От антропологов не ускользнуло сходство нью-таитянских легенд с некоторыми из земных, что послужило основанием для целого ряда остроумных теорий. Их внимание привлекали также исполинские статуи из песчаника, найденные на главном острове Нью-Таити, зловещие, колдовские изваяния, которые, увидав однажды, никто уж не мог позабыть. Вне всякого сомнения, они были созданы некой пренью-таитянской расой, обитавшей на планете в незапамятные времена, которая вымерла, не оставив по себе следов.
Но гораздо больше интриговало ученых загадочное исчезновение самих ньютаитян. Беспечные, смешливые, смуглые, как бронза, дикари, превосходившие представителей любой другой расы ростом, силой, здоровьем и красотой, исчезли с появлением белых людей. Лишь немногие из старейших поселенцев могли кое-что припомнить о своих встречах с аборигенами, но и их рассказы не внушали особого доверия.
— Мой народ? — говорил Данта любопытным. — О, мой народ не перенес болезней белых людей, их машинной цивилизации, их грубости и деспотизма. Мои родичи теперь в ином, более счастливом краю, на Валгуле, там, за небом. Когда-нибудь и я уйду туда.
И, слыша это, белые люди почему-то чувствовали себя виноватыми и старались быть как можно ласковее с Дантой, Последним Туземцем.
Идеальная женщина
Мистер Морчек пробудился с ощущением какого-то кисловатого привкуса во рту. Последнее, что он помнил со вчерашней вечеринки, устроенной Триад-Морганом, был раскатистый смех Джорджа Оуен-Кларка. Ах, какая была вечеринка! Жители всей Земли праздновали начало нового тысячелетия. Наступил 3000-й год! Всеобщий мир и благоденствие, счастливая жизнь…
— Вы счастливы? — с хитрой улыбкой спросил Оуен-Кларк, слегка пошатываясь от принятого. — Я имею в виду, счастливы ли вы со своей милой женушкой?
Какая бестактность! Все знали, что Оуен-Кларк был сторонником примитивизма, но это еще не давало ему права соваться в чужие дела. Только потому, что сам Оуен-Кларк женат на обычной женщине, которых теперь называют Примитивными?
— Я люблю свою жену, — с достоинством отвечал Морчек. — Она намного нежнее и заботливее, чем та неврастеничка, которую вы называете своей женой.
Но, конечно, примитивистов трудно пронять: у них толстая шкура. Примитивисты любят недостатки своих жен больше, чем их достоинства, — они просто обожают их капризы.
Улыбка Оуен-Кларка сделалась еще загадочнее, и он сказал:
— Знаете, старина Морчек, мне кажется, что ваша жена нуждается в диспансеризации. Вы обращали в последнее время внимание на ее рефлексы?
Непроходимый идиот! Припомнив весь этот разговор, мистер Морчек встал с постели, жмурясь от яркого утреннего солнца, которое пробивалось сквозь шторы. Мирины рефлексы, черт бы их побрал! В том, что сказал Оуен-Кларк, была крупица истины. В последнее время Мира была как будто не в себе.
— Мира, — позвал Морчек. — Где мой кофе?
Мгновение с первого этажа никто не отвечал. Затем раздался приятный женский голос:
— Сию минуту!
Морчек натянул брюки, все еще сонно мигая глазами. Хорошо, что три следующих дня объявлены праздничными. За это время он успеет прийти в себя после вчерашней вечеринки.
Спустившись по лестнице, Морчек увидел суетящуюся Миру, которая наливала кофе, раскладывала салфетки и выдвигала для него кресло. Он уселся, а она поцеловала его в лысину. Он любил, когда она его целовала в лысину.
— Как моя женушка чувствует себя сегодня? — спросил он.
— Великолепно, мой дорогой! — ответила она, помедлив секунду. — Сегодня я приготовила тебе бифссольнички. Ты же их любишь…
Морчек надкусил бифссольник, он оказался очень сочным, и запил его кофе.
— Так как твое самочувствие? — снова поинтересовался он.
Мира намазала маслом кусочек поджаренного хлеба и подала мужу.
— Великолепно! Ты знаешь, вечеринка вчера была прекрасная. Мне там так понравилось!
— Я немного захмелел, — признался Морчек, изобразив на лице подобие улыбки.
