Бушроду не удалось скрыть внезапного ликования, охватившего его с головы до ног.

— Вот те на! Ну что ж, по рукам! — воскликнул он. — И как договоримся? Победитель забирает все с первой сдачи?

— Победитель, забирающий все с первой сдачи, не испытывает ничего, кроме удачи. Мы же будем играть на фишки и до тех пор, пока один из нас не прикупит комбинацию, которая разобьет противника подчистую.

— Это мне подходит. Первая сдача, последняя сдача… выкладываем все: пехоту, конницу, тяжелую артиллерию и открываем огонь!

— После твоей совсем недавней и столь блестящей военной карьеры ты, разумеется, должен знать, что такие вещи не делаются за одну минуту. Кроме того, документы надо подготовить, а, как ты только что сам заметил, сейчас уже поздно. Что насчет завтрашнего вечера?

— Завтра я занят. Нейкинзы и их кузины дают званый ужин, а потом в Доналдсвилле будут танцы. Я проведу ночь там.

— Тогда послезавтра. Любое удобное для тебя время, кроме ночи.

— Договорились. Послезавтра. Но учти, я буду очень внимателен, и предупреждаю: не стоит устраивать всякие фокусы во время игры! Меня не проведешь, подсунув для отвода глаз сахарную лошадку.

— Фокусы? Словно мне это понадобится! А вот тебе я посоветую не разыгрывать никаких штучек со мной. Поскольку я знал все эти проделки еще задолго до твоей успешной «карьеры» в Уэстморлендском клубе. Ну ладно, это к делу не относится. В среду буду ждать к восьми часам.

Клайд натянул поводья так легко, что они шлепали по спине Корицы, и ехал, сам не сознавая куда. Его расслабленная поза в кабриолете была такой же вялой, как и поступь кобылки, когда она легко бежала по знакомой дороге, обгоняя облачко пыли, поднимаемое ее копытами. Была среда, раннее утро. С одной стороны дороги тянулась бесконечная низкая насыпь дамбы. С другой простирались поля, тут и там разделяющиеся замшелыми виргинскими дубами, декоративным кустарником и группками хижин, от ветра и пыли приобретшими такой же серебристо-серый цвет, как кипарисовые изгороди, окружающие их. У одной из таких хижин Клайд остановил Корицу и громко постучал рукояткой кнута о кабриолет.

— Ма Лу! — крикнул он. — Ма Лу, пошевели-ка своими костями!

Тут же из-за угла хижины появилась огромная негритянка. Ее кривые ноги были босы, а бесформенное выцветшее ситцевое платье придавало ее туловищу еще больший объем.

— О, благослови вас Иисус, мистер Клайд, вы всегда здесь желанный гость, — проговорила она, просияв. — Добро пожаловать! Позвольте-ка, я открою калитку.

— Не нужно, Ма Лу. Я только проезжал мимо и заглянул на секундочку. Но я хотел бы на обратном пути получить от тебя сахарную лошадку.

Огромная негритянка стояла, подпирая жирный локоть ладонью, другой ладонью она прикрыла рот, когда пронзительно рассмеялась.

— Не вам ли нужна эта сахарная лошадка, сэр? — смеялась она, брызгая во все стороны слюной. — Наверное, разыгрываете старую Ма Лу, верно?

— Да не делай вид, будто знаешь, зачем мне понадобилась лошадка, — ответил Клайд, улыбаясь женщине. — Мне нужна лошадка, а зачем — это тебя совсем не касается.

— Значит, вам нужна всего-навсего лошадка, такая, какие мы делаем каждый день для наших деток, мистер Клайд?

— Точно. И я очень скоро заеду за ней, так что пошевеливайся!

Клайд кивнул на прощание, натянул поводья и дал команду Корице. Лошадка мирно поскакала вдоль реки по направлению к «Гранд-отелю» Пьера Маре. С тех пор как речное судоходство пошло на убыль, эта гостиница процветала за счет страховых агентов и коммивояжеров, или, как они любили себя называть, «Рыцарей Крепкой Хватки». Теперь они разъезжали по округе в своих колясках, поскольку пароходов становилось все меньше и меньше, а интервалы в их расписании все увеличивались. В одной из задних комнат «Гранд-отеля» часто устраивалась игра в покер, и заезжие торговцы находили это занятие весьма приятным, приезжая сюда от скуки на воскресную ночь и оставаясь до понедельника. А это значит, что и бар бывал переполнен. Клайд, привязав Корицу к старой аркообразной стойке, вошел внутрь и приобрел колоду карт.

