— Хм… Я и не думал, что ты местный. Твоя одежда…

— Так у нас одеваются.

— И говор у тебя… Не такой. Ну и?

— Я здесь новичок. Может, подскажете, где можно снять комнату на первое время?

— Ты что, пешком оттуда пришел?

— У меня был мул. Только он потерялся в долине. Я вообще потерял все пожитки.

— Хм… Индейцы опять распоясались. Только дай им немного джина, как они тут же сходят с ума.

Всадник слегка улыбнулся, но улыбка сразу исчезла, и он снова невозмутимо застыл в седле, положив руки на бедра. Лицо его превратилось в маску, изображающую терпение, но под ней могло скрываться не только нетерпение, но и что-нибудь похуже.

«Индейцы?»

— Ну и задали они мне жару, — начал фантазировать Кэмерон.

— Хм…

— Обчистили меня и отпустили.

— Хм… Хм…

Кэмерон ощущал, как тает чувство родства со встречным. Ничем его не проймешь.

«Я — это ты, ты — это я, однако ты до сих пор не заметил, что у меня твоя внешность. Кажется, я тебя вообще не интересую. Или же ты искусно скрываешь интерес».

— Так где можно найти жилье? — спросил он.

— Тут его раз, два и обчелся. По-моему, по эту сторону залива поселенцев совсем немного.

— Я крепкий. Могу работать кем угодно. Может, пригожусь вам для…

— Хм. Нет. — В холодных глазах блеснул отказ, и Кэмерон спросил себя: а часто ли люди в мире его прежней жизни видели такой же взгляд у него?

Всадник дернул поводья. Твое время вышло, чужеземец. Конь повернул и начал грациозно удаляться по тропе.

— Еще пару слов! — в отчаянии крикнул Кэмерон.

— Хмм?

— Тебя зовут Кэмерон?

В глазах мелькнул интерес:

— Допустим.

— Кристофер Кэмерон. Кит. Крис. Так?

— Кит.

Всадник сверлил его взглядом. Губы сжались в тонкую ниточку — нет, он не сердился, а изучал прохожего и размышлял. И напряженно сжимал поводья. Наконец-то Кэмерон почувствовал, что пробил стену отчуждения.

— Да, Кит Кэмерон. А что?

— Ваша жена… Ее имя Элизабет?

Напряжение усиливалось. Здешний Кэмерон не говорил ни слова, и это молчание было чревато взрывом, там нарастало что-то ужасное. И — взорвалось! Всадник сплюнул, нахмурился и ссутулился в седле.

— Моя жена умерла, — тихо сказал он. — Кто ты такой, черт тебя побери? Чего ты от меня хочешь?

— Я… я… — Кэмерон запнулся. Его переполняли страх и сострадание. Плохое начало, прискорбное начало.

Его била дрожь. Он не думал, что столкнется с чем-то подобным. С трудом взяв себя в руки, Кэмерон с нажимом сказал:

— Я должен знать! Ее звали Элизабет?

Вместо ответа всадник яростно впился шпорами в бока скакуна и помчался прочь, как будто столкнулся с самим сатаной.

«Иди, — сказал старик. — Ты знаешь, что к чему. Вот так и устроен мир: все случайно, и нет ничего непреложного, кроме того, что мы хотим сделать непреложным. Но даже тогда мир не остается таким постоянным, неизменным, как мы полагаем. Так что иди. Иди».

«Иди», — сказал он, и, конечно, услышав эти слова, Кэмерон пошел. Что он еще мог сделать, когда обрел свободу, но оставил свой родной мир и прибыл в другой? Заметьте, я не сказал «в лучший», просто — «в другой». Или в два, три, пять других миров. Настоящая авантюра! Можно потерять все самое важное и не получить ничего стоящего. Ну и что? Каждый день полон таких азартных игр: ты рискуешь жизнью, выходя из дому. Ты никогда не знаешь, куда ведет тебя дорога, — и все равно выбираешь игру. Как можно рассчитывать, что достигнешь всего, на что способен, если всю жизнь провести в собственном дворе? Иди. Путешествуй. Время разветвляется снова, и снова, и снова. Новые миры появляются от каждого твоего шага. Поворот налево, направо, сигналишь, мчишь под светофор, нажимаешь на газ, тормозишь — и каждое действие порождает мириады возможностей. Мы движемся сквозь гущу бесконечностей. И если даже каждый наш чих порождает иную реальность, то что тогда говорить о действительно весомых поступках — об убийствах и зачатиях, обращении в иную веру и отречениях? Иди. И в странствиях своих хорошо поразмысли над этим. Отчасти игра состоит в том, чтобы разгадать, какие факторы сделали мир, в который ты попал, именно таким. Что туг за история приключилась? Грязные дороги, телеги с ослами, сшитая вручную одежда. Здесь не было промышленной революции — так, что ли? Изобретатель парового двигателя, как там его — Сэвери, Ныокомен, Уатт, — умер в младенчестве? Никаких шахт, фабрик, сборочных конвейеров, никаких мрачных дьявольских заводов. Воздух столь чист, что уже из этого можно сделать вывод: мир туг попроще.

