Илья римских законов не знал, да и жалеть о том было поздно.

Антоний прилёг рядом, сомкнул веки.

– Антоний, если стражники будут вооружены, нам оружие дадут?

– Ты смеёшься?

– Гладиаторы ведут смертельные бои на арене, но оружие есть у обеих сторон.

– Неужели ты не понял? Христиане на положении худшем, чем гладиаторы.

– Разве поклонники Иисуса делают что-то предосудительное? Нельзя убивать за веру. Одним нравится Юпитер, а другим – Иисус.

– Ты это Децию при встрече расскажи.

– Если только на небесах…

– Он туда не попадёт, у него свои боги, – убеждённо ответил Антоний.

Пресвитер быстро уснул, Илья же размышлял. Если завтра на арене против них выпустят не льва, а вооружённых стражников или гладиаторов, что предпринять? Был бы хоть нож! А с голыми руками бросаться на вооружённых мечами и обладающих боевой выучкой стражников – чистое безрассудство. Но и дать себя зарезать, как барана, Илья не собирался. Дать отпор и умереть, как мужчина, если нет иного выхода. И уж коли складывается судьба таким образом, он собирался напоследок громко хлопнуть дверью. Хоть одного, а лучше – двух римлян он заберёт с собой на небеса, пусть торжество зрителей будет омрачено. Не видать им чистой победы над христианами.

Когда пресвитер проснулся, Илья повернулся к нему:

– Кто-нибудь из твоих людей, находящихся здесь, воевал? Я имею в виду – кто-нибудь имеет боевой опыт?

– Что ты задумал, Илья?

– Если завтра на арену против нас выставят вооружённых стражников – дать бой.

– Голыми руками? Нас всё равно убьют…

– Вчера вечером ты говорил, что сегодня нас съедят львы. Но ты ошибся, и мы живы. И если завтра мы сумеем дать отпор, это произведёт благоприятное впечатление на зрителей, и они покажут кулаки. Император может встать на сторону большинства.

– Нас сошлют в каменоломни.

– Мне не нравится твоё настроение. Что ты всё заладил – умрём, умрём… Человек рождён, чтобы жить, и только один Господь знает, сколько кому отмерено.

– А непротивление злу?

Илья только огорчённо вздохнул. И этот человек – пастырь? По его личному мнению, любой руководитель на своём уровне должен стремиться, чтобы люди, доверившиеся ему, были живы и жили лучше. По крайней мере, пресвитер должен паству воодушевить, а у Антония уныние – сам по себе грех.

– Так ты не хочешь мне завтра помочь? – Илья был настойчив.

– Если ты христианин, ты должен знать, что после смерти земной наступит жизнь небесная, вечная.

– Ну да, райские кущи, – пробормотал Илья.

На пресвитера и его людей надеяться не стоило, не помощники они ему. Зря! Выходит, одному биться за свою жизнь придётся.

Вечером узникам принесли ведро воды, и все смогли напиться вдоволь.

Ночь прошла беспокойно. Кто молился, другие беспокойно спали, вскрикивая во сне и просыпаясь от снящихся кошмаров – всё-таки смерть женщины на арене произвела жуткое, неизгладимое впечатление.

Утром все выглядели помятыми, с опухшими глазами – от бессонницы, слёз, переживаний.

Илья сидел в углу, ни с кем не разговаривая и пытаясь сосредоточиться, собраться с духом. День предстоял трудный, и требовалось собрать в кулак всю волю, призвать на помощь всё своё умение, всё своё мужество. Беспокоило ещё одно: в суздальской земле он пропустил удар мечом от дружинника и остался жив. Он не заблуждался на этот счёт, древняя богиня Макошь помогла. Осталось ли с ним это свойство? К дубу бы сейчас прижаться, напитаться его живительной силой, но вокруг только камень и железо.

После полудня снова раздалось шарканье и топот ног, разговоры и крики наверху, на трибунах – народ собирался на зрелище. Что на этот раз уготовили пленникам тюремщики? Просто убить христиан, отрубив им головы, для них было бы неинтересно, не за тем пришёл народ, чтобы увидеть казнь. Плебсу нужно лицезреть действо, захватывающее дух, событие, о котором можно поговорить.

