Нэйс замер у совершенно неприметного участка внешней стены. Его пальцы пробежали по узкой полоске тлевших в глубине стекла радужных огоньков, - и прямоугольный блок мягко, беззвучно ушел вглубь, открыв узкий боковой проход. Из его темных недр повеяло зябким холодом. Нэйс нырнул в темноту, словно в воду, небрежно сказал:
- Не свались на меня - тут ступеньки.
Внизу блеснули два зеленых глаза, - только глаза, точно пустые отверстия. И больше - ничего. На мгновение Вэру стало жутко. Необычайная простота, с которой Нэйс открыл ему тайную дверь, тоже пугала.
- Каждый ребенок во дворце знает о тайне его подземелий, - небрежно пояснил правитель. - Так что если на тебя бросятся из темноты с диким криком, - не пугайся. Наши дети часто играют здесь, да и сам я играл... не так уж и давно.
Зеленые глаза погасли. Донеслось шуршание, - Нэйс осторожно нащупывал дорогу, держась рукой за стену. Невесть отчего это успокоило Вэру, и он пошел за ним вниз. Затем стена сомкнулась за их спинами, и свет погас.
* * *
Лестница уходила на глубину четырех этажей изогнутой, ломаной дугой. Когда Нэйс открыл внутренний вход, Анмай увидел круглый зал с плоским сводом. Длинные вертикальные полосы золотистого света были словно налиты в трубы в глубине цилиндрической темной стены. В неё углублялось шесть арок с таящимися в их глубине дверями из тяжелых плит черного зеркального стекла. Здесь было холодно, но не сыро и не душно, - Анмай ощущал слабое, беззвучное движение воздуха.
Нэйс направился к двери напротив, не интересуясь, идет ли он за ним. Его рука вновь пробежала по полосе ярких, как звезды, огоньков. Толстая, - дюймов в восемь, - плита беззвучно ушла в сторону. Они нырнули в лабиринт узких коридоров из черного стекла. Только полы их были из шестиугольных шашек смуглого, шершавого базальта. Освещение тут оказалось очень странным, - сияние множества разноцветных жил, словно вплавленных в стекло, сливалось в мягкий, рассеянный белый свет, словно бы падавший из ниоткуда.
Коридоры мягко изгибались, расходились, сливались. Здесь не было ни единого прямого угла. Путь с небольшим уклоном, но постоянно вел вниз. Спустившись метров на тридцать, они вышли в более широкий туннель. Он упирался в тупик, но казавшаяся монолитной стена раздвинулась, едва рука Нэйса пробежала по ней, открыв длинный цилиндрический зал, высокий и тускло освещенный. Вдоль его вогнутых стен тянулось два ряда галерей и три яруса пустых проемов. Простенки занимали квадратные плиты из черного металла. Их покрывала причудливая вязь похожих на цветочные узоры непонятных письмен.
Анмай сразу понял, что попал в библиотеку, - на голом каменном полу стояли большие серые столы с лампами, а в боковых комнатах тянулись бесконечные ряды полок с аккуратными стопками книг, бумаг, картин, - всё запыленное и старое. Все стены здесь блестели пугающей черноты монолитным стеклом. Впереди, под аркой с вплавленной в неё полосой палевого света, в глубокой нише стоял огромный чугунный алтарь. За ним, в глубине, свисали складки пыльного занавеса.
- Это главное хранилище запретных знаний Акталы, - Нэйс криво улыбнулся. - Её правители отправляют сюда всё, что не нужно им, а выбросить жалко. Некогда они собирались здесь, а эти надписи на стенах - первые законы нашей страны. Уже никто не может их прочесть... - он вошел в нишу, и сдвинул занавес, чихнув от пыли. За ним в торцевой стене зала открылся проем ведущей вниз лестницы, заложенной камнем.
Нэйс перехватил удивленный взгляд Анмая.
- Там, внизу - мертвецы. Много тысяч. Правители и жители города, погибшие во время Великой Чумы, пятьдесят лет назад. Среди них - мои предки. Тогда умерших хоронили прямо в их домах. Выжила всего половина. Говорят, это тоже дело рук Опустошителей.
Анмай вздрогнул. По его коже пробежал вдруг резкий до боли озноб.
