Старуха под капюшоном оказалась вовсе не старухой! Она оказалась очень молодой русоволосой женщиной с миловидным круглым лицом. В глубине её серых глаз притаилась печаль, но полные резко очерченные губы слегка улыбались. Она похлопала гнедого по шее — руки у неё теперь были белые с тонкими длинными пальцами, совсем не старушечьи.

Стёпка ничего не успел подумать. Старуха… нет, уже не старуха, а прекрасная всадница улыбнулась ему и сказала низким грудным голосом:

— Спасибо тебе, демон Стеслав, от всего колена Посвятова и Миряны-страдалицы.

— За что? — удивился Стёпка. Он был искренне уверен в том, что как раз он ничего для неё не сделал, а она для него многое.

— За избавление, — сказала она. — Почитай два века стерегла я чародеево укрывище от чужих глаз, а ты помог мне избавиться от постылого заклятья. Чародей давно истлел, а мне так и суждено было маяться да людей распугивать. Спасибо тебе.

— Пожалуйста, — сказал Стёпка. — Вам тоже спасибо от меня за то, что помогли и до Проторы довезли.

— Мне то не в тягость, — улыбнулась она. — Последний раз среди живых побывала. Поговорила… Устала я молчать-то. Двести лет безголосой мыкалась.

— А как же я теперь? — растерянно спросил Стёпка. — Как же я без стража буду? Он же меня защищал. Мне без него до элль-фингов не дойти.

Она покачала головой:

— Он не защищал тебя, он хозяину своему недоброму служил и все твои пути-дороги ему исправно показывал. Это не страж, это подгляд вражий. А тебе защита не нужна, ты демон, ты сам себя защитить способен. И к элль-фингам ты не ходи, нечего тебе там искать.

— Там Ванька. Мой друг. Он у них в плену.

— Нет его у элль-фингов. Это я тебе говорю, меня не зря ведьмой называли. Мне многое ведомо. У тебя иная служба в этом мире, сам догадаешься, в чём она состоит. То лишь ты решить можешь, никто не в силах заставить истинного демона поступать против воли. А теперь прощай, Стеслав. Мне пора уходить, кончилась моя служба и моя неволя. Низкий поклон тебе от меня за свободу. Прощай, демон.

Она отшвырнула в сторону копьё, развернулась и пустила коня вдоль по улице. Стёпка смотрел ей вслед. Проскакав совсем немного, всадница вдруг скомкалась, её очертания смазались, над седлом взвихрился смерч, его сорвало в сторону, он мотнулся над крышами и унёсся в небо легко и свободно, теряя по пути обрывки и клочья. Гнедой уже без седока доскакал до конца улицы, и скрылся из глаз за избами. На середине дороги осталось лежать никому не нужное копьё, столько лет внушавшее страх всей (ну, или почти всей) округе.

А истинный демон Стеслав, которого оказывается никто не может заставить поступать против его воли и которому оказывается не нужны никакие стражи, поскольку он сам себе и защита и страж, стоял посреди пыльной дороги в чужой и незнакомой Проторе, смотрел в небо и понятия не имел, что ему теперь делать и куда идти. Нет, сначала в корчму, это понятно, там дядько Неусвистайло будет ждать, а потом? Если Ванька не у элль-фингов, то где он? И зачем соврал Серафиан? И зачем вообще всё?

И вдруг его словно по голове ударило: А Смакла? А младший слуга? Он-то ведь всё ещё в руках у магов-дознавателей. Вот о ком следует позаботиться в первую очередь. Вот кого надо искать и спасать. Стёпке вдруг стало стыдно. Как он мог забыть?! Как это некуда идти? Очень даже есть куда. Ну, гады, держитесь, я приехал и я очень зол!

Как отыскать в незнакомом населённом пункте какую-то там неведомую корчму? Правильно: нужно у кого-нибудь спросить. Что Стёпка и сделал. Спросил и ему объяснили. Не сразу, понятно, и не первый же встречный, даже не второй, но всё же объяснили. Первым встречным оказался древний старик-гоблин, сидящий у своего дома на завалинке. Стёпка, осмотревшись, подошёл к нему.

— Дедушка, не подскажете, как мне корчму найти? Там ещё хозяином вурдалак Зашурыга?

