Если вы захотите узнать мое мнение и спросите, чего же хотела Лана, я отвечу: да, хотела, причем безусловно. Хотела теплым весенним вечером, когда стайка девиц с бесконечными ногами, сидя за столиками открытого кафе на Невском, потягивают мартини и вдыхают насыщенный сиренью воздух через фильтр дорогих сигарет, со свистом притормозить шикарную двудверную повозку с трехлучевой звездой на капоте. Хотела, весело выпорхнув из нее, начать мазать щеки диоровской помадой.

Но так же безусловно хотела Лана, чтобы платил за это именно он.

Попивая кофе и листая цветастый Ланин журнал, Игорь провел те томительные в своей бездарности часы, когда лопнули уже нити, связывающие человека с домом, а дорога не вступила еще в свои права.

Наконец, глянув на часы, он прошел в комнату, потом, нацепив подсумок с деньгами и документами, нагнулся над женой и, чмокнув ее в щеку, отправился к выходу. В последний момент он вернулся на кухню и, пососав секунду ручку, набросал в блокноте, валявшемся у телефона: С добрым утром! Люблю, хочу, скучаю…

Надев старый жуткий пуховик и такие же сапоги, он глянул на себя в зеркало: Мдааа… видок-то кошмарный, ну да ладно, чай, не на бал — в Китай.

Такси мягко шелестело вдоль тревожных фонарей, раздвигая широту проспектов большого города, горько и остро пахнущего февралем, был час блядей и поэтов, час, когда замирает промерзший до костей город.

Весна, весна, изматывая неторопливостью поступи, приближалась к городу. Осталось совсем недолго, совсем чуть-чуть — и она придет, и почернеют сугробы, и птицы закружат свою галдящую карусель, и снова проснется, дуя на озябшие руки, надежда, и настанет четвертый их с Ланой год, и он перестанет неотвязно думать о подонках в дорогих машинах.

Осталось совсем недолго, только уехать и вернуться.

Почти пуст был светивший сквозь немытые стекла аэропорт, лишь испуганно дремали в креслах редкие пассажиры немногочисленных ночных рейсов да неторопливо прогуливались жгучие брюнеты с колючими щеками, оживленно перекликаясь на языках тюркской группы.

Все малоопытные пассажиры самолетов страдают особой формой мании преследования: боясь опоздать на свой рейс, эти несчастные приезжают в аэропорт за час до начала регистрации, нервно подпрыгивают в креслах и вслушиваются в объявления диктора, потом они сломя голову несутся к стойке, размахивая тяжелыми чемоданами, и, собрав из себе подобных длиннющий хвост, деловито толкаются. В результате они, уставшие и довольные, полтора часа сидят в накопителе, испепеляя завистливым взглядом людей опытных, пришедших в последний момент, когда унылая девушка в голубом одиноко скучает у стойки регистрации.

Игорек, налетавший по скромным подсчетам часов пятьсот, был вальяжен и многоопытен. Дикторские причитания о регистрации, заканчивающейся и даже закончившейся, вызывали у него только презрительную улыбку. Он, конечно же, был превосходно знаком со всеми несложными аэрофлотовскими уловками.

Сегодня, впрочем, он от безделья приехал за добрых полчаса до конца регистрации. Войдя в здание, Игорь сразу же отправился на второй этаж, единственное место, где в нашем аэропорту работают ночью кафе, и даже сразу два. В одном, щедро разукрашенном заморскими рекламами, цветастыми этикетками и другой сверкающей дребеденью, торгуют колой, аппетитной пиццей, хот-догами и прочими гамбургерами, в другом, даже не в кафе, а скорее точке общепита, предлагают вялые сосиски, сомнительные чебуреки и шницель, вызывающий болезненные воспоминания.

В этой борьбе общественных укладов, в извечном столкновении с западным, красивым, но не родным, войне прошлого и будущего Игорь, как всякий патриот, мужественно и без колебаний принял сторону первого: в буфете торговали пивом.

