Планы привлечения в страну иностранного капитала с помощью концессий не имели того успеха, на который рассчитывали большевистские власти. Первые договоры о концессиях были заключены в конце 1921 г. (с Большим северным телеграфным агентством и асбестовой Объединен­ной американской компанией). На Гаагской конференции 1922 г. советская делегация выразила готовность сдать в аренду нефтяные, горные, лесные, сахарные, цементные, электротехнические и другие предприятия. Но ре­альное предоставление такого, рода привилегий разворачивалось медлен­но: из тысяч заявок удовлетворялись лишь немногие, причем часть из них

вскоре аннулировалась или расторгалась из-за невыполнения обязательств сторонами. Преобладали концессии в таких отраслях, как торговля, добыча сырья, сельское хозяйство и обрабатывающая промышленность. В целом, иностранные предприниматели неохотно вкладывали средства в экономику России и других Советских республик, опасаясь непредсказуемости поли­тического курса и социальной ситуации. Во второй половине 1920-х гг. концессионное дело ориентировалось в значительной степени на заклю­чение договоров о технической помощи и получении кредитов на закупку оборудования из-за рубежа.

Ключевая роль в индустрии сохранялась за государственными предпри­ятиями: на них в первой половине 1920-х гг. работало 84,5% промышленных рабочих и изготовлялось 92,4% продукции (в стоимостном выражении).

В соответствии с «наказом» правительства «О проведении в жизнь начал Новой экономической политики» (9 августа 1921 г.), в непосредст­венном управлении государством (в лице ВСНХ и его местных органов) сосредоточивались «отдельные отрасли производства и определенное число крупных и почему-либо с государственной точки зрения важных, а также подсобных к ним предприятий, взаимно дополняющих друг друга». Однако и деятельность государственных предприятий была перестроена в соответствии с рыночными принципами «хозяйственного расчета»: они должны были вступать с другими экономическими объектами в коммерче­ские отношения: покупали топливо и сырье, могли продавать на рынке часть произведенной продукции, получали кредиты в банках на основе прибыльности ит.д. Предприятия объединялись в хозрасчетные тресты, которые превратились в основную форму организации промышленности; нетрестируемые нередко подлежали закрытию. К концу августа 1922 г. действовал 421 трест, в том числе по 50 - в текстильной, металлургиче­ской и пищевой отраслях, свыше 40 - в кожевенной, 35 - в химической, 20 - в электротехнической. В среднем, каждый трест объединял около 10 пред­приятий одной отрасли. В юридическом и хозяйственном отношении предприятия зависели от трестов, в которые они входили[198].

В 1923 г. было принято официальное положение о трестах. ВСНХ сохранял в своих руках управление имуществом трестов - начиная с вы­деления уставного капитала и кончая распределением прибылей. Тресты не имели права самостоятельно продать или заложить имущество, сдать его в долгосрочную аренду и т.д. До 20% прибылей отчислялись на нужды предприятий. Иногда при слиянии предприятий различных ведомств или при объединении торговых и промышленных предприятий на местах соз­давались акционерные общества.

В целом, государство стремилось сохранить контроль над деятельно­стью трестов. Но, как отмечает историк Б.И.Орлов, «даже в условиях столь

жесткой регламентации тресты находили многочисленные лазейки. Выбо­рочные обследования их деятельности показывали дезорганизацию и пе­рерасход ресурсов». Тресты накапливали огромные запасы сырья, полу­фабрикатов и топлива». Систематически нарушался предприятиями запрет вхождения в акционерные общества, паевые товарищества и иные торго­во-промышленные и кредитные предприятия без санкции Центрального управления государственной промышленностью (ЦУГПРОМа)» .

Переход на рыночные принципы заметно проявился и в области тор­говли. В июле 1921 г. был принят декрет, позволявший любому взрослому гражданину получить лицензию на ведение частной торговли. «Бродячий коробейник, или мелкий разносчик товаров, торгующий на более или ме­нее организованных рынках и базарах, был характерным явлением частной торговли в первый период НЭПа... - замечал британский историк Э.Карр. - Однако, как только частная торговля стала официально терпимым и по­ощряемым явлением, эта примитивная разновидность не могла существо­вать» и уступила место многочисленным частным магазинам. «Огромная масса мелкой розничной торговли почти полностью оставались в частных руках, и только на крупнейших торговых предприятиях государственные органы завоевали прочное положение»[199][200].

