Рисковые, однако, здесь ребята работают. Даже не анаша, а настоящий гашиш! Давешний гарсон заперся в кабинке и толчёт на крышке унитаза бурую лепёшку, похожую на слегка приплюснутую собачью какашку. Рядом на полу две откупоренные бутылки с любимым мускатом полковника Дюваля и грязная пластмассовая воронка.

Не понял… он собирается сыпануть дурь в вино и угостить Ивана Фёдоровича с Жераром?

– Мяу!

Официант вздрогнул, но увидев, что это всего лишь я пролез под дверь, заговорщицки подмигнул:

– Вот так-то вот, месье кот. Работы на пять минут, а двести рублей в кармане. Два стольника, месье кот, на дороге не валяются и лишними не бывают.

Он ещё и издевается? Ах ты, собака…

Дальнейшие события были лучше видны со стороны. На вопль ужаса, раздавшийся из туалета, Шрёдингер и Дюваль отреагировали одинаково – академик опрокинул столик и ушёл вправо, успев выхватить из наплечной кобуры пистолет, а полковник перекатился влево и замер, направив в сторону предполагаемой угрозы сразу два ствола. Вопль повторился вновь, но в нём появились незнакомые французу, но хорошо известные Ивану Фёдоровичу нотки.

– Ваську мучают! – он отшвырнул валяющийся стул и бросился к сортиру, откуда доносился шум ожесточённой драки.

Жерар, подстраховывающий товарища со спины, взял на прицел вход в кабачок. Шрёдингер сшиб с ног не вовремя выскочившего из-за стойки бармена, пинком открыл дверь в туалет… В обратную сторону и вместе с косяком.

– Мяу!

Василий рыжей смазанной молнией вылетел из-под рухнувшей на кафель полки, сделал мёртвую петлю под потолком, а потом спикировал официанту на загривок. Весу в Ваське килограммов восемь, так что его противник согнулся от неожиданно свалившейся тяжести и с размаху треснулся расцарапанным в кровь лицом о раковину. Белый фаянс тут же украсился яркими алыми капельками.

– Моего кота обижать? – Шрёдингер ухватил гарсона за шкирку, заставив Василия отпустить полуоткушенное ухо и перелететь на подоконник, развернул к себе и впечатал жертву в раковину ещё раз.

Появившийся следом Дюваль с интересом осмотрелся:

– Ну и что здесь происходит?

– Да вот, – академик отшвырнул официанта, отчего тот упал в пахнущую вином лужу. – Этот придурок напал на моего Ваську.

– Интересно, – полковник потрогал гарсона носком начищенного до блеска ботинка. – Если судить по результату, то всё произошло с точностью до наоборот.

– Смеёшься? Это же не тигр и не ягуар – домашние коты на людей не бросаются. Ясно видно – Василий защищался.

Дюваль почесал переносицу стволом «стечкина» и согласился:

– Ты прав, Ваня. Ты целиком и полностью прав, но нам нужно срочно отсюда сваливать.

– Зачем?

– Милиция не станет разбираться в причинах получения этим юношей в рыло, а его виновность мы не докажем.

– Должны же быть камеры видеонаблюдения.

– Ага, должны… только они не работают. Собственно, именно потому я и хожу сюда. Как станешь отмазываться?

Шрёдингер хмыкнул, и перед носом у Дюваля оказалось раскрытое удостоверение.

– Вопросы будут?

Как раз у Жерара были не только вопросы, но и ответы. Он вообще плохо относился к парижской милиции – ту набирали преимущественно из отчисленных за неуспеваемость студентов, изгнанных из институтов, но не прошедших конкурсный отбор в армию. Менты (или ажаны, если по-старому) отвечали полковнику взаимностью. Да и ко всем остальным отставникам испытывали острое чувство мстительной зависти.

Академик выслушал аргументы товарища с нескрываемым удивлением:

– На самом деле так? Нет, я подозревал, что в европейских губерниях творится чёрт знает что, но надеялся на лучшее.

Дюваль недобро усмехнулся:

– Ваня, вы там в центральной России совсем оторвались от жизни и перестали ловить мышей. Или Владимир Владимирович думает, будто включение Франции в состав Земной Федерации автоматически делает местных жителей российскими патриотами?