- Чтобы разобраться во всем, нужно много дней. Можешь здесь и спать... если не страшно, - Нэйс вновь усмехнулся. - Прости, но у меня дела. Если что - вот тут есть пульт связи. Пока!
Он повернулся и вышел. Громадная дверь зала беззвучно закрылась за ним.
* * *
Остаток дня Анмай провел здесь. Разобравшись с местной естественной историей, он понял, что развитие техники в Линзе было делом нелегким, - Мэйат не позаботились о залежах угля или нефти, хотя всевозможные руды имелись здесь в изобилии, за исключением, конечно, урана и тория. Акталу, с её термоядерной энергетикой и сооружениями из вечного стекла, явно создали пришельцы извне, - на дровах и древесном спирте цивилизацию не построишь. Гидроэнергетика из-за пологого рельефа здесь была неэффективна. Даже солнечные батареи в Линзе не могли работать, - спектр у каждого из её Семи Солнц был своим.
Анмай очень хотел знать, как пытливый человеческий разум устраивает свою жизнь в других местах. Но Актала не поддерживала никаких отношений с соседями, и даже её вертолеты не пересекали её границ. И история, и география здесь числились среди запретных наук.
Странный животный мир, происхождение культурных растений, религии, расы, - всё это путалось в голове Вэру. Он поймал себя на том, что тупо смотрит в раздел зоологического атласа, посвященный любопытным образцам эволюционной дегенерации. Уакки, - похожие на страусов птицы, чьи крылья превратились в руки, червеобразные грызуны, лишившиеся ног, какое-то переродившееся рукокрылое, похожее на меховой мешок с четырьмя руками и пастью в четверть туловища, - судя по масштабу, в половину роста файа...
* * *
Когда голова начала уже болеть, Анмай растянулся прямо на столе, - просто лень было брести наверх, к спальне. Хотя он устал, как собака, никак не удавалось заснуть. Воспоминания о минутах, когда он, полностью потеряв представление о достоинстве, вопил от боли на потеху палачам, неотступно жгли его. Пытки - что пытки? Его тело уже забыло о причиненной ему боли, - а вот память о пережитых им унижениях не оставит его до гробовой доски. Но хуже всего были воспоминания о его собственной трусливой слабости, когда он, сломленный, готовый на всё, решился молить о пощаде. Даже сейчас страх перед этим внезапным приливом трусости ещё не вполне оставил его, - и именно он вызывал в нем дикую, бессмысленную жажду мести.
Анмай пытался убедить себя, что держался с достоинством, - пока это оставалось в его силах, - но напрасно. Ему хотелось убить всех, до единого, ару, - даже не за то, что они пытали его, а за то, что они видели его слабость, его позор. Это изрядно его напугало. В его душе всегда жила страсть к достижению самых крайних пределов, а что может быть более крайнего, чем истребление целого разумного вида?..
Анмай выбросил из головы все мысли и попытался заснуть. Палевые полосы едва освещали огромное помещение, все стены которого блестели черным стеклом. В тени, в глубине их, мерцали, всплывая и исчезая, синие отблески, словно живые. А может, и вправду живые, - что он знает об этом мире? Что год здесь длиться ровно четыреста дней, немного более коротких, чем стандартные сутки Файау, и что в Актале живут 64 народа? Ведь книги на понятном ему файском языке составляли лишь малую часть этой огромной библиотеки. Он не знал, правда ли, что в Линзе есть кочевые народы, которые все тысячелетия своей истории движутся на юг или на север, к Вечным стенам, стремясь достичь края своего мироздания. Или что очень далеко к югу есть страны, управляемые Наставниками, - неведомыми существами, способными к телепатии. Анмай знал, что она невозможна - у файа. А как насчет других рас?
Он приподнялся, разглядывая мерцающий в глубине стены узор. В этом запертом зале ему вдруг стало очень одиноко и страшно. Всё вокруг было немыслимо, непредставимо чужим. Вэру очень хотелось вернуться на Астрофайру, - но тогда он потеряет впервые в жизни обретенную свободу. Раньше его связывал его пост, его невежество в новом мире, опека машин...
Анмай встряхнул волосами и откинулся назад, расслабился, стараясь ни о чем не думать. Большинство его ран уже затянулось, но ребро еще ныло. Раньше у него был почти такой же шрам. Хьютай это не огорчит...