Когда они впервые прибыли, облаченные в побитую багровую броню, он испытал мгновение надежды. Но Флакс понимал, что это тоже было частью ужасной игры чудовища. Оно позволило ему выжить и сбежать так же, как позволило получить это мгновение надежды, чтобы украсть его.

Так же как он украл его жизнь, столько лет назад.

Флакс не сопротивлялся, у него было на это достаточно причин. Он хотел, чтобы всё это закончилось, чтобы существо завершило начатое. Десятилетия медленных мучений, сократившихся до этих последних моментов.

— Давай, брат… убей меня, так же, как ты убил наш мир. Убей меня и будь ты проклят, — проговорил он, копаясь в робах в поисках спрятанного ножа. Губернатор надеялся перерезать себе глотку, когда придёт время. О, он радостно представлял разочарованную морду существа, когда сам заберёт свою жизнь.

Но этот план уже провалился. Кроме того, он был Флаксом, и такая кончина была ему не к лицу. Нет, лучше он вгонит нож в бок чудовищу, чтобы узнать какую смерть это принесет. Пусть существо в последний раз познает мгновение боли, причиненной им, перед тем как завершит эту печальную драму. Повелитель выводка уставился на него, будто пытаясь понять, почему Флакс не боялся.

Губернатор достал нож и ударил сгорбившегося над ним тиранида. Повелитель выводка дернулся назад и закричал. Флакс не думал, что рана была смертельной, да и вообще напрягала чудовище, но смысл был не в этом. Существо вырвало нож из своего бока и уставилось на него. Когти повелителя были готовы к удару, а каждый мерзкий мускул дрожал от сдерживаемой нужды.

— Может быть, они и любили тебя в конце, но я для них был первым и лучшим, — улыбнулся Флакс.

Повелитель выводка завыл и ударил.

Карлаен наступил на последнего визжащего биозверя и раздавил его. Стая потрошителей напала на него минуту назад, привлеченная из скважин разрушенных оснований дворца его запахом. Капитан быстро успокоил их точными ударами ботинка и молота, но и они оставили ему напоминание о себе. Он чувствовал, как кровь вытекает из трещин в броне, пелена усталости окутала его чувства. Существа окружили Ангела, кусаясь и вгрызаясь, и лишь благодаря носимой им броне капитан смог выжить.

Потрошители были не единственной угрозой, с которой столкнулся Карлаен. Генокрады не раз нападали на него, пока он преследовал свою добычу в похожих на гробницу основаниях дворца. Враги нападали по двое и по трое, падая сверху из темноты или выскакивая из трещин и боковых тоннелей. Каждый раз его бионический глаз отслеживал их приближение, и каждый раз капитан усмирял тварей. Но атаки не ослабевали, и такие условия могли вымотать даже космодесантника, с его сверхчеловеческой физиологией. Биодатчики брони предупреждающе ныли об ослабляющих ядах и порванных мышцах. Его горячее и резкое дыхание с хрипом вырывалось из легких. Кровь и пот жгли глаза. Но он по-прежнему двигался вперед, пробираясь через наклонные тени в глубины Фодии, за генетической сигнатурой Флакса.

Вокс прерывисто потрескивал, обнадеживая капитана тем, что, по крайней мере, некоторые из его товарищей ещё живы. Не имея каких-либо других приказов, они как можно быстрее будут пробиваться к поверхности и точке сбора. Карлаен не мог сказать, что будет поджидать их там. Признаки поглощения планеты достигли даже этих глубин.

Канализационные стоки, некогда отводившие грязную дождевую воду с улиц далеко наверху, теперь забились странной колючей растительностью, а стоячую воду заполонили отвратительные полупрозрачные существа. Основание города душилось новой, ядовитой порослью, что разевала пасти и скулила как голодное животное, когда капитан обрывал её или давил под ногами. Карлаен довольно часто сталкивался с плоть-трубами флота-улья, чтобы узнать их с первого взгляда. Они глубоко зарылись, чтобы питаться жизненной силой Асфодекса и осушить почву от питательных веществ.