Он обнаружил Ма Лу ожидавшей его у покосившейся ограды. В огромной черной руке она с гордостью сжимала что-то, завернутое в белую ткань и напоминающее маленькую тряпичную куклу. Клайд извлек из кармана молескинового жилета серебряный доллар и вручил негритянке, выслушав от нее восторженные благодарности. Затем уселся в кабриолет, расслабился и направил Корицу сквозь сгущающиеся сумерки к дому.

Клайд с удовольствием поужинал, причем достаточно рано, чтобы с ним мог поужинать и Ларри. В то время, как Дельфия уже стала быстро уставать и была уже не такой расторопной, старая Белла, всегда славившаяся медлительностью, не утратила своего мастерства и опыта, и блюда у нее до сих пор получались восхитительными. Клайд, грустно вздохнув, отодвинулся на стуле от стола.

— В мои лета человек уже не может справиться с таким обилием пищи, — произнес он. — Учти это, Ларри, и помни, когда станешь таким же старым, как я. Судя по тому, как ты управляешься со своей едой, похоже, тебя следует предупредить.

Веселый смех Ларри дал понять деду, что мальчик понял его, однако дедушка шутил, даже когда намеревался говорить абсолютно серьезно. Крепко обняв деда, Ларри вырвался от Тьюди и с веселым криком куда-то убежал. Клайд с любовью посмотрел ему вслед и повернулся к Джеку.

— Кофе принеси в игорную залу. Зажги дрова в камине и печное отопление. Днем-то было жарковато, но, похоже, сейчас порядком похолодало… Пока я не жду мистера Бушрода, поскольку он должен прийти примерно через час, но, когда придет, передай, что я ожидаю его.

— Я уже зажег камин, сэр. Мне показалось, что вам этого захочется.

В игорной зале было благодатно тепло. Все вокруг умиротворяло и радовало душу: уютное потрескивание поленьев весело смешивалось с мурлыканьем тяги печного отопления. Огромная центральная лампа-жирандоль была зажжена и отрегулирована так, что свет падал только на карточный стол, остальная комната оставалась погруженной в полутьму. Клайд в превосходном расположении духа уселся в кресло напротив камина и блаженно вытянул ноги. На сервировочный столик возле него Джек поставил поднос с небольшим кофейничком, вазочку с колотым сахаром, графин с бренди и светло-желтую кружку, которую Клайд тут же наполнил ароматным горячим напитком. Затем на кофейной ложечке он пропитал бренди кусочек сахару. Джек щепочкой поворошил угли и, когда щепочку охватило пламя, поднес крошечный костерок к сахару. Голубое пламя тут же заиграло наверху кусочка, а потом охватило его по краям и заплясало в ложечке. Клайд держал этот факел до тех пор, пока сахар не опал, превратившись в булькающий сироп, и только тогда опустил его в кофе, размешал ароматную смесь и с явным удовольствием сделал глоток.

— Сегодня ночью только одну порцию, — повернулся он к Джеку. — Однако будь на кухне и жди, даже после прихода мистера Бушрода. Возможно, позднее ты мне понадобишься.

Его и без того превосходное настроение все улучшалось. И не имеет значения, что скоро придет Бушрод, напротив, теперь у Клайда это настроение надолго, и он страстно ожидал начала игры. Он сразу понял, что, какие бы методы игры ни задумал его пасынок, он должен был принять меры предосторожности для их удачного воплощения еще до того, как бросил вызов отчиму. Если бы Бушрод этого не сделал, он не разговаривал бы с Клайдом так уверенно и дерзко. Пока что тщательное изучение карт и фишек, хранившихся в инкрустированной шкатулке, не выявило ничего необычного. Карты были теми же, из колод «Пароход и Конгресс», которые Клайд всегда хранил там, и большинство колод совершенно новые, с нетронутыми гербовыми марками. Итак, с этим покончено.

Тщательный осмотр комнаты Бушрода также не обнаружил чего-либо подозрительного. Свертка, на который Клайд случайно натолкнулся по возвращении из Нового Орлеана, на месте не было; однако этого и следовало ожидать. Несомненно, Бушрод взял колоды с собой, когда отправился в Доналдсвилл на бал, собираясь ночь и следующий день провести с Нейкинзами и их кузинами с соседней плантации. И этот временной интервал, безусловно, в значительной степени будет посвящен покеру. Однако здесь, в Синди Лу, Бушрод готовился к самой важной игре в своей жизни… Так что же все-таки он приготовил?