вторкартон, покрашенный в черное, чтобы скрыть естественную мутно-серую фактуру, неразборчивый шрифт под золото. И все же, карточка отозвалась теплом на прикосновение, а взгляд отметил едва заметный охранный знак в верхнем левом углу.

— Позвони мне, — Жаклин достала еще одну сигарету. — Когда будет свободный вечер.

Патрик убрал визитку во внутренний карман.

— Я постараюсь.

В госпиталь Патрик попал в пятом часу, когда на улице начало темнеть. Амели уже сменилась, а дежурная медсестра разговаривать с Руа не стала, что вполне его устроило. За сегодняшний день бесед с незнакомыми людьми у него было больше чем достаточно. Для рекрута привычный круг формируется быстро и меняется мало: изо дня в день одни и те же лица, одни и те же фразы. Да, в команду приходят новые игроки, старые покидают ее, даже тренера и персонал время от времени меняются — но все это происходит плавно, словно на заднем плане. Общая картина кажется статичной в своем постоянстве. Те же люди, те же места, тот же распорядок. Каждый, кто приходит сюда извне, само собой, вызывает дискомфорт и неудовольствие.

Патрик прошел мимо трех пациентов, негромко беседовавших у входа в одну из палат. Эти не были спортсменами: один худой и сутулый, явно конторский работник; второй слишком грузный, с массивным пивным животом. Третий мог быть хоккеистом, откуда-то из АХЛ, может быть — для юниора он староват. Троица замолчала, когда Патрик прошел мимо. Он чувствовал на себе их внимательные взгляды.

Дженни сидела за столиком и что-то рисовала шариковой ручкой в тетрадке. Она была так увлечена, что даже не обернулась на скрип двери.

— Привет, Джен, — поздоровался Патрик. Девочка подняла голову.

— П-привет, — сказала она негромко.

Патрик подошел к столу и протянул ей коробку.

— Это тебе. Надеюсь, понравится.

Дженни некоторое время опасливо рассматривала подарок, потом осторожно взяла его одной рукой, а второй дотронулась до банта из ленты.

— Сп-п-пасибо, — кажется, она совсем смутилась. — А ч-что это?

— Это конфеты. Очень хорошие.

Патрик до сих пор не мог понять, почему конфеты продавались в парфюмерном магазине. Наверное, это как-то было связанно с тем, что эмблема на коробке была такая же, как дорогих духах, стоявших отдельно от прочего товара.

— Д-даже открывать не х-х-хочется, — сказал Джен, осторожно поставив коробку на стол. — Жалко ч-что Амели уже ушла…

— Ты можешь оставить их на завтра, — предложил Патрик.

— Я х-х-хотела, чтобы и ты п-попробовал, — сказала Дженни. — У т-тебя же завтра игра?

— Нет, — впервые Патрик ощутил, что не так уж плохо провести игру в зале. — Завтра на воротах будет Даг. Я хотел пригласить тебя. А потом мы можем вернуться и попробовать твои конфеты. Амели будет работать завтра вечером?

— Да, н-наверное, — кивнула Джен.

— Хорошо.