В лабиринтах дворцовых хитросплетений Штокмар отменно ориентировался, примиряя королевскую чету и министров. За годы службы в Брюсселе и Лондоне он хорошо постиг анатомию и физиологию придворного мира.

Когда Викторий забеременела, Штокмар несколько отошел от политических дел и занялся своими прямыми обязанностями – врача. В ноябре 1840 года на свет появилась принцесса Виктория, будущая германская императрица. В эти дни Штокмар шутливо записал: «Обустройство детской комнаты отнимает так много сил, что легче было бы править королевством».

Долгая служба при английском дворе не ослабила в нем интереса к континентальной Европе. Его высказывания о тамошних делах показывают дипломатическое чутье этого врачевателя тел, душ и стран. Так, в 1851 году, анализируя события в Германии, раздробленной тогда на множество мелких княжеств, Штокмар писал: «Жители маленьких государств свыклись со своим жалким существованием. Заграница, да и собственные правители долгие годы взирают на наш народ со стыдом и насмешкой, а народ все хиреет и дичает, и потому беды множатся. Вот тогда, как это часто случалось, от великой нужлы родится человек дела». Таким человеком, объединившим Германию, стал через два десятилетия Бисмарк.

2 декабря 1852 года Шарль Луи Наполеон совершал государственный переворот а стал императором Франции

Интересно, что столь же категорично Штокмар заявил о судьбе Франции при Наполеоне III, совершившем в декабре 1851 года государственный переворот: «Лишь одно обстоятельство позволит Луи Наполеону завоевать некоторое расположение могущественных держав. Оно заключается в том, что он будет деспотично править лишь в пределах сегодняшних территориальных границ Франции. Если он захочет перешагнуть эти границы, то всюду найдет врагов. Однако внутри самой Франции деспотичное правление потерпят лишь до тех пор, пока внешняя политика Луи Наполеона будет приносить ощутимую выгоду, а именно территориальные завоевания. Так что ему не сохранить надолго дружеское расположение могущественных держав». Его слова сбылись.

Перед началом франко-прусской войны во Франции разразился кризис. «Только война спасет империю» – заявляла в 1870 году императрица Евгения. Однако мужу ее было совсем не до войны. Наполеон III Бонапарт (1808 – 1873) был тяжело больным человеком. Его донимали камни в мочевом пузыре; из-за острых болей его воля была парализована. На важнейшем правительственном заседании в ночь на 15 июля, когда решался вопрос о скором объявлении войны, император не мог возражать «партии войны», потому что его мучили боли.

Война началась 19 июля. Первого же июля состоялся врачебный консилиум, в котором участвовали Анри Конно, личный врач Наполеона III, и Огюст Нелатон (1807 – 1873), самый известный уролог того времени. По его совету, было решено отказаться от хирургического вмешательства, а результаты обследования хранить в тайне от императрицы и ближайшего окружения Наполеона. Эти решения оказались роковыми.

Вплоть до Седанской катастрофы Луи Наполеон, несмотря на сильные боли, делал все, чтобы скрыть свой недуг, и даже не соглашался на операцию, утаивая сам факт нездоровья. Под Седаном он сдался в плен вместе со стотысячной армией. Его разгром был неизбежен, ибо к этому времени Наполеон, «не признанная, но круппая бездарность», как называл его Бисмарк, испортил отношения с ведущими державами мира – Россией, Великобританией (из-за строительства Суэцкого канала), Австрией, Италией, Пруссией и даже США (из-за попытки захвата Мексики).

В самом деле, могли ли врачи молчать, когда на карту была поставлена судьба империи? Никто из них не осознал тогда важность исторического момента. Так, камень в мочевом пузыре Наполеона III роковым образом повлиял бы на судьбы истории, если бы… не был лишь удобным предлогом списать просчеты политиков.

Ведь затяжную болезнь императора трудно было скрыть, как он к этому ни стремился. Всю первую половину 1870 года периоды облегчения перемежались с «обычными приступами».

1861 год. Император Наполеон III с семьей

Императрица Евгения (1826-1920)

Ближайшее окружение императора привыкло к этому и пользовалось его слабостью. На упомянутом ночном заседании присутствовали Наполеон, Евгения, министры Грамон, Лебеф и Руэр. Из-за болезни император не мог выдерживать долгие дискуссии. Поэтому, действительно, решение принималось наспех. Наполеон долго молчал, потом медленно поднялся и молвил: «Хорошо, дело сделано». В глубине души он был миролюбивым человеком, да и не обладал военными талантами.

Поначалу в армии не догадывались о том, что главнокомандующий тяжко болен, разве что заметили, как трудно ему даются попытки сесть на коня и спрыгнуть с него. На самом деле, каждое движение давалось ему с невероятным трудом, он чувствовал почти непереносимую боль. Когда, наконец, генерал Лебрюн осмелился спросить его о самочувствии, император признался: «Мой дорогой генерал, я ужасно страдаю!». Он увядал на глазах и командовать армией, конечно, не мог.

Больного императора – мишень солдатских издевок и проклятий – привезли в Седан, куда стягивались части отступавшей армии. В эти дни все окружение императора думало:

«Лишь бы он сейчас умер! Погиб героем!» Он знал об этом. Так будет лучше для его сына, для династии. Так думала и императрица, твердившая ему: «Наполеон вернется в Париж лишь победителем». Решительный, храбрый авантюрист, захвативший когда- то целую державу – Францию, теперь лежал не в силах шевельнуться от боли. В те дни гибли тысячи люлей, но именно его, больного и немощного, смерть не брала. Судьба смеялась над ним, отправляя к пруссакам в плен вместе с его армией.

Бывший император уедет в Великобританию, где через два с половиной года умрет от последствий операции.

На следующее утро после Седанской катастрофы пленный император Наполеон III встретился с прусским канцлерам Бисмарком

Вы думаете, это – иллюстрация к «Портрету Дориана Грея» Оскара Уайльда? Нет! Это – юный Черчилль. Таким вы его, пожалуй, никогда не видели

Следующая история должна была кончиться тем же, чем и предыдущая, – категоричным запретом врача. Однако он разрешил больному человеку руководить воюющей страной.

На сей раз вердикт медика принес пациенту триумф.

Лондон. Май 1940 года. Илет война с Германией. Бомбы падают на английскую столицу. Британцы уповают лишь на одного человека – Уинстона Черчилля. «Ему шестьдесят пять лет. Его назначили премьер-министром, а меня – его личным врачом. Это была вовсе не его идея: несколько членов кабинета министров настолько убеждены в его незаменимости, что потребовали постоянно следить за его здоровьем», – писал в своем дневнике 24 мая 1940 года доктор Чарлз Моран, позднее удостоенный титула «лорд Моран». Врачу было 57 лет. Он был деканом лондонской Медицинской школы и пользовался уважением коллег. Впрочем, после своей первой встречи с Черчиллем доктор Моран был уверен, что удостоен ангажемента не надолго.