Через некоторое время зазвучали фанфары и раздались верноподданнические крики:

– Аве, Деций! Салют, император!

Ага, прибыл сам император. Наверняка за вчерашний казус устроители зрелища получили взбучку, и сегодня всё должно пройти без осечки.

Пришёл стражник, плотоядно ухмыльнулся, показав гнилые зубы:

– Вас заждались на арене!

Пленников повели по коридору. Рычания льва слышно не было, стало быть, приготовили иное.

Появление христиан на арене было встречено негодующими криками и топотом ног.

Плотной группой пленники остановились посреди арены.

На этот раз Деций, находившийся в ложе, уже не вопрошал у христиан, не желают ли они во имя спасения своей жизни отречься от своей веры. Он не играл сегодня в добродетель, ему хотелось показать народу жёсткость. А великодушие можно проявить и в самом конце – к единственному оставшемуся в живых. К тому же его всё равно сошлют на каменоломни или в рудники, где несчастный проживёт очень недолго.

Из прохода на арену выехали две колесницы. Каждая была запряжена парой коней, и в каждой был лишь один возничий.

Илья сначала не понял, в чём угроза. У возничего ни копья не видно, ни лука, ни меча. И только когда колесница стала разгоняться, заметил сбоку от колёс сверкающие полосы стали – к осям были прикреплены метровой, если не больше, длины остро заточенные лезвия. На полном ходу лошади такие лезвия запросто отсекут ноги на уровне немного выше колена.

Пленники пока не подозревали о грозящей им смертельной опасности и вглядывались в возничих – нет ли в их руках оружия?

– Разбегайтесь! – крикнул Илья.

Услышали все, но среагировали лишь несколько мужчин.

Лошади промчались, и лезвия ударили по ногам. Люди, кому не повезло, упали, раздались крики боли.

Публика прыгала от восторга, император благосклонно кивнул головой – такое развлечение плебсу и ему было по вкусу.

Колесницы описали по арене полукруг – одна была на левой, а другая на правой стороне арены. Повернувшись, они помчались навстречу друг другу.

И опять нескольким пленникам не повезло. Шарахнувшись в сторону от одной колесницы, они попали под лезвия другой.

И снова вспышка радости на трибунах.

– Убей их всех, Марцелл! – кричали с одной трибуны. Видимо, возничий уже не первый раз выезжал на арену, и они знали его в лицо.

Колесницы снова разъехались, чтобы опять развернуться с дальних концов арены. Лезвия на осях были как смертоносные косы, вот только косили они не траву, а людей.

Илья уворачивался от колесниц. Пока людей на арене было много и возничие направляли колесницы на скопления, ему даже бегать не пришлось, стоял неподвижно. А когда колесница была близка и траекторию её движения изменить уже было невозможно, он отпрыгивал. Но с каждым проездом колесниц пленников становилось всё меньше, а трибуны неистовствовали.

И вот настал момент, когда пленников осталось всего двое – сам Илья и молодой парень. Теперь за каждым из них охотилась колесница.

Однако эта повозка была и хороша, и опасна. Опасна она была в том случае, когда на полном ходу врезалась в группу людей или строй солдат – в этом случае она не могла маневрировать с малым радиусом. На тихом же ходу колесница была совершенно не опасна.

Иногда, когда колесница проскакивала в опасной близости, Илья в последнюю секунду подпрыгивал, пропуская лезвия под собой.

Представление начало затягиваться. Всего-то двое христиан, но уже полчаса их никак не могут убить две колесницы.

На трибунах стали возмущённо кричать, свистеть, и Илья решил, что с возничими надо как-то кончать. Рано или поздно, но он сам допустит ошибку и погибнет. У него даже родился в голове план – очень рискованный и дерзкий. При малейшей неточности он попадёт под лезвие и умрёт от потери крови.

Илья встал на пути несущейся колесницы. С каждой секундой лошадь приближалась, и когда её морда уже была в полуметре от него, он нанёс ей по носу сильный удар кулаком. Лошадь поднялась на дыбы, испуганно шарахнулась в сторону, а Илья подпрыгнул как можно выше – лезвие прошло под ногами.