Позвонил Алекс. Им нужно увидеться. Хелена согласилась. Она уже несколько недель нигде не была. Алекс заехал за ней. Они пошли в винный кабачок. Сидели под большой липой у Вельзера на Пробусгассе. Алекс говорил мало. Хелена старалась поддерживать разговор. Как он поживает? Что поделывает? Где живет? Алекс односложно отвечал за третьим уже бокалом. "Год назад мы были счастливее". Хелена не нашла, что ответить. Смотрела на него. "Мне надо было остаться с тобой", — сказал Алекс. С горечью. "Я вообще сам себя не понимаю, — произнес он. — Почему я тогда. В смысле… Эта Гитта. У нее. Тогда. Как раз — нет". Он допил и заказал следующий бокал. Хелена отодвинула свое вино. Перехватило горло. Вдруг. "Мы не можем. В смысле. Ты. И я. Я не могу развестись. Не могу себе позволить. Но я буду жить один. Ищу квартиру в Вене. Ведь мы могли бы. Вместе". В это время Хелена смотрела на Алекса. Он глядел в стол, обводя пальцем клетки на скатерти. Замолчал. "Хелена. Мы. В смысле. Мы подходим друг другу. Как ты считаешь?". Хелена смотрела на него. Алекс поднял глаза. Хелена вспомнила Бриксен. На минуту. Год назад. Цветущие деревья на крутом склоне. Балкон их номера, где они всегда обедали. Потому что нельзя было, чтобы Алекса увидели в ресторане. Вкус сыра и тающего на гренках масла. И поездки. Рядом с ним. Хелена встала. Взяла сумочку. Поцеловала Алекса в щеку и ушла. Сказать ей было нечего. Она шла обратно в сторону Армбрустергассе. Быстро и сосредоточенно. Пришла домой. Она вспотела. Казалось, она вся пропахла потом. Руки и ноги — как лед. Несмотря на дальний путь, ей было холодно. Она налила ванну. Заперлась в ванной и купалась. Сидела в ванне и подливала горячей воды. Пока не побагровела от жары. Вся целиком. По телевизору застала конец какого-то детектива. Инспектор Шиманский пристрелил убийцу. Но сильно запил. Потом.
Позвонил Хенрик. Зазвонил телефон, и это был он. Не может ли она приехать. Он в кафе "Корзинка". День был дождливый. Конец июня. Но прохладно. Ветрено. Хелена пошла в ванную и привела себя в порядок. Не торопясь. Спокойно. Сказала дочкам, что привезет им чего-нибудь вкусненького. А они пусть посмотрят телевизор. В такую погоду это лучше всего. Нельзя ли им тоже поехать, спросили девочки. Нет. Хелена устала. Это невозможно. Она поехала в центр на машине. Нашла место для парковки. Достала из багажника зонтик и пошла в "Корзинку". Она никогда еще не была там. Только проходила мимо. Хелена закрыла зонтик и толкнула дверь. Там играли в карты. На столах — зеленое сукно. Все занято. Только впереди у окна стояли три кофейных столика. Хенрик сидел в углу между окном и стеной. Хелена огляделась в поисках подставки для зонтов. Неожиданно ее пробрала дрожь. Оглядывалась во все стороны. Хенрик встал. Подошел к ней. Взял у нее из рук зонтик и поставил в подставку. Прямо у двери. Подтолкнул к столу. Хелена села на его место. Хенрик — на другой стул. Хенрик выглядел плохо. Щеки ввалились. Волосы поредели. Свалялись. Лежали плохо. Пиджак стал слишком просторным. Выглядывающие из рукавов запястья — худые и угловатые. "Да. Я болел", — сказал Хенрик. Хелена уставилась на него. Почему он не звонил? Ничего не сказал. Как ей было узнать. Ведь можно было что-то сделать. Она думала, что Хенрик никогда больше не позвонит. Что все кончено. Хенрик смотрел в стол. Помешивал свой кофе. Так она о нем думала. Да? Хорошо. Чего было и ждать. И он понимает Хелену. Хорошо понимает. Но он тоже думал. Их история. Это ведь тоже нечто особенное. Так ему казалось. Однако, судя по всему, он ошибался. Он любит ее. Хелена смотрела в окно. Она-то думала, что все уже позади. Что иметь дело с Хенриком больше не придется. Во всяком случае — с живым Хенриком. Только — со своими воспоминаниями о нем. Хенрик еще ниже нагнулся над кофе. Покорно. Хелена смотрела на его голову. Волосы слишком отросли. И поредели у конца пробора. Чуть-чуть. Но поредели. Даже шея стала тоньше. Он на самом деле похудел. "Я была так несчастна", — сказала она. Хенрик не ответил. Кивнул. Хелена подумала, что надо уходить. Но осталась сидеть. Сидела. Вокруг вполголоса переговаривались картежники. Время от времени — фраза во весь голос: "Еще кофе!"; "Две рюмки, Ферди". Или: "Давай же. Наконец". Звон бокалов. Так вот как, думала Хелена. Вот как оно было. Сидела. Они тихо сидели в своем углу. Даже официанты не обращали на них внимания. Хелена ничего не заказывала. Дождь за окном пошел сильнее. Когда открывали дверь, врывался холодный ветер.
