Она, потянувшись, опустила голову ему на плечо:

— Опять ты уезжаешь… бросаешь меня, — жалобно проговорила Лана, шутливо шмыгнув носом.

— Что делать, котенок, кушать хочется.

— Я буду скучать, — она стала почти серьезна.

— Да ну, брось, всего-то неделя, не в первый же раз.

— А я все равно буду, — капризничала она, — возвращайся скорей.

— Будем стараться, — пообещал он.

Игорь рывком поднялся и остановился голый посреди комнаты. Поеживаясь от холода, он скосился на Лану, подавляя сильнейшее желание нырнуть под пуховое одеяло, в тепло нагретой постели, и, прижавшись к ней, блаженно сомкнуть глаза.

Но он был челнок, а челнок должен ехать, иначе пройдет месяц, и начнет зудеть под кожей, и будет сниться аэропорт, и тянуть туда — в грязь, в мерзость, взятки, таможни и границы.

Сборы заняли у него от силы минут десять, и, хотя сумка была хитрая, многократно раскладывающаяся, в нынешнем своем виде занимавшая не более четверти от своего экстремального размера, его пожитки жалко болтались на дне, отчего сумка, с вжатыми боками, отчетливо напоминала старческую мошонку.

Игорь улыбнулся, вспомнив их с Ланой поездки на юг, у нее на сборы уходило по двое суток, квартира при этом превращалась в совершеннейший дурдом, а она болезненно морщила лобик, обдумывая, куда бы всунуть магнитофон и фен.

В результате даже ему, профессионально привычному к переноске тяжестей и выносливому, как верблюду, приходилось нелегко.

Собственно, он мог бы поваляться еще часа два, но Ланка тогда бы ни за что не уснула, а ей ведь завтра на работу…

Зато теперь она уже спала, сладко потягивая носом.

Какая красивая… Даже, наверно, слишком… для тебя. Кольнуло привычно в груди.

В единственной комнате миниатюрной их квартиры обшарпанная хозяйская мебель причудливо сочеталась с новеньким музыкальным центром и моноблоком последней модели.

Любила, любила Лана красивые вещи, но Игорь, к чести его будет сказано, никогда на это не жаловался, всеми фибрами ощущая: вокруг нее должно быть красиво.

Здорово, конечно, было бы скопить на квартиру и даже, в общем-то, реально, но слишком уж много они тратят. Однако это много, великолепно им понимаемое, куда-то тонуло, когда Игорь видел ее в купленной за безумные деньги ночнушке или каком-то сногсшибательно-великолепном платье. Мыслимое ли дело заговорить осуждающе, когда так по-детски светятся ее глазища?

В этих вещах Лана казалась вышедшей с иллюстрации солидного женского журнала, и часто, очень часто, проснувшись, Игорь несколько секунд не смел открыть глаза, боясь, что она ушла из их жалкой квартирки туда, где было ей место, в дорогие интерьеры Космополитена, но каждый раз она была рядом: сонная, красивая, любимая…

Вот за что он ее ругал, так это за два своих костюма, снабженных блистательными лейблами и ценами, зашкаливающими за немаленькую Ланкину месячную зарплату, и прочие, совершенно ненужные ему рубашки, галстуки и ботинки.

Впрочем, ни ласковые уверения о полном его безразличии к громким именам на ярлыках, ни логичные убеждения, что те же вещи можно купить и впятеро дешевле, отказавшись от пагубного пристрастия к роскошным бутикам, ни явное пристрастие его к джинсам и свитерам решительнейшим образом не помогали. Снисходительно выслушав Игоря, Лана предпочтений своих не меняла.

В эту сбрую, добытую строжайшей экономией, Ланка заботливо наряжала его перед встречами со своими подругами и их гладкими многодолларовыми дружками с пустым взглядом.

Игорь выключил свет и, еще раз полюбовавшись на нее в мягком свете уличного фонаря, перешел на кухню. Он сварил себе кофе и закурил, раскачиваясь на стуле. Потом, вспомнив, выложил ключи и документы на машину.