— Мне нравится, когда ты немного под хмельком, — сказала Мира. — У тебя голосок тогда становится, как у ангела, конечно, как у очень умного ангела. Я готова была слушать тебя не переставая.
Она намазала маслом еще кусочек хлеба и подала мужу.
Мистер Морчек сиял как красное солнышко, потом вдруг нахмурился. Он положил на тарелку бифссольник и поскреб пальцем щеку.
— Знаешь, у меня была небольшая стычка с Оуен-Кларком. Он разглагольствовал о Примитивных Женщинах.
Мира ничего не ответила, она готовила для мужа пятый кусок поджаренного хлеба с маслом. На столе выросла уже целая горка из бутербродов. Она принялась намазывать шестой, но Морчек дотронулся до ее руки. Она подалась вперед и поцеловала его в кончик носа.
— Примитивные Женщины! — с презрением произнесла она. — Кто бы говорил! Эти неврастенички? Тебе же со мной лучше, правда, милый? Ну что из того, что я модернизированная? Ни одна Примитивная Женщина не будет любить тебя, как я! А я тебя обожаю!
То, что она говорила, было правдой. За всю писаную историю человечества мужчина никогда не был счастлив с обычной Примитивной Женщиной. Эгоистичные, избалованные натуры, они требовали, чтобы о них всю жизнь заботились и проявляли к ним внимание. Всех возмущало то, что жена Оуен-Кларка заставляла мужа вытирать тарелки. И он, дурак, с этим мирился! Примитивным Женщинам постоянно требовались деньги, на которые они покупали себе тряпки и разные безделушки, им нужно было подавать завтрак в постель, они уходили из дому для игры в бридж, часами висели на телефоне и выделывали черт знает что. Они пытались отнять у мужчин выгодные должности. В конечном счете они доказали свое равенство.
Некоторые идиоты, вроде Оуен-Кларка, соглашались, что эти женщины ни в чем не уступают мужчинам.
После таких бесспорных проявлений безграничной любви к нему со стороны жены мистер Морчек почувствовал, что неприятные ощущения после вчерашней ночи постепенно улетучиваются. Мира между тем ничего не ела. Он знал, что она имела привычку перекусить без него, с тем чтобы все свое внимание переключить на то, чтобы накормить мужа. Вот эти так называемые мелочи и делали обстановку в доме совершенно особенной.
— Оуен-Кларк сказал, что у тебя замедленная реакция.
— Неужели? — спросила Мира, немного помедлив. — Эти примитивисты воображают, будто им все известно.
Это правильный ответ, но было очевидно, что он чуть-чуть запоздал. Мистер Морчек задал жене еще несколько вопросов. Время ее реакции он проверял по секундной стрелке на кухонных часах. Сомнений не было — ее реакция запаздывала.
— Почту принесли? — быстро спросил он ее. — Кто-нибудь звонил? Я не опоздаю на работу?
Спустя три секунды она раскрыла рот и снова его закрыла. Случилось нечто непоправимое.
— Я тебя люблю, — было все, что она смогла вымолвить.
Мистер Морчек почувствовал, как у него тревожно забилось сердце. Ведь он ее любил! Любил безумно, страстно! Но этот проклятый Оуен-Кларк был прав. Миру нужно подлечить. Казалось, она читает его мысли. Она вновь оживилась и произнесла через силу:
— Я хочу только одного, дорогой, чтобы ты был счастлив. Кажется, я заболела… Ты позаботишься о том, чтобы меня вылечили? Возьмешь меня обратно после обследования? И не позволяй им изменять меня — я не хочу никаких перемен!
Она закрыла лицо руками. И заплакала — беззвучно, чтобы не досаждать ему.
— Это будет обычная проверка, дорогая, — сказал Морчек, сам едва сдерживая слезы. Но он знал, так же как и Мира, что она действительно больна.
«Как это несправедливо! — думал он. — Примитивная Женщина с ее грубым мозговым веществом почти не подвержена таким болезням. Но здоровье нежной Современной Женщины с ее тонкой чувствительностью чрезвычайно уязвимо. Какая чудовищная несправедливость! Именно поэтому Современная Женщина вобрала в себя все самые драгоценные качества женской натуры. Ей не хватает только выносливости».
Мира снова оживилась. С усилием поднялась на ноги. Она была очень красива. На ее щеках выступил болезненный румянец, а утреннее солнце высветило ее прекрасные волосы.