Телеграфный ответ пришел быстро: «Нэшвилл бридж компани» с радостью предоставит мистеру Винсенту недельный опцион на новый буксир. Не ожидая прибытия телеграммы, Ларри уже уселся за свои выкладки и подсчеты и на следующий день был готов переговорить с Дюмайном, Трегром и Септимом. Он обнаружил, что они намерены всячески содействовать ему. Даже больше, чем он ожидал. Конечно, старые мулы и старая техника, если надо, продержатся какое-то время; урожаи можно, в принципе, поднять и без всяких модернизаций… Можно продолжать в таком духе и дальше, хотя…

Он знал, что следующим будет его разговор с Луизой. Пока он был полностью погружен в свои цифры, она не менее усиленно занималась домом. И прежде чем первое волнение, связанное с визитом Бурже, немного поутихло, она пришла к нему с маленькой книжечкой в красном сафьяновом переплете, закрывающейся на изящную застежечку в виде сердечка. Застежечка чуть проржавела от времени, и замочек, разумеется, сейчас уже был совершенно бессмыслен; но Луиза крепко сжимала книжечку в руках, прилагая большие усилия, чтобы она оставалась закрытой.

— Посмотри, что я нашла! — возбужденно воскликнула она.

— Что это? — спросил он. — Старый дневник?

— Думаю, да. Я не заглядывала внутрь, поскольку не знаю, можно ли мне это делать и надо ли. Как видишь, здесь замочек. По-моему, в то время, когда дамы вели дневники, они часто записывали в них самые сокровенные мысли. И я уверена, что этот дневник спрятали… причем намеренно. Он находился в секретном ящике стола — я даже не знала, что такой ящик вообще существует; просто письменный стол, почти такой же, как в Монтерегарде. Вот я и подумала…

Ларри взял из рук жены книжечку и повертел ее. Осмотрев внимательно, он понял, что Луиза права. Это, несомненно, дневник, и явно очень старый, посему Ларри открыл его без колебания. На форзаце было написано:

Люси Бачелор с любовью от ее преданного мужа Клайда Бачелора

Питтсбург, Пен.[44]

Ноябрь, 1867

Почерк принадлежал деду, и Ларри не мог смотреть на него без боли. Он закрыл книжечку.

— Кажется, это действительно дневник, — проговорил он. — Но не знаю, почему бы тебе не прочесть его, если, конечно, ты хочешь. Может быть, тут восторженные, радостные записи. Дедушка, наверное, подарил его бабушке во время их медового месяца. Я знаю, что бабушка была невероятно счастлива, но также знаю, что в те дни дамы стеснялись говорить о своем счастье вслух, вот как и в этом случае… если счастье имело какое-то отношение к их интимной, любовной жизни. Наверное, поэтому они и поверяли все дневникам, пряча их от посторонних глаз. А знаешь, я очень рад, что времена изменились. Я предпочел бы, чтобы ты сказала мне и показала, как ты рада, что замужем за мной, нежели писала бы об этом в дневнике.

И он с улыбкой протянул ей дневник. Она тепло улыбнулась в ответ. Но по-прежнему держала книжечку с сомнением.

— А тебе не хочется самому прочесть его? — спросила она.

— Ну, не сейчас, дорогая. Ты же знаешь, я по горло занят всеми этими цифрами. Может, я прочту его как-нибудь в другой раз. Прочти сначала ты.

Несколько дней он не вспоминал о дневнике. И только потом спросил Луизу, нашла ли она время просмотреть его.

— Я решила это не читать. Совсем, — к его удивлению, ответила она. — Я знаю, ты только приветствовал бы это, и мы, как обычно, согласились бы друг с другом. Но на этот раз я не согласна с тобой. Поскольку чувствую, что в этом дневнике содержатся какие-то секреты. Вообще-то… я… я была так уверена в этом, что сожгла его.

— Сожгла?!

— Да. Ведь ты не против этого, правда, Ларри?

