Хелена ехала по Гюртелю к Южному вокзалу. Полно машин. Перед барами со стриптизом и борделями на Гюртеле все время образовывались пробки. Хелена перестроилась в левый крайний ряд. Машины парковались во втором ряду. В третьем движение замедлялось. Водители оценивали проституток, которые, куря, бродили по тротуару. Кто-то покупал мороженое. Кто-то уже ел его. Хелена ничего не говорила. Хенрик сидел рядом. Смотрел вперед. Ни разу не обратил внимания на мелькающие огни или кричащих, смеющихся, поедающих мороженое прохожих. Всю дорогу до вокзала он промолчал. Хелена нашла место для машины со стороны Швейцарского сада. Когда она уже собралась вылезать, Хенрик удержал ее. Она снова села. Молчала. Хенрик крепко сжимал ее запястье. Он сам сходит. Ни к чему ей лишние хлопоты. Разве он не понимает. Хелена сидела молча. Смотрела на улицу. Здесь машин почти не было. Вокзал ярко освещен. Оранжевые отсветы падают на окрестные дома. Хелена спросила Хенрика, отчего он не звонил. Не дал знать о приезде. Он ведь знает ее положение. "Я полагал, того, что я люблю тебя, довольно", — сказал он. "Но. Вдруг мне об этом не известно. Что мне тогда делать?" — "Я думал, любовь выше таких вещей. Я не знал, что я… Я думал, ты знаешь. Должна знать. Хелена. Ты же должна знать, что я тебя люблю". Хелена очнулась. Вышла. Внутри была пустота, тошнило. Она не смогла сдержать смех. Пошла ко входу. Под навесом стояли мужчины. Бородатые. Темноволосые. Неподвижные. Меж них сновал продавец "Курьера". Размахивал газетами. Но тоже молча. Хелена прошла между ними. Хотелось растолкать их. Распихать. Устроить перебранку. Дико поругаться с кем-нибудь. Мужчины даже не смотрели на нее. Не уступали дороги. Автоматические камеры хранения — прямо. "А номер у тебя какой?" — спросила Хелена. Хенрик сунул руку в карман брюк. Пошарил там. Похлопал по карманам. Снова сунул руку в брючный карман. Потом во внутренние карманы пиджака. Повторил все еще раз. Растерянно посмотрел на Хелену. Изумленно. Он стоял в освещенном неоновым светом проходе к камерам хранения. И начал поиски в третий раз. Поспешно. Хелена взяла его за руку. Потянула в маленький бар. "Надо выпить сладкого вермута", — сказала она. Остановилась у стойки. "Он покажется тебе омерзительным. Но сейчас это необходимо". Хелена спросила две рюмки сладкого вермута. Спросила, есть ли он. Женщина за стойкой отвечала утвердительно. Поставила перед ними две рюмки. Достала бутылку. Наполнила рюмочки до краев. Чуть не перелила. Женщина рассмеялась. Хелена отпила. Не поднимая рюмки. Наклонилась и втянула вермут. Не смогла сдержать смех и поперхнулась. Поглядела на барменшу. Они обе смеялись. Хелена закашлялась. Хенрик взял свою рюмку, высоко поднял ее и выпил. Не пролив при этом ни капли. "Однако вы очень щедры", — проговорила Хелена сквозь кашель. Барменша молодая. Полная. У светлых крашеных волос темные корни. "У меня сегодня день рождения", — сказала она. Снова расхохоталась. Хенрик пригласил ее выпить по рюмочке. Вздохнув с улыбкой, она сообщила, что больше не может. Она и так перебрала. Это же заметно по тому, сколько она налила им. Она уже под хмельком. Хелена и Хенрик выпили еще по рюмке за ее здоровье. Хихикая, Хелена нагнулась к рюмке. "Тогда тебе придется надеть пижаму Грегора. Они все остались". Они смеялись. Брюки будут коротки. Да. "А понадобятся ли они?" — спросил Хенрик. Он обнял Хелену за талию и привлек к себе. Хелена прижалась к нему. Потом, в постели, она зажимала Хенрику рот, даже если он стонал совсем тихо. Дети не проснулись. Хелена все время вставала проверить, действительно ли дверь в спальню заперта.

В воскресенье был День Матери. Дедушка и бабушка в Хитцинге изъявили желание повидать внучек. Хелена их повезла. Пока они долго ехали через Шоттенхоф, она раздумывала, как быть с Хенриком. Взять его к родителям — немыслимо. Оставить сидеть в машине? Хелена проехала мимо родительского дома и припарковалась ниже по улице. Сказала Хенрику, что сейчас вернется, и выпустила детей. Если бы Хенрик вышел, его бы увидели из дома. Хенрик только улыбнулся. Пусть она не торопится. Если станет скучно, он прогуляется. Хелена с благодарностью улыбнулась в ответ. Девочки уже добежали до калитки и звонили. Завидев деда, запрыгали и закричали, что у них есть кое-что для бабули. Секрет. Свои подарки Хелена обнаружила за завтраком на столе. Барбара связала крючком прихватку, а Катарина вышила подушечку для булавок. Хелена немедленно пустила прихватку в дело, умолчав, как сильно при этом обожглась. Прихватка была очень редко связана. Подушечку утыкали булавками и положили к шитью. Девочки зорко следили за тем, как она отнесется к дарам. Бабушкам они нарисовали маленькие картинки. С сердечками. И поцелуями. И всего хорошего бабулям тоже. Отец Хелены обрадовался внучкам. Он смеялся и не выдавал их секретов. Хелена смотрела на него. С внучками он казался совсем чужим человеком. И они не боялись его. Хелена вошла в дом вместе со всеми. Она не приготовила матери никакого подарка. Она пожелала ей счастья. Многочисленные ужасные скандалы минувших лет окончательно дали ей понять, что День Матери Хелена не празднует. Хелена была разочарована. Матери это стало безразлично. Она больше не сердилась. Не обижалась. Отвернулась к внучкам. Хелена стояла в прихожей. Удивленно сказала: "Похоже, я вам не нужна. Или все-таки?" — "Нет. Нет. Ступай себе. И приезжай за ними не раньше полдника". Отец даже не поглядел на нее. Хелена поцеловала дочек. Дала им последние наставления. Ушла. Короткая дорожка в палисаднике. Захлопнула калитку и поспешила к машине. Распахнула дверцу, рухнула на сиденье и завела мотор. Рванула так, что завизжали шины, словно за ней гнались. Хенрик бросил на нее удивленный взгляд. Он вытащил из кармана книжку и читал. Лишь от Хитцингской площади Хелена поехала с нормальной скоростью. "Ну? И что мы теперь предпримем?" — спросила она. Она с удовольствием вернулась бы обратно. На Ланнерштрассе. И — в постель с Хенриком. Не думая о детях. Так и столько, сколько захочется. Именно об этом она думала, спрашивая отца, нужна ли она им. "Давай поедем за город! Воскресенье ведь!" — отвечал Хенрик. "На юг? На север? На запад? На восток?" — спросила Хелена. Она была разочарована. Но не могла сказать, чего хочется ей.

