– Благодарю вас, мисс Трикси, – поспешно прервал ее мистер Гонсалес, точно конферансье, старающийся завершить с треском провалившийся номер варьете.

– Компания обещала подарить мне славный вареный окорок на Пасху, – сообщила мисс Трикси Игнациусу. – Я очень на него надеюсь. Об индюшке на День Благодарения совсем забыли.

– Мисс Трикси хранит верность компании уже много лет, – объяснил заведующий конторой, пока древняя помощница бухгалтера лопотала еще что-то про индюшку.

– Я уж пенсии жду не дождусь, но каждый год говорят, что еще год остался. Урабатывают, покуда не свалишься, – сипела мисс Трикси. Затем, потеряв всякий интерес к пенсии, добавила: – Мне бы эта индюшка как раз пришлась.

И она приступила к сортировке содержимого одного пакета.

– Вы не могли бы выйти на работу сегодня? – спросил мистер Гонсалес Игнациуса.

– Я полагаю, мы еще не обсудили вопросов, касающихся жалованья и прочих аспектов. Разве не такова нормальная процедура в нынешнее время? – снисходительно поинтересовался Игнациус.

– Ну, работа у нас – по систематизации документов, именно этим вам и придется заниматься, поскольку нам сейчас весьма необходим человек в архив, оплата – шестьдесят долларов в неделю. Любые дни вашего отсутствия по болезни и прочее вычитаются из вашего недельного жалованья.

– Это, определенно, значительно ниже того оклада, на который я рассчитывал. – Слова Игнациуса звучали аномально весомо. – Я располагаю клапаном, подверженным разного рода превратностям, кои могут вынудить меня проводить определенные дни прикованным к постели. Несколько более привлекательных организаций в настоящее время состязаются за получение моих услуг. Я должен рассмотреть их предложения в первую очередь.

– Но послушайте, – конфиденциально произнес заведующий конторой. – Вон мисс Трикси зарабатывает лишь сорок долларов в неделю, а ведь она обладает определенным старшинством.

– Она действительно выглядит довольно изможденной, – подтвердил Игнациус, наблюдая, как мисс Трикси раскладывает содержимое своего пакета по столу и роется в лоскутах. – Она разве еще не достигла пенсионного возраста?

– Шшш, – прошипел мистер Гонсалес. – Миссис Леви не дает нам отправить ее на пенсию. Она считает, что мисс Трикси лучше поддерживать активную жизнь. Миссис Леви – блестящая, образованнейшая женщина. Она заочно окончила курс психологии. – Мистер Гонсалес дал Игнациусу время осознать этот факт. – Итак, возвращаясь к вашим перспективам: вам очень повезло начинать с того оклада, который я вам назвал. Все это входит в план «Штанов Леви» по вливанию в компанию свежей крови. Мисс Трикси, к нашему прискорбию, наняли задолго до того, как внедрили план. Он не имел обратного действия, а потому на нее не распространяется.

– Мне очень не хотелось бы разочаровывать вас, сэр, но боюсь, что жалованье неадекватно. Некий нефтяной магнат в настоящее время помахивает перед моим носом тысячами, пытаясь искусить меня на должность личного секретаря. И в данный момент я стараюсь решить только одну проблему: смогу ли я разделить материалистическое мировоззрение этого человека. Подозреваю, что в конечном итоге мне придется сказать ему «да».

– Мы включим двадцать центов в день на транспортные расходы, – взмолился мистер Гонсалес.

– Н-ну. Это действительно многое меняет, – снизошел Игнациус. – Я приму эту должность временно. Должен признать, что план «Штанов Леви» меня довольно привлекает.

– О, это великолепно, – выпалил мистер Гонсалес. – Нашему новому сотруднику здесь очень понравится, не так ли, мисс Трикси?

Мисс Трикси, однако, была слишком озабочена своими лоскутами и не ответила.

– Я нахожу странным, что вы даже не поинтересовались моей фамилией, – фыркнул Игнациус.

– Ох, господи. Я совершенно об этом позабыл. Итак, кто вы такой?

Еще в тот день появилась только стенографистка. Одна женщина позвонила сообщить, что она решила бросить работу и уйти на пособие. Остальные не побеспокоились связаться со «Штанами Леви» вовсе.

– Сними очки. Да как ты, к чертовой матери, увидишь всю эту дрянь на полу?