Власти пытались противопоставить приливу частной торговли огосу­дарствленную потребительскую кооперацию - Центросоюз, провозгла­шенный в мае 1921 г. единственным агентом правительства по оптовому распределению потребительских товаров по стране. Но нехватка промыш­ленных товаров привела к срыву планов организованного товарообмена и торжеству принципов «купли - продажи». Потребительские и торговые кооперативы стали коммерческими структурами, к тому же сильно зара­женными спекуляцией и коррупцией.

В рамках НЭПа была восстановлена государственная система денеж­ного обращения и финансовых расчетов. В июне 1921 г. правительство отменило ограничения на суммы, хранившиеся у частных лиц и организа­ций; предпринимались усилия по реабилитации денег в сознании населе­ния. Было восстановлено налогообложение в денежной форме, в августе 1921 г. возрожден принцип государственного бюджета, в ноябре создан Государственный банк, а вслед за тем - и другие банки. В 1922 г. был на­чат выпуск червонцев - денег, имевших золотое обеспечение.

Внедрение рыночных отношений немедленно усилило диспропорции между различными отраслями экономики, прежде всего, между промыш­ленностью и сельским хозяйством, а также между отдельными отрас­лями промышленности. Первым эффектом стало в 1921 г. падение цен на промышленные товары. По словам Карра, государственная промышлен­ность распалась на отдельные, безудержно конкурирующие друг с другом единицы, которые «вели себя по отношению друг к другу как на аукционе (лишь бы реализовать свои товары)»[201]. В 1922 г. началось объединение части трестов в синдикаты, которые призваны были монополизировать торговлю в отдельных отраслях (позднее служили также орудием для рас­пределения государственных дотаций и кредитов, ссуд на заготовку сы­рья). К августу этого года удалось восстановить довоенное соотношение между промышленными и сельскохозяйственными ценами. Но уже в 1923 г. положение изменилось в обратную сторону: в результате богатого урожая цены на продукты деревни упали, а на продукцию промышленно­сти они продолжали расти. В результате возник кризис ценовых «нож­ниц», который не только вызывал недовольство крестьян, но и ставил под угрозу всю систему товарооборота между городом и деревней. Вторым тревожным следствием НЭПа стал опережающий рост мелкой и средней промышленности, находившейся преимущественно в частных руках. Раз­витие тяжелой промышленности отставало, что ставило под угрозу боль­шевистские амбиции индустриализации.

Утверждается, что за ценовым неравновесием 1923 г. скрывались первые проявления структурного кризиса нэповской модели. На самом деле, это были структурные проблемы доиндустриальной российской эко­номики, как таковой - весьма схожие с теми, которые существовали и до 1917г. Для широкой индустриализации и развития тяжелой промышлен­ности не хватало средств, и взять их внутри страны «нормальным» пу­тем было невозможно. Частный капитал как до 1917 г., так и особенно в годы НЭПа проявлял мало интереса к капиталовложениям в эту сферу. Ситуация с привлечением иностранного капитала в 1920-х гг. была намно­го хуже, чем до революции. Чтобы выручить средства за рубежом, тре­бовалось резко увеличить сельскохозяйственное производство, но «сред­ние» и тем более «бедные» крестьянские хозяйства, сильно тяготевшие к самопроизводству, не были склонны к такому наращиванию. К тому же, отмеченная ориентация на самопроизводство и докапиталистическая структура потребностей деревни вообще ограничивали развитие внут­реннего рынка и слабо стимулировали рост городского производства. Ко­лебания НЭПа в 1920-х гг. ясно продемонстрировали: эти структурные проблемы можно временно смягчить, но разрешить их в рамках «полуин- дустриальной» модели невозможно.