Хелена поехала в Бургенланд. Сперва в сторону Лаксенбурга. Потом — к Айзенштадту. День теплый. То солнце. То набегают облака. Теплый ветер носит яблоневый цвет. Хелена ехала проселками. В садиках цвели последние тюльпаны и золотой дождь. И кусты. За Санкт-Маргаретен Хелена свернула на полевую дорогу. Въехала на холм. Оттуда было видно озеро Нойзидлер. Блестело, как зеркало. Длинное. Они вышли и пошли вперед. Хенрик крепко обнимал Хелену за плечи. Полюбовавшись на озеро, они присели под абрикосовым деревом на краю виноградника. Так озера не было видно. Хелена встала. Снова села. Решила сесть на ветку. Хенрик рассмеялся и тоже встал. Обнял ее. Крепко. Хелена чувствовала его. Его сильные объятия. Они целовались. Хенрик хотел идти дальше. Отпустил ее. Но Хелена не отпускала его. Поверх его плеча она быстро оглядела окрестность. Никого. Обед. Никто никуда не идет и не едет. Все за воскресным обедом. Особенно торжественным по случаю Дня Матери. Хелена потянула Хенрика вниз. Склонилась над ним. Расстегнула молнию его брюк, прильнула губами. Она лизала, сосала, терла и облизывала его пенис. Губами. Языком. Нёбом. Семя наполнило ей рот. На миг она задохнулась. Она могла бы так еще долго. Забыла обо всем. Глотала и глотала. На вкус семя было горьковатым. Хенрик не проронил ни звука. Хелена не решалась взглянуть ему в лицо. Ей вдруг стало ужасно стыдно. Она вскочила и пошла обратно. Взобралась на холм. Глядела на озеро. Чувствовала себя ужасно. Надо же держать себя в руках. Хелена стояла на холме и не представляла, как сможет вернуться к машине. Хенрик стоял внизу и махал ей. Чтобы она спускалась. Хелена села на траву. Может, он поднимется. Тогда все снова будет хорошо. Но он не пришел. Спускаясь, Хелена поскользнулась. Поцарапала руки. На правой ладони содрала кожу там, где обожглась утром. Вернулась со слезами на глазах. Хенрик осмотрел ее руки. Потребовал аптечку. Смазал царапины и заклеил их пластырем. Спросил, делала ли она прививку от столбняка. Взял ключи от машины. "Ах, Хелена!" — молвил он, целуя ее в лоб. Слов у Хелены не было. Хенрик обнял ее, прижал к себе. Хелена думала о том, что теперь можно заплакать. Прижалась к нему. Спрятала лицо у него на плече. Не могла ни о чем думать. Отдалась объятиям. Ей было грустно. Очень грустно. Прижимаясь с закрытыми глазами к его плечу, она вдруг вспомнила тех мужчину и женщину. Женщина была в чем-то красном. Мужчина — в темном. В костюме. Деловом. Они стояли на углу Ланнерштрассе и Коттажгассе. Наклонились к ребенку. Ребенок лежал под велосипедом. Неподвижно. Она проезжала мимо. Мужчина и женщина как раз выпрямились. Оглядывались. Хелене никогда не узнать, что там стряслось. Сейчас, прижавшись к Хенрику, она все видела эту женщину, склонившуюся к ребенку. Как она поворачивает голову. А мужчина стоит, уже распрямившись. Поворачивается всем корпусом. Оглядывается по сторонам. Ребенок неподвижен. На языке у Хелены был вкус семени Хенрика. Сухой. Пыльный. Горький. И теплый. Ребенок лежал. Ребенок лежал неподвижно. Ребенок был старше, чем ее дети сейчас. Лет десяти-двенадцати. Правой щекой Хелена чувствовала ткань пиджака. Открыла глаза. За плечом Хенрика — холм. Над ним — небо. Синее, и облака. Солнце за облаком. Хелена глядела в небо. Так она больше не видела того ребенка. Как он лежит. И взрослых. Как они наклоняются. Хелена ощутила собственную слабость. Потом они пообедали в Русте. В шесть Хелена забрала девочек. Они объелись тортом. Ужинать не хотят. Хелена хотела спать. Хенрик хотел пойти куда-нибудь. Хелена дала ему ключи от квартиры и от парадного. Лежа в постели. Перед тем как уснуть. Хелена попыталась вспомнить, когда же это было: несчастный случай с ребенком.