Шрёдингер посмотрел на гарсона, начинающего подавать признаки жизни, и согласился:

– Этот точно не патриот! Но ведь коренных французов осталось не более десяти процентов, так?

– Так, – кивнул Дюваль. – Но ты вспомни, кем заселяли пустующие территории?

Полковник прав – после победы над лихорадкой и референдума о присоединении к Земной Федерации во Францию стали принудительно-добровольно высылать жителей Царьградского автономного округа и население прибалтийских районов Белоруссии. Само собой, расселяли мелкими группами и в разных местах, но передвижение по губернии ограничили только на первые двадцать лет.

– Местечковость и землячество расцвели буйным цветом?

– И круговая порука в том числе. Знаешь, Ваня, иногда просто хочется взять в руки автомат, зайти в ближайший участок и полоснуть от души по белоглазым чухонским мордам.

– Однако…

– Вот так-то вот! Ну что, сматываемся?

За что я больше всего уважаю своего академика, так это за жёсткость действий и скорость принятия решений. Да ещё непоколебимую уверенность в том, что любой человек, обижающий котов, – враг по умолчанию. А как приятно было видеть его одухотворённую предвкушением битвы физиономию! Только вот какой-то противник хлипкий нам попался – после единственного удара лежит в луже пролитого муската и прикидывается ветошью. Оно и правильно, целее будет.

Но есть в людях один существенный недостаток. Болтливостью называется. Вместо того чтобы намотать официанту-отравителю хвост на раскалённую кочергу и поговорить по душам, Шрёдингер с Дювалем пустились в пространные обсуждения демографической ситуации во Французской губернии. К собакам демографию! Зачем трепать языком попусту, если нужно срочно проводить допрос?

Пытаюсь объяснить, но меня не слышат. Хочу показать разбитые бутылки и рассыпавшуюся по туалетной кабинке дурь, но это воспринимается как последствия стресса, и кроме успокаивающих поглаживаний по голове ничего не добиваюсь.

Откройте глаза, слепцы! Это вас хотели накачать гашишем! Эх… бесполезно объяснять. Проще свалить отсюда. Ну что, делаем ноги, люди?

Из кабачка мы ушли без проблем, но вот дальше… Полковник Дюваль как в воду глядел, предупреждая о собачьей натуре парижской милиции, и целый десяток ажанов встретил нас прямо на парковке. Неужели эти кретины не разглядели номера на правительственном лимузине? Или здесь, в захолустье и глубокой заднице Земной Федерации, вообще не подозревают о существовании таковых?

Как бы то ни было, но на лице старшего из ментов не отражалось ни тени сомнения в собственной правоте. Вот охотничий азарт и предвкушение получения крупной суммы читались явно. Мы, коты, хорошо разбираемся в человеческих эмоциях. Не телепаты, но близко к тому.

– Предъявиттэ доккумменнты! – с характерным акцентом выходца с южного берега Финского залива потребовал ажан, а остальные его братья по разуму перекрыли нам пути отступления.

На мой взгляд, довольно непрофессионально перекрыли. При желании Фёдорыч с Жераром положат весь десяток секунд за пятнадцать, а при большом желании и того быстрее. Нет, ну кто же так бездарно устраивает наезды?

– А в чём, собственно, дело? – почти миролюбиво спросил академик. – У вас что, сканеры не могут считать электронные паспорта с наших коммуникаторов?

Ажан нисколько не смутился и заявил:

– Они поддельные!

– Сканеры?

– Нет, ваши паспорта!

Шрёдингер осторожно и аккуратно, не делая резких движений, достал из кармана заветное удостоверение, подписанное самим президентом Земной Федерации:

– Это тоже подделка?

– Да! – обрадовался ажан. – В нашей инструкции такие документы не упоминаются, значит, их не существует. Вы арестованы по подозрению в употреблении наркотиков и изготовлении фальшивых удостоверений личности. Попрошу проследовать в отделение, граждане!

К большому моему сожалению, ни Иван Фёдорович, ни Жерар не стали возражать, хотя даже формально их задержание было произведено с грубейшими нарушениями. Какой, к псам, арест? Где ордер, где санкция прокурора? Я, между прочим, уголовно-процессуальный кодекс читал внимательно.