– А кому надо на всю эту дрянь смотреть?

– Я сказала – снимай очки, Джоунз.

– Очки не сымацца. – Джоунз влепил шваброй по табурету у стойки. – За двацать дохларов в неделю вы тут не плантацию заправляешь.

Лана Ли щелкала резинками, перетягивая пачки банкнот, и выкладывала кучки никелей, которые доставала из кассы.

– И хватит стучать шваброй по стойке, – заорала она. – Дьявол тебя задери, ты действуешь мне на нервы.

– Хочете, чтоб тихо подметал, бери себе бабусю. А я мету молодо.

Швабра стукнулась о стойку еще несколько раз. Затем туча дыма вместе со шваброй переместилась на другой конец комнаты.

– Вы своих клеёных научила бы плеватницы пользовать, сказала бы, что гоняешь тут человека ниже минималой заплаты. Может, тогда чутка диликатней будут.

– Радовался бы, что я тебе вообще шанс даю, мальчонка, – сказала Лана Ли. – Нынче столько цветных мальчонок работу себе ищут.

– Ага, и стока цветных мальчонков бомжами идут тож, када видят, какую заплату людяˊм плотют. Я иногда думаю: коли цветной, так лучше бомжом ходить.

– Радовался бы, что вообще работа есть.

– Гажную ночь на коленки падаю.

Швабра шваркнула о стол.

– Дай мне знать, когда мести закончишь, – сказала Лана Ли. – У меня к тебе есть маленькое поручение.

– Помрачение? Й-их! Я думал, тут работы тока подметать да подтирать. – Джоунз выдохнул формацию кучевых облаков. – Чё там за говно с помрачением?

– Слушай сюда, Джоунз. – Лана Ли смахнула горку никелей в ящичек кассы и записала цифру на бумажке. – Один звонок в полицию – сообщить им, что ты уволен. Ты меня понял?

– А я скажу падлицаям, что «Ночью тех» – прославный бордель. И я в канкан запопал, када сюда работать пришел. В-во! Я теперя тока жду улики собрать кой-какие. А када соберу, уж я точно все в ухрястке выложу.

– За языком следи.

– Времена другие пошли, – изрек Джоунз, поправляя солнечные очки. – Фигу черных публик пугать получится. Позову себе людей, они вам дверь гуманной цепью перегородют, бизнес отгонют, в телевизер попадете в новости. Черные публики и так уже навозу наелись, а за двацать дохларов в неделю с верхом навалить уже шиш. А я шибко устал на бану шибаться, да ниже минималой заплаты калымить. Пущай вам кто другой помрачения гоняет.

– А-а, хватит давай. Заканчивай мне пол. Отправлю Дарлину.

– Нещасная. – Джоунз как раз ощупывал шваброй кабинку. – Воду втюхивает, помрачения гоняет. В-во!

– Так настучи в участок на нее. Она клиентов разводит.

– Я погодю, пока на вас в ухрясток не настучу. Дарлина не хотит клеёных разводить, а вымождена. Она на истраду попасть хотит.

– О как? Ну что ж, с такими мозгами ей вообще повезло, что в психушку до сих пор не спровадили.

– Там бы ей точно лучше было.

– Ей лучше будет, если она в мозги свои вобьет, как получше мои напитки торговать, да выбросит срань эту с танцами. Могу себе представить эту шмару у меня на сцене. Такие, как Дарлина, запросто инвестицию угробить могут – за ней глаз да глаз нужен.

Обитая дверь бара с грохотом распахнулась, и внутрь пистоном влетел молодой пацан, царапнув половицы стальными набойками цыганских сапог.

– Ну, ты вовремя, – сказала ему Лана.

– У тебя новый парняга, а? – Мальчишка метнул на Джоунза взгляд из-под набриолиненных кудрей. – А прежний куда девался? Помер или чё?

– Дорогуша, – вкрадчиво ответила Лана.

Пацан распахнул пижонский бумажник ручной выделки и протянул Лане сколько-то банкнот.

– Все прошло нормально, Джордж? – спросила та. – Сироткам понравилось?

– Им понравилась та, где на парте и в очках. Они подумали, это училка или типа того. Мне сейчас только такую давай.

– Думаешь, им еще захочется? – с интересом осведомилась Лана.

– Ага. А чё б нет? Может, только с доской и учебником. Ну типа знаешь. Чтобы чё-нибудь с мелом делала.