* * *

Его размышления прервал лязг металла. Заскрежетала дверь, потом его ослепило ярким светом. Прикрыв глаза, он тщетно пытался разглядеть вошедших. Донеслись неожиданно высокие голоса, - его о чем-то спрашивали, но он не мог понять ни слова. Затем тот же взвизгивающий голос повторил вопрос на понятном ему языке местных файа, правда, сильно искаженном.

- Кто ты? Где ты взял корабль?

Отвечать тем, кто посадил его на цепь, Вэру не хотелось, - но вот умирать ему хотелось ещё меньше. Он сел, привалившись спиной к стене, и подтянул ноги, чтобы принять хотя бы относительно достойный вид.

- Меня зовут Анмай Вэру. Я и мои товарищи прилетели с другой Плоскости. Зачем вы взяли меня в плен? Кто вы? Где мои товарищи? - говорить оказалось неожиданно трудно. Язык заплетался, а рот словно набили кашей, - ещё одно явное последствие контузии.

- Где вы взяли корабль и оружие? Отвечай! Или ты скажешь это сам, или мы тебя заставим. Где? Где?..

Скоро Анмай потерял интерес к разговору. Всё, что он смог понять, - между местными файа и его тюремщиками идет война, и их приняли вовсе не за гостей из другого мира, а за банду диверсантов, раздобывших где-то секретное оружие. Убедить их в обратном Анмай не смог: их интересовало лишь то, что происходит здесь и сейчас. В другие цивилизации они не верили. Все его попытки что-то объяснить обрывались грубыми угрозами.

Анмай быстро понял, что допросчики отнюдь не блистают ни умом, ни широким кругозором. Он легко обдурил бы их какой-нибудь подходящей им историей, - но он почти ничего не знал об этом мире. Результат нетрудно было угадать: снопы света уперлись в потолок, осветив всё помещение, и он наконец разглядел своих тюремщиков, - точно таких же мехолицых, как и напавшие на них в лесу. В это тесное помещение их набилось с десяток, большинство в такой же пятнисто-зеленой одежде, с маленькими, словно игрушечными автоматами. Впереди стоял один, явно очень старый ару, с редкой, выцветшей шерстью и в нелепом темном балахоне до пят. Он тяжело опирался на трость. Огромная нелепая шляпа, казалось, окончательно прибивает его щуплое тело к земле. А за ним стояли ещё трое, в одинаковых кожаных фартуках, с тяжелыми сумками в руках. Поняв, кто они, и что собираются с ним делать, Анмай похолодел. Нет, не посмеют же они...

- Ложись на пол, - приказал старший. Теперь в его голосе не было даже тени какого-либо выражения.

Анмай пропустил приказ мимо ушей: он вовсе ему не понравился.

- Тогда мы прострелим тебе ноги, и все равно привяжем здесь. Считаю до трех...

Сомневаться в его словах не хотелось. С отвращением к себе Анмай подчинился. Его руки и ноги быстро привязали к вделанным в стены стальным кольцам, растянув их так сильно, что он даже не мог шевельнуться.

- Теперь ты будешь говорить правду, Анмай, - сказал старший, подходя вплотную. - Сначала ты скажешь, что вы сделали с Уркусом.

- С кем?

- С моим сыном, которого вы захватили! Ну!

- Он был в полном порядке, когда я попал в плен.

- А зачем вы его схватили? Вы пытали его?

На это Анмай уже ничего не мог ответить. Старый ару вынул из-под своего балахона кинжал и приставил его к обнаженной груди файа, точно против сердца.

- Что вы делали с ним? Я вырежу тебе сердце, если ты будешь молчать.

Анмай не ответил, но сердце у него ушло в пятки. Эта тварь могла отрезать ему пальцы, или выколоть глаза, - и, самое страшное, её явно не интересовал его ответ. Вдруг острие кинжала, проколов кожу, уперлось в его нижнее ребро. Он вздрогнул. Не может же наяву...

- Я повторяю, что вы делали с ним?

Ару нажал на рукоять, ребро захрустело. Анмай дернулся от пронзившей грудь дикой боли, но не издал ни звука. На лице ару появились сразу ярость и скорбь.

- Значит, вы действительно пытали его...

Старик загнал острие кинжала под его кожу, подцепив её вырезом на лезвии, потом потянул его назад, разрывая её. Прочная кожа файа поддавалась с трудом. Ару пришлось тянуть изо всей силы. Острие со скрежетом, толчками поползло по кости. Анмай бешено рванулся, - раз, другой, но ремни держали мертво. От боли его замутило, мир под сжавшимися веками окрасился в желтый цвет. Он зажмурился, чувствуя, как по боку течет теплая струйка, его плотно сжатые губы вздрагивали. Главное - не закричать...

Ару поддел вырезом на лезвии обнажившееся ребро и начал вытягивать его. Ощущение было очень неприятным. Скорее от страха, чем от боли Анмай заорал так, что даже у него самого зазвенело в ушах. Ару отпрянул, кто-то из его неосмотрительных собратьев попытался зажать файа рот. Анмай сомкнул челюсти, с наслаждением услышав, как хрустнула кость. На языке появился чудесный вкус крови. В следующий миг от зверского удара по голове у него посыпались искры из глаз, но он был доволен. Старик, как ни странно, тоже. Он провел окровавленным острием по судорожно сжавшемуся животу Анмая.

- Знаешь, совсем не забавно пытать малодушных врагов. Только смелого врага можно убить так, чтобы было, что вспомнить. Я бы с радостью сделал это, но нам нужно многое узнать от тебя. Моя месть подождет. Начинайте!

Старик отвернулся. Затем троица безмолвных палачей открыла свои сумки, извлекая инструменты и приборы. Анмай узнал трансформатор с пучками проводов и зажимы. Все эти вещи были знакомы ему из тех диких описаний зверств, что он читал на Хаосе. Он зажмурился и замер, охваченный противным, липким страхом.

В принципе, ему очень повезло, - каленое железо и ножи были бы несравненно хуже - но, когда такие вещи идут в ход, всё кончается за несколько часов. Так же его могли терзать годами, пока он окончательно не сойдет с ума.

Палачи подошли к нему, перебирая инструменты. Анмай перестал дышать, все его мышцы непроизвольно напряглись. Он вздрогнул, ощутив равнодушные прикосновения чужих рук. Затем мочки его ушей сильно сжал холодный металл, покрытый чем-то липким, донеслось щелканье. Он замер, ожидая боли, но её пронзительный удар всё же застал его врасплох. Ещё хуже оказались дикие судороги, ужаснувшие его своей силой: Анмай боялся, что его тело не выдержит, он уже ощущал, как разрываются мышцы. Бешеная ярость, страх, ненависть к бездушным истязателям, - всё это исчезло в приливе мучительной, дурнотной боли. Не вытерпев, он заорал во все горло, - и тут же получил удар по животу, лишивший его дыхания. Теперь Вэру стало по-настоящему плохо, - он ничем не мог выразить, как ему больно. В голове мутилось, он боялся, что сейчас умрет...

Через несколько секунд, показавшихся вечностью, боль утихла. Ему приказывали говорить, спрашивали, - он ответил самой черной бранью, и через миг боль вернулась. В голове файа не осталось никаких мыслей, - одна яростная, испепеляющая ненависть. Она одна не давала ему утонуть в океанах боли, - он почти не чувствовал или, точнее, не сознавал её. Перерывы, вопросы отчасти давали ему опомниться, но едва включали ток, всё возвращалось.

Анмай не знал, сколько продолжалась пытка, но страшные, сводящие с ума удары вдруг прекратились. С его обожженных ушей сняли электроды. Над ним вновь склонился старший ару.

- Что ж, раз ты не желаешь разговаривать, придется прибегнуть к особым средствам...

Теперь палачи разнообразили приемы, прикладывая электроды к наиболее чутким местам его тела. Это тоже было зверски больно... но всё же, не настолько мучительно. Анмай мог бы объяснить им, что самое страшное при пытке током, - когда электричество проходит через мозг и ослепленный болью пленник лишается рассудка от судорог и страха. А подобные изощрения конечно, унизительны, но куда менее эффективны. Понятно, что он не стал этого делать. Он кричал, рвался, выл и корчился. Потом остались только бешеные судороги и боль. Темнота подступала всё ближе и, наконец, его принял сон без сновидений.

* * *

Он очнулся от мучительной, палящей боли. Кроме неё в мире не осталось ничего, - только жажда и страх. Коснувшись разодранного бока, Анмай вздрогнул, - рану покрыла тугая корка из плотной, похожей на резину массы. Он испуганно отдернул руку и лишь потом понял, что это его кровь, - свернувшаяся, измененная Файау кровь. Под нее, казалось, налили кипятка пополам с кусачими муравьями. Даже дышать оказалось дико больно. Он всё ещё ощущал тупой скрежет стали, царапающей живую кость.