— А вы что, считаете — только нам волноваться? Не одни мы, они тоже волнуются. Я сейчас с Москвой говорил, с Астросоветом. Сообщение передано по всем обсерваториям. Товарищи готовы. Вот только москвичам не повезло, облачность большая. А в Средней Азии и на Кавказе ясно. Так что будем надеяться. Константин Давыдович, — Сергей Павлович повернулся к Бушуеву, подошедшему к нам, — я минут через пять буду. Побудь, пожалуйста, здесь, может, кто позвонит из Москвы…

В эту