Тираниды были по-своему эффективны, хоть и чудовищны. Они сокрушали миры, молекула за молекулой выжимая из них каждую питательную крупицу. Не упуская ничего. Даже сам воздух становился безжизненным. И Асфодексу уготована та же судьба — судьба каждого мира в системе Криптус: стать выжатым, осушенным и бесплодным. И как только они закончат здесь, флот-улей Левиафан перейдет к следующему блюду в своей охватывающей всю галактику трапезе — Ваалу.

Мысль снова расшевелила угли ярости Карлаена. Он подавил инстинкт броситься вперед, к тому, что ожидало его впереди, и, вытянув руку, прислонился к стене, покрытой разбухшей, дышащей порослью чужеродного вещества, пытаясь усмирить окрашенные красным мысли. Гнев нарастал, и капитан попытался перенаправить его в желание найти Флакса. Его сознание заполонили образы врага, он мог слышать его крики, пока разрывал его на части, конечность за конечностью. Он впился зубами в нижнюю губу, выпустив в рот струйку крови, и, не раздумывая, проглотил её. Вызванный этим шок испугал его и привел в чувство.

Его самоконтроль подрывался всё сильнее по мере продвижения, но он не мог позволить себе остановиться. Каждый Сын Сангвиния шел по этому лезвию бритвы. Доходить до пределов самоконтроля и гипнообработки, не впадая в безумие, таящееся на задворках психики. Использовать ярость и сопутствующую ей силу, не будучи поглощенным первой. Но это проще сказать, чем сделать, и огонь можно поддерживать лишь до тех пор, пока он ещё не стал неуправляемым.

Карлаен оттолкнулся от стены и оступился. Он чувствовал, что барьеры его самоконтроля по кирпичику разрушаются. Мир вокруг него покачнулся, и капитан ощутил, как его внутренности исказились от потери и боли, подобные которым не мог вынести ни один смертный, он услышал шелест судорожно хлопающих огромных крыльев, почувствовал прилив тепла и боли и увидел лик божества, настолько искаженный, что ему больше не было пути к свету, и он закричал, когда что-то вцепилось в его руку и вонзило ужасные шипы в бронепластины.

Карлаен отдернул руку, с корнем вырвав удушающие лианы из камня стены. Они скользили по нему так бесшумно и быстро, что застали врасплох. Боль затопила его нервную систему, вытеснив безумие. Он прошептал тихую благодарственную молитву, пока отрывал от стены всю груду чужеродной растительности и высвобождал свою конечность из её усиков. Капитан согнул руку и, удовлетворенный тем, что ещё может ею пользоваться, развернулся и двинулся дальше, стараясь не обращать внимания на призрачные перья, трепетавшие по краям его поля зрения.

Коридор закончился квадратом тусклого света. Стоило Карлаену пройти через него, как вездесущий рев воды, доселе неслышимый, неожиданно расцвел во всем своем великолепии. Он остановился около проема и осмотрел раскинувшееся перед ним зрелище — четыре пересекающихся моста, под большими шлюзовыми воротами, из которых в уходящую вниз бездну лилась вода. А на пересечении мостов, над поникшим телом присело Отродье Криптуса.

Флакс не был мертв. Датчики Карлаена сказали ему достаточно, чтобы прийти к такому выводу. Но он угасал. Губернатор был слишком стар и слаб, чтобы справиться с обрушившимися на него потрясениями. Карлаен слышал колеблющийся стук сердца старика. Он сделал шаг вперед, и повелитель выводка поднял голову. Чужак никак не отреагировал, встретившись с капитаном взглядами. Он потянулся вниз и мягко погладил волосы Флакса. Жест был почти что ласковым.

Вспыхнули предупреждающие иконки, и Карлаен осмотрел площадь. Здесь были и другие фигуры, что скрывались в разрушенных основаниях города, окружавших мосты, или свисали с опорных стоек и перил мостов. Он задавался вопросом, сколько ещё существ осталось. Сколько ещё детей припасло для него Отродье Криптуса? Карлаен сделал ещё один шаг вперед. Он подумывал попробовать выстрелить из штурмболтера, но существовала вероятность попасть во Флакса. Даже у матрицы наведения были свои пределы, и, с учетом его усталости, застлавшей воздух влажной дымки и психических уловок повелителя выводка, он не желал рисковать. Потому капитан оставил оружие на месте и поднял молот. Стоило ему схватиться за орудие, как повелитель выводка наклонился вперед, как будто принюхиваясь.