Славно, что Ланка теперь будет на машине, — ему очень не нравился хмырь из ее офиса, ставший последнее время чересчур часто подвозить Лану домой. Не то чтобы Игорь ревновал: Лана была действительно красивой женщиной, и возле нее неизбежно крутилась толпа мужиков, но этот, на новеньком БМВ, очень уж походил на хахалей ее подруг — такой же гладенький, холеный, с портмоне крокодиловой кожи в кармане роскошного костюма.

Все они — и хахали, и хмырь на БМВ, и красивые подруги с порочными глазами — были из одного мира, из мира казино, модных ресторанов и отпуска в пятизвездочном отеле на Гавайях, из мира, в который он так хотел и не мог попасть.

Игорь вкалывал, как каторжный, он изъездил полмира, подорвав свое здоровье вокзальной солянкой, тысячи пуховиков и кроссовок прошли через его руки, но все равно заработки его не составляли и трети доходов холеных коммерческих директоров.

И что с того, что он закончил с красным дипломом физфак, а они в это время фарцевали на улицах, оплачивая заработанным сессию в каком-нибудь железнодорожном институте. Что с того, что сам профессор Гнессман, ныне звезда хайфского Техниона, считал его лучшим своим учеником. Что с того, что он зачитывался Сартром и Кафкой. Что с того… здесь были нужны другие козыри, а у него этих козырей не было.

Но все-таки Лана возвращалась из этого сверкающего мира Невского паласа и Виктор-клуба, возвращалась к нему и теперь, и раньше, когда у него не было даже этих тяжелых, густо просоленных потом баксов.

Игорь знал, что она будет его ждать, знал, что, когда он вернется, она не даст ему спать до утра, выжимая из него, одуревшего от бессонницы, остатки мужчины, а потом прижмется и будет говорить, говорить, говорить… а он снова будет ловить сквозь полудрему слова и снова будет счастлив.

Да, ради этого стоило ворочать неподъемные стокилограммовые мешки и изнывать от омерзения в китайской грязи.

Игорь улыбнулся, вспомнив, как однажды нечаянно подслушал ее разговор с подругой. Лана, гневно вздыбив головку, отстаивала свое право на него и на любовь. Он даже сейчас толком не мог вспомнить, действительно ли он это видел или только слышал разговор, а картинку дорисовал потом сам.

Признаться, иногда он недоумевал так же, как и подруга: что привязало к нему эту высокую красавицу? Познакомились они совершенно случайно, в ночном клубе, куда пригласил его приехавший в гости из Штатов однокашник.

Воспоминания о первых месяцах их романа снова растянули его губы в улыбке. Не то чтобы Лана принадлежала к недоброй памяти породе хищных вымогательниц, но как-то она не представляла, что на свидание можно пойти куда-нибудь, кроме как в место, где от нулей бежит по спине холодок.

Он тогда занимался термоядерным синтезом, для иностранцев могу пояснить: у Токомака зарплаты платят баснословные, то есть питаться будешь в основном баснями о повышении ставок и Соросовских стипендиях. Подрабатывал Игорь, сооружая базы данных.

Лана из-за места их знакомства и чрезвычайной живописности его комнаты в родительской квартире, заваленной пеплом, дискетами и книгами, со старенькой писишкой в углу, принимала Игоря за слегка шизанутого, но высокооплачиваемого компьютерного маньяка. На мысль о некоторой невменяемости Игоря ее навела странная бедность его гардероба, а окончательно она в этом убедилась, когда он, слегка выпив, начал читать ей стихи, что было приятно, но, согласитесь, явно ненормально.

Продолжаться так долго не могло, и, разумеется, пришел тот день, когда он, упершись взглядом в пол, содрогаясь от стыда и страха, сознался, что у него ни копейки и никуда они сегодня не пойдут.

Однако Лана не только его не бросила, но даже, более того, стала на каждое приглашение отвечать испуганным взглядом: а не останется ли он назавтра без сигарет?

Но все-таки настало время, когда из Токомака деньги вовсе капать перестали, да и на ниве компьютерного обеспечения не подворачивалось ничего путного. Тут очень кстати его пригласил в первую поездку один приятель, подающий большие надежды миколог. Таким обычным и даже банальным образом влился Игорь в армию челноков. Челнок, кстати говоря, вышел из него, как это ни удивительно, оборотистый и удачливый.