— Да, не против, — ответил он совершенно искренне. Но ее поступок изумил его; он показался неожиданным и экспансивным, а ведь Луиза никогда не доходила до крайностей, так же как Ларри никогда не замечал за ней неосмотрительности, если не считать ее любви к нему с первого взгляда. Ее поступок не оскорбил его, он вообще не придал ему большого значения. Сейчас он думал о многих других вещах и прекрасно понимал, что у Луизы тоже накопилось очень много того, что нужно сказать ему. И если раньше он не вызывал ее на разговор, не предлагал зайти в кабинет, то сейчас сделал именно это. — Я хочу сказать тебе, что обязательно должен купить этот буксир, о котором говорил Бурже, — начал он. — Теперь ты — мой партнер, и я подумал, что мне следовало бы посоветоваться с тобой. И вот…

— Конечно, я твой партнер, все хорошие французские жены являются партнерами своих мужей, — ответила она. — И думаю, что уже понимаю, в чем дело, дорогой. Ты хочешь купить это судно, но не знаешь, откуда взять на него деньги. Что ж, должна признаться, что я тоже не знаю. Но тебе же известно, что французских девушек воспитывают так, чтобы они умели управлять делами, готовят для делового партнерства, даже когда в семье очень много денег. У меня же денег не очень много. То есть, разумеется, у дяди Пьера большое состояние, и он всегда бывает очень щедрым. Но мой отец был человек небогатый, и после того, как он умер, мы жили на то, что имелось у мамы. Потом, когда она вторично вышла замуж, она решила, естественно, что ей придется пожертвовать всем ради моего отчима, и оттого мне почти ничего не осталось. Но мне и не требовалось большого приданого, все равно у меня было столько постельного и столового полотна, сколько мы не смогли бы потратить за всю нашу жизнь, — эта часть моего приданого была со мной, как только я родилась. И я смогу пополнить кладовые Синди Лу всем необходимым, не потратив ни цента, а я вижу, что пополнить их очень и очень нужно! И не возражай! Не забывай, кстати, что у нас еще появится вся обстановка и утварь из дома с Елисейских полей.

— Ах да, это так. Я забыл об этом.

Это было истинной правдой. Как только Ларри с молодой женой приехали в Синди Лу, перед ним возникло столько безотлагательных проблем, которые надо было тут же решить, что неизбежно огромная их часть просто-напросто вылетела у него из головы. Хорошо, что смотрители дома на Елисейских полях были люди преданные и верные своему долгу и все содержимое дома со множеством красивых, очень дорогих и ценных вещей было в полном порядке, несмотря на то, что долгое время эти вещи оставались без употребления, причем в жарком и влажном климате. Но сам дом пребывал в весьма плачевном состоянии, не говоря уже об окружающей его местности, которая была в еще более прискорбном состоянии.

— По-моему, нам надо прямо сейчас решиться продать этот дом, — продолжала Луиза. — И вырученные за него деньги мы сможем прибавить к стоимости Клайда Бачелора.

— Не уверен, что это будет правильно. Помнишь, как сказал дядя Пьер: если мы решим избавиться от этого дома, то вырученные за него деньги должны прибавить к нашему небольшому капиталу и выгодным образом инвестировать его.

— Но Клайд Бачелор и есть такое выгодное вложение капитала! Если бы это было не так, то разве стал бы ты вообще заниматься всем этим делом?!

— Да, разумеется, я возлагаю на него огромные надежды. И все же я не уверен, что дядя Пьер…

— Я уверена! Но если хочешь, мы можем посоветоваться с ним. В конце концов, у нас нет прямо сейчас денег для вложения. Однако я считаю, что мы должны сделать все необходимые шаги для того, чтобы эти деньги у нас появились как можно скорее. — Теперь, когда они обсудили этот вопрос, Луиза сразу же приступила к следующим. — Итак, у нас нет необходимости волноваться насчет обновления домашней обстановки Синди Лу, и нам не надо беспокоиться о пище. Ведь все, что нам нужно, мы можем вырастить, не так ли? Во всяком случае, я так считаю. Если же я не права, то французским девушкам известна и еще одна штука: как устроить хороший стол с наименьшими расходами. И если Тьюди и Айви не станут возражать и обижаться, я им кое-что подскажу…

— Пусть тебя это не волнует. Ты просто скажи им.