Хенрик проводил Хелену до машины. Шел он медленно. Напряженно. Они не разговаривали по дороге. Молча остановились у машины. Хелена открыла дверцу и хотела сесть. Хенрик оперся локтем о крышу. Подпер голову. Хелена смотрела на него поверх машины. Не могли бы они увидеться? Завтра. Сейчас ему пора снова лечь. Где он живет, спросила Хелена. В пансионе. Как поживают девочки? Хорошо, отвечала Хелена. Они поживают хорошо. Ведь уже почти каникулы. Не позавтракать ли им вместе. У Ландтмана? В десять. Завтра? Хенрик умоляюще глядел на Хелену. Хелена смотрела на памятник жертвам гестапо на Шведской площади. Ветер трепал стоящие вокруг площади деревья. И кустарник в цвету. Хелена подумала мимолетно, сколь безутешна природа. Она придет к Ландтману. Если получится. Хелена села в машину. Хенрик отступил. Она уехала. Перед светофором у Шведской площади пришлось затормозить. Она обернулась. Хенрика больше не видно. Свой зонтик она забыла в кафе. Но возвращаться не стала.
Прекрасное субботнее утро. Ветер еще полон свежести ночного дождя. Хелена приготовила девочкам завтрак. Если она не будет с ними, тогда они хотят позавтракать в постелях, сказали они. Хелена подняла поднос с какао и гренками Барбаре, спавшей на верхнем этаже двухэтажной кровати. Катарина пила мальвовый чай с масляным печеньем. "Как по телевизору", — сказали девочки. Хелена была уверена, что постели снова будут залиты чаем и какао. Спросила еще, что бы дочкам хотелось на обед, и ушла. Хелена села за столик в "Ландтмане" на террасе. Занято всего несколько столиков. Хелена сделала заказ официанту, который выступал в телепередаче "Кафе «Централь»" в роли официанта. Она помнила его со студенческих времен. Он поздоровался, словно они знакомы. Хелена заказала плотный завтрак и принесла себе газеты. Чувствовала себя как дома. Нашла только "Штандарт" и "Кронен-цайтунг". Это — единственный недостаток "Ландтмана". Не все газеты есть. А те немногие, что есть, всегда кто-нибудь читает. Хелена перелистала "Кронен-цайтунг". На 17-й странице нашла фото Софи Мертгенхайм. Рядом — заголовок "Отчаянный шаг матери из Зальцбурга". Судя по всему, Софи с ужином дала дочери снотворного. Потом сама приняла его. Утром мать была найдена еще живой. Семилетней дочери помочь уже не смогли. Мать обвиняется в убийстве. Пока ее поместили в психиатрическое отделение зальцбургской окружной больницы. Хелена смотрела на деревья в саду у ратуши. Они сияли всеми оттенками зеленого. За ними стояла ратуша. Возвышалась. Грязная. Против ратуши торчал Бургтеатр. Хелена сидела. Смотрела. Перед ней — чашка кофе. Она точно знала, что это за дни. Которые ведут к такому. Как они сменяют друг друга. Как днем запирают боль внутри себя. Как ночью она вырывается наружу. Как сперва принимается решение. Его исполнение кажется поначалу абсурдным. Но всякий день и каждую ночь решение и исполнение все сближаются. Пока не становятся возможными. Как хотелось, чтобы любовь была. И взяться за руки. И никогда не отпускать. И какое оно — желание защитить детей от жизни. Как это желание может перевесить все остальное. И какой страшной была жизнь. Разбитой. Грязной. Мелкой. И никто никому об этом не говорил. Сначала Хелена не заметила Хенрика. Хенрик сел за стол. Хелена взглянула на него. Она рассказала Хенрику о Софи. Говоря, удивилась, как много знает об этой женщине. Она никогда не говорила с ней. Только один раз по телефону. В ванной у Пупсика. Однажды она ее видела. И кто-то сказал, что это — Софи Мертгенхайм из Зальцбурга. Еще до рождения девочек. Дочка Софи была ровесница Барбары. Хенрик заказал кофе с молоком. Спросил, можно ли взять один из Хелениных рогаликов. Хелена подвинула ему тарелку, продолжая говорить. О Пупсике. И Нимайере. Как оно тогда было. И об Алексе. Как он связан с этой историей. Посреди фразы Хелена поняла, что Хенрик голоден. Хелена продолжала говорить. Намазала ему маслом булочку. Положила на нее ветчины. И сыру. Сама она есть не могла. Что с ним. Может ли он пойти с ней за покупками. Тогда бы он все и рассказал. Потом ей надо домой. Дети. Да. Один из этих обедов у бабушки. Хелена показала ей письмо от адвоката и спросила, что же она сделала с Грегором. Когда он был маленьким. Что взрослым он стал так жесток. И так безответственен. "Да, — сказала Хелена официанту, — да, я плачу за обоих".