Старик оказался глухим и слепым. Стёпкиного вопроса он не услышал и самого его не видел. Щурился на солнце и улыбался сам себе.

Пришлось идти искать ещё кого-нибудь. Протора строилась, как и все таёжные селения, без плана, свободно и вольно, улицы тянулись и петляли как хотели и заканчивались тогда, когда им это взбредало в голову. Дома были крепкие, невысокие, все за заборами, все укрытые от посторонних глаз. Прохожие на окраинных улочках не встречались вообще. То ли жители прятались от весичей, то ли от Старухи, то ли все были на работах в поле. Сено, можетж, косили, за свиньями ухаживали или скотину пасли. Других занятий для местного населения Стёпка придумать не мог, поскольку о деревенской жизни имел весьма смутное представление. Помнил только, что от зари до зари крестьяне трудятся в поте лица, и выходных у них не бывает.

Но когда он вышел-таки на широкую центральную улицу, по которой совсем недавно они вдвоём так шумно проскакали, народу там обнаружилось довольно много. Особенно весичей. Верховых и пеших. Мимо них он проходил, стараясь не привлекать к себе внимания, жался к заборам и в глаза не смотрел. И ощущал себя юным партизаном-разведчиком, пробирающимся через захваченный фашистами город. Весичи на фашистов, к счастью, не слишком походили, но попадать в руки к дознавателям страшно не хотелось.

Вызванная Старухой суета ещё не улеглась, но суета эта была не встревоженная, а какая-то весёлая, чуть ли не праздничная. Наверное, все радовались тому, что страшная колдунья по селу проскакала, никого при этом не заколдовав и никого на копьё своё не насадив. Попугала, конешно, честной народ, зато есть теперича об чём с людями погутарить, есть об чём языками почесать, что вспомнить с соседом за кружкой пива. Стёпка жадно ловил пересуды кумушек, обрывки разговоров, восторженный гомон ребятни и ухмылялся про себя. Знали бы все эти люди, что один из виновников переполоха шагает сейчас спокойно мимо них и в ус себе не дует.

Молодой парень, ведущий в поводу двух красивых вороных скакунов, охотно показал ему дорогу. Корчма, как оказалось, была совсем рядом, мимо пяти изб вниз по улице пройти. Парень, явно местный, совершенно простецкой наружности, курносый и веснушчатый, видимо, сам не шибко жаловал весичей, потому что, приглушив голос, посоветовал не соваться в корчму через ворота, поскольку от пришлых там нынче не протолкнуться, а пройти к дядьке Зушурыге, ежели такая нужда имеется, задами, через бабки Коряжихи огороды.

Стёпка так бы и поступил, если бы знал, где эти бабкины огороды и как на них попасть. Но словоохотливый парень уже увёл коней, а расспрашивать других прохожих Стёпка не решился. Он и так уже узнал всё, что хотел. Весичи здесь, к счастью, на Стёпку внимания совсем не обращали, и он осмелел. Посматривал только, чтобы маги не встретились. Не спроста ведь Усмарь уверял, что демона за версту разглядит. А если может он, смогут и маги-дознаватели. Лучше держаться от них подальше. И ему повезло. Ни одного не встретил.

Корчма оказалась большим основательным строением с широким крыльцом и открытой галереей на втором этаже. Она стояла в глубине обширного двора, за высоким забором. Над распахнутыми воротами висела на цепях внушительная плаха с вырезанной на ней оскаленной медвежьей головой. Во дворе было шумно, горланили гоблины, бряцали оружием вурдалаки, кто-то седлал коней, кто-то увязывал на телегах мешки.

Стёпка побоялся войти во двор, потому что там в самом деле оказалось слишком много весичей, и даже вроде бы мелькнул опасно знакомый дознавательский плащ. Минут десять он околачивался у ворот, пиная лопухи и стараясь не привлекать к себе внимания. Потом ему повезло. Вслед за выехавшей телегой вышмыгнул босоногий лохматый гоблинёнок, перекинул через борт, видимо, забытый уезжающими узел с тряпьём, крикнул что-то задорное, крутнулся на пятке и уже спокойно пошёл назад, во двор. Чем-то он был похож на Смаклу. Такой же смуглый и проказливый. Гоблинёнок стрельнул раскосыми глазами, смерил Стёпку оценивающим взглядом и прошёл бы мимо, если бы Стёпка не поманил его кивком головы.