Отлично, Кэмерон. Ты быстро схватываешь общую картину. Но взгляни на это по-другому. Здесь тебя отвергла твоя же собственная личность; кроме того, в этом мире нет Элизабет.

Закрой глаза. Призови молнию.

То, что творилось вокруг из-за парада, все больше походило на неистовство. Марширующие люди и платформы заполонили проспект и прилегающие улицы, и некуда было скрыться от исступленного восторга толпы. Транспаранты развевались в окне каждой конторы, огромные фотографии председателя Де Грассе в мгновение ока прорастали на стенах, как темные пятна лишайника. Какой-то мальчишка придвинулся к Кэмерону, разжал кулак: на его ладони лежала блестящая яйцевидная шкатулка для ювелирных изделий, с ноготь величиной.

— Споры из Патагонии, — сообщил мальчуган. — Десятка — и они ваши.

Кэмерон вежливо отказался.

Женщина в сине-оранжевом платье дернула его за руку и затараторила:

— Знаете, слухи оказались истинной правдой! Только что все подтвердилось! И что теперь собираетесь делать? Что собираетесь делать?

Кэмерон пожал плечами, улыбнулся и высвободился.

Мужчина с переливающимися пуговицами спросил:

— Как вам праздник? Я продал все и в следующий богодень пойду к шоссе.

Кэмерон кивнул и пробормотал поздравления, надеясь, что они придутся к месту.

Он свернул за угол и вновь увидел епископа, так похожего на брата Элизабет. И подумал, что епископ и есть ее брат.

— Да забудутся грехи ваши! — продолжал восклицать епископ, — Да простятся долги ваши!

Кэмерон просунул голову меж двух толстушек, стоявших у края тротуара, и попытался окликнуть епископа. Но голос подвел, превратившись в хрип, — и тот пошел дальше.

«Идти дальше, перемещаться — хорошая мысль», — подумал Кэмерон.

Он устал от этого мира. Он слишком рано сюда попал, и ему больше не хотелось иметь дело с этой безумной суматохой.

Кэмерон отыскал тихий переулок и прижался щекой к прохладной кирпичной стене. Постоял, глубоко дыша, пока не почувствовал себя достаточно успокоившимся для того, чтобы уйти.

Все в порядке. Вперед!

Голая степь простиралась до самого горизонта. Это могла быть Гоби. Тут не видно ни больших городов, ни городков, ни даже деревень — только шесть-семь приземистых черных палаток устроились широким кругом в седловине между двумя серо-зелеными пригорками в нескольких сотнях ярдов от того места, где стоял Кэмерон. Он продолжал оглядывать слегка всхолмленную равнину и на самом пределе зрения различил темные силуэты. С десяток коней стояли в ряд, голова к голове, бок о бок. Десяток коней с седоками. Или это стадо кентавров? И такое возможно. Но Кэмерон все же решил, что это индейцы; возможно, вооруженный отряд юных смельчаков, разбивших лагерь посреди этой голой степи. Они ею видят. Вероятно, заметили еще раньше, чем он их. Всадники, ломая строй, поскакали к нему.

Он не тронулся с места. С чего бы ему спасаться бегством? Да и где тут можно укрыться?

Кони перешли с рыси сначала в легкий галоп, а потом понеслись стремглав, приближаясь с пугающей поспешностью. Всадники в кожаных куртках нараспашку и грубых штанах из сыромятной кожи были вооружены копьями, луками, алебардами и длинными кривыми мечами. Они скакали на маленьких проворных лошадках ростом чуть повыше пони — этаких неутомимых сгустках энергии. Всадники окружили Кэмерона, остановились, а их норовистые лошадки начали тихо ржать и вставать на дыбы. Воины разглядывали Кэмерона, показывали на него пальцами, смеялись, что-то грубо и насмешливо говорили на своем непонятном языке. Потом принялись степенно кружить вокруг него. Это были плосколицые бородатые люди с маленькими носами и широкими выступающими скулами. Макушки у них были выбриты, но на уши и затылки падали длинные черные пряди. Из-за тяжелых складок на верхних веках казалось, что все они косоглазы. К медному цвету кожи примешивался какой-то золотистый оттенок, как будто это были совсем не индейцы, а… кто? Японцы? Корпус самураев? Нет, наверное, не японцы. Но и не индейцы.