За грязным столиком уже сидело трое коллег по предстоящему путешествию. Во-первых, Леша, мужик лет сорока, бывший таксист. Во-вторых, Андрей, или, как звали его гораздо чаще, Буба, уже упомянутый выше миколог, умудряющийся между поездками и торговлей писать в своем институте диссертацию, и, наконец, второй Андрей, он же Фил, студент-расстрига, бросивший года три назад университет. Последний из компании — Олег, студент последнего курса, еще не пришел.

Сотоварищи, не отрываясь от пива, приветствовали его помахиванием рук. Игорь, не теряя времени, ухватил у стойки пару бутылок и присоединился.

— Здорово, — последовали краткие рукопожатия.

— Ну, чего в волнах слышно?

— По метеорологическим условиям аэропорт города Омска… в общем, сидим, отдыхаем.

— И сколько отдыхать?

— Пока до полшестого, а там, сам понимаешь.

Игорь понимал, и было это невесело, они имели совершенно реальный шанс вообще никуда не улететь. Тем более что с Омском ему не везло никогда, там постоянно то не принимали, то не выпускали; время от времени, для разнообразия, там кончался керосин.

Буба, известный паникер, немедленно начал предлагать способы облета Омска, на случай, если ожидание затянется. Ему сразу же вежливо предложили заткнуться и не портить окружающим нервы раньше времени.

В это время к ним вальяжной походочкой — сексуальное движение от чуть покачивающегося бедра — подплыл чисто выбритый и прилично одетый Олег, даже по дороге в Китай выглядевший как на свидании.

Зарегистрировавшись, вся компания продолжила пивной праздник, с неподдельным интересом слушая очередную сексуальную побасенку Фила. На этот раз он повествовал о некой Наташе из Житомира, с которой он ездил в Турцию.

То есть все, разумеется, знали, что он трепло и ничего подобного не было, но рассказано было так убедительно и смачно, что внимали с любопытством и уважением к фантазии автора.

Филу было крайне тяжело развернуть повествование в окружении людей, превосходно знакомых как с ним, так и с его непомерно ревнивой женой. Некоторую нейтральную территорию ему предоставляли холостая юность да три или четыре поездки в Турцию, прошедшие без присутствующих коллег.

Из этого нехитрого материала им, на зависть любому борзописцу, было состряпано бессчетное множество живописнейших приложений к Камасутре.

Леша, утомленный пивом, не теряя времени, выставил на стол первый литр. Будучи человеком, отягощенным женой, двумя детьми и местами на трех рынках города, он в поездке постоянно бил копытом, выискивая собутыльников. Челнок вообще любит выпить, челнок-трезвенник — такая же редкость, как целомудренная порнозвезда, то есть они, конечно, попадаются: язвенники там или подшитые, но редко — профессия требует крепкого здоровья и сильных нервов.

Словом, к полшестого накачались они изрядно и на посадку шествовали с некоторой напряженностью, держась неестественно прямо, прихватив с собой еще пару литровок, несмотря на слабые протесты Игоря, который, как самый малопьющий и ответственный, невольно, с самого начала их совместных рейдов, стал главнокомандующим.

В самолете, правда, банкета не вышло, все мгновенно отрубились в полупустом уюте второго салона. Игорек и сам бы с удовольствием вздремнул, но Буба уселся рядом с ним и, полностью оправдывая прозвище, бубнил монотонно и бессвязно: что брать и как провезти.

Игорь, проявив чудеса мужества и выдержки, терпел его не меньше часа, односложно отвечая и не отводя взгляда от угадывающегося в темноте, за иллюминатором, темного силуэта крыла и красного мигающего маячка, но в конце концов не сдержался и в кратких, но емких выражениях указал Бубе маршрут. Буба обиделся, но заткнулся.

В Омске стюардесса долго и безуспешно пыталась выгнать их из самолета, но бесконечно крепок сон пьяного русского человека, страшно выразительна краткость его языка. Усталая барышня, поразмыслив, решила приравнять их к беременным женщинам и затихла.

Леша проснулся где-то на полпути между Омском и Читой. Со вкусом покурив в туалете, пуская дым в унитаз, он вернулся в салон и оценивающим взглядом окинул соратников.

Решительной походкой подошел он к Филу и, ткнув того в плечо, предложил: