Хелене снова пришлось ехать к "Майнлю" на Кроттенбахштрассе. Ей нужны стиральный порошок и туалетная бумага. А заходить в несколько магазинов не хочется. Пока они ехали, она узнала, где был Хенрик. Он сказал, что были ужасные скандалы с его подругой из Мюнхена. И потом ему пришлось отвозить ее в Мюнхен. Из-за миомы. Но все это его совершенно не касалось. Подруга прошла курс гештальт-терапии, а потом психотерапевт поселился с ней. Отменили два концерта. У миланских властей не оказалось денег. Хотя все было условлено. Потом в Мюнхене он заболел. Температура. Очень высокая температура. Теперь у него квартира в Милане. До сентября за нее уплачено. Что будет дальше, он не знает. В квартире только его фортепьяно. Но потом его придется вернуть. Если до сентября он не раздобудет денег, то фортепьяно придется вернуть. Тогда в квартире не останется ничего, кроме матраса. Хенрик рассмеялся.

Хелена делала покупки. В магазине полно народу, у касс — длинные очереди. Хенрик помогал. Он встал в очередь у отдела деликатесов. Им достался номер 95. Обслуживался 83. Хелена сходила за овощами и фруктами. Молоком. Йогуртом. Сыром. Видела, что Хенрик стоит в очереди. Терпеливо. Даже заговорил о чем-то с пожилой дамой. Оба чему-то улыбались. Она сходила за шницелями на обед. Потом остановилась рядом с Хенриком. Хелена купила деревенской ветчины, паштет из телячьей печенки и сосисок. Уходя, Хенрик попрощался с дамой. Она ласково ему улыбнулась. На Хелену же не обратила внимания. Хенрик обнял Хелену за плечи. Когда на выходе у кассы очередь дошла до них, Хелене пришлось освободиться от его объятия. Неожиданно для себя озябнув, она поняла, как тесно они прижимались друг к другу. Они все время говорили. Болтали. Улыбаясь. Казалось, что Хенрика не было всего пару дней. А не недель. Хелена торопливо клала покупки на движущуюся ленту у кассы, Хенрик укладывал все в две большие сумки. Медленно. Но он укладывал вниз все более прочное. Яйца и йогурт ставил наверх. Хелена расплатилась. Неожиданно Хенрик начал снова ей нравиться. С таким серьезным видом он складывал покупки.

Хенрик остался обедать. Он помогал Хелене. На кухню пришли девочки. Накрыли на стол. Хенрик попытался научить их старинной английской народной песне. Она начиналась как-то наподобие "зуммаризи куммаризи" и пелась каноном. Но дальше первой строчки они не продвинулись. Катарина петь не умела. Бурчала басом. Барбара нарочно ошибалась. Все смеялись. И начинали сначала.

Кофе Хелена с Хенриком пили в гостиной. Девочки остались со взрослыми. Катарина забралась к Хелене на руки. Барбара залезла на спинку дивана и опиралась о Хеленины плечи. Хелена попыталась уговорить дочерей отправиться в свою комнату. Разве ничего не задано? Не почитать ли им? Или порисовать. Или поиграть в компьютер. Или прибраться. Или? В ответ девочки кричали: "Нет, спасибо, не хотим!" и хохотали. Хелена очень хотела их отослать. Но знала, каких это стоит трудов. И что потом уж совсем не поговорить. Тогда она встала и предложила пойти поесть мороженого. Они поехали к "Рукенбауэру". В начале Зиверингерштрассе. Дочки получили по трубочке. Себе Хелена не купила ничего. Ей придется доедать мороженое Катарины. Катарина никогда не может съесть его до конца. Хенрик шел рядом. Он взял себе шоколадного. Они прошлись вниз по Обкирхергассе. Разглядывали витрины. Лизали мороженое. Хелена получила нагревшуюся трубочку Катарины с остатком лимонного мороженого. Они остановились перед витриной обувного магазина. Хелена смотрела на отражение. Словно семья, подумала Хелена. Так и должно было бы быть. Она сама во всем виновата. Могла ли она поступать иначе? Или должна? Хелена сказала Хенрику: "Знаешь что, я отвезу тебя в Милан". Потому что Хенрик рассказал ей, что вечером ему нужно возвращаться. Зайцем. На билет у него нет денег. Но это не проблема. Наверняка в Милане осуществится один из его проектов. К тому же нужно играть. Хенрик засмеялся и откусил от мороженого.

Хелена говорила серьезно. Она отвела дочек домой. Зашла к бабушке. Сказала, что должна уехать. Пусть бабушка присмотрит за детьми. Все приготовлено. Делать ничего не нужно. Просто побыть. На всякий случай. Старушка тут же собралась к детям. Она ведь счастлива хоть чем-то помочь. Она ведь всех их любит. Хелена обняла ее. Почувствовала прикосновение мягкой, как шелк, морщинистой старой кожи. Старуха прижалась к ней. Хелена высвободилась. Она тоже не понимает, отчего все так случилось. Она объяснила бабушке, чем кормить детей. Поцеловала ее в щеку и побежала к себе. Еще раз повторила дочкам, где какая еда. Запихала в сумку ночную рубашку и туалетные принадлежности. "Так. Я готова. Можно ехать", — сказала она Хенрику.

Им пришлось еще забрать в пансионе сумку Хенрика. Хенрик спросил Хелену, в самом ли деле ей хочется ехать в такую даль. Хелена кивнула. Хенрик никак не мог поверить. Хелена чувствовала, что с большим удовольствием он попросил бы ее одолжить ему на билет. Хелена размышляла, ехать ли ей через Инсбрук и Больцано. Или же через Канальталь. Хенрик полагал, что расстояния одинаковые. Примерно. Хелена решила ехать по западному шоссе. А обратно — через Канальталь. Тогда она опишет большой эллипс по Центральной Европе.

Долго они ехали молча. Хенрик спал. Под Линцем заговорили снова. Хелена припомнила тем временем множество мелочей, требовавших объяснения. Где была тогда сумка? Ей пришлось купить Хенрику пуловеры и белье, поскольку он потерял ключ от камеры хранения. В которой якобы стояла сумка. Где он был, когда не вернулся ночевать. Где он был, когда уехал. Где он был, когда был в Вене. Почему за телефон пришлось заплатить семь тысяч. С кем он говорил? Что означал счет от портного за костюм, обнаруженный в мусорной корзине. Где Хенрик взял деньги на этот костюм. Умеет ли он вообще играть на фортепьяно. Хелена никогда его не слышала. Почему он не звонил. Почему заставил ее ждать. Почему объяснялся ей в любви. Неужели он думает, что такие заверения необходимы? Она бы и так стала с ним спать. Доволен ли он теперь собой. Она-то от тоски чуть с ума не сошла. Чувствовала, что непременно умрет. От тоски от этой. Хорошо ему улыбаться. Хенрик молча смотрел на дорогу. Сперва Хелена хотела спросить только о сумке. Все остальные вопросы вырвались сами собой. Хелена не могла остановиться. Сунула в рот жевательную резинку. Не понимала больше, зачем поехала. Ничего тут больше не поделаешь. Хенрик сказал, что все теперь в порядке. Он во всем виноват. Ему очень жаль. Но она должна понять его. Он художник. И он не привык. Никогда этого не делал. Докладывать кому-нибудь о себе. Он полагал, что объяснения в любви — это объяснения. И все. Хелена больше не понимала, отчего тосковала по этому мужчине. Наверное, Пупсик все-таки права. Просто нужен мужчина. Какой-нибудь.

Хелена добралась до Милана. В Инсбруке она подумала, не высадить ли Хенрика у вокзала. Но это было уже все равно. Они въехали в город глубокой ночью. Хенрик указывал ей дорогу на бесконечных улицах. Аллеях. Потом пришлось искать место для парковки. Все было заставлено машинами. В конце концов Хелена оставила автомобиль на тротуаре. Хенрик вел ее вдоль домов. Отпер маленькую калитку в огромных деревянных воротах. Они вошли в высокий проход, окончившийся двором. Хенрик включил свет. Он тускло осветил дорогу через двор до нового прохода к подъезду во флигеле. Высокая лестница. Угловатая. Хелена поднималась за Хенриком. Наверху она не могла сообразить, на сколько же этажей они поднялись. По пути не было ни одной двери. Лестница кончалась у металлической двери. Дверь вела в длинный коридор. По левую руку — двери. Через равные промежутки. Две лампочки освещали коридор. Не ремонтировали здесь очень давно. Краска облупилась. Обнажив кирпичи. Было жарко и пахло пылью, как на чердаке. Хенрик отпер первую дверь. Хелена последовала за ним в огромное помещение. Направо в углу — матрас. Под маленьким круглым окошком в другом конце комнаты стояло фортепьяно. Молоточковое. Дорогая вещь. Маленькие мавры держали деку. Блестела позолота. Мерцало дерево. Слева на стене — раковина. И душевая кабина. Хелена видела, где по стенам прежде стояла мебель и висели картины. Дощатый пол выкрашен в белый цвет. Посреди с потолка свисала лампочка. Хенрик остановился. Опустил на пол сумку. Рядом Хелена поставила свою. Сумки стояли посреди комнаты. Под лампочкой. Хелена вопросительно взглянула на Хенрика. Хенрик снял ключ с крючка справа от двери. Пошел с ней в коридор. Потом отпер какую-то дверь. Распахнул ее и отступил с поклоном. И так стоял. Хелена вытаращила глаза. "Это самый маленький туалет, какой я в жизни видела", — сказала она. Изумленно. Хенрик согласно кивнул. Все еще в глубоком поклоне. Вздрагивая. Хелене показалось, что он плачет. Всхлипывает. Потому что все так ужасно. Тяжело. Она — такая гадкая. И безжалостная. Но Хенрик смеялся. Пробормотал: "В мире". "Самый маленький туалет в мире". Он закатывался. Трясся от смеха. Не мог разогнуться. И смеялся. Заходясь от хохота. Хелена оттолкнула его и заперлась. Еле успела снять джинсы. Чтобы не намочить трусики. Ей еще с Бриксена хотелось в туалет. Но не хотелось об этом говорить. Хелена осторожно присела на крошечный стульчак. Хотела спустить воду. Чтобы Хенрик не слышал. Он пыхтел за дверью. Хелена огляделась. Цепочка для спуска висела высоко. За спиной. Сидя не достать. Встать Хелена уже не могла. Она зажурчала. Слушала журчание. Чувствовала, как струя рвется из нее. Слышала, что Хенрик уже всхлипывает от смеха. Потом спустила воду. Потянула за цепочку. Ручки не было. Одеваясь, она не могла сдержать смех. Вышла к Хенрику. Потом стояла под дверью. Она бы прошла пару шагов по коридору. К комнате. Но ключ от комнаты был у Хенрика. А дверь он запер. Уходя. У Хелены было такое чувство, словно она одна. Тут, наверху. Она стояла и хихикала. Хенрик вышел из туалета. За его спиной шумела спускаемая вода. Они глядели друг на друга и смеялись. Расхохотались по новой. Крепко обнявшись, вернулись к комнате. Хенрик, продолжая смеяться, отпер дверь. Закрыл ее за ними. Смеясь, они разделись. Каждое движение вызывало новый взрыв смеха. Легли в постель. Не умываясь. Постельного белья у Хенрика не было. Ни простыни. Ни пододеяльников. Он дал ей желтую диванную подушку и одеяло в сине-зеленую клетку. Они прижались друг к другу. Матрас был очень маленьким. И всё смеялись. Хелена чувствовала диафрагму Хенрика. Она толкала ее в живот. А ее диафрагма — его в грудь. Когда они что-либо говорили. Или шевелились. Тут же снова начинался смех. Трясясь от смеха, они хватались друг за друга. Глубоко переводили дух. И смеялись над этим тоже. Хелена проснулась. С глухим стуком Хенрик свалился с матраса. Было уже десять утра. Хелена чувствовала себя грязной. Липкой. Она приняла душ. Вода была только холодная. Хенрик забрался обратно на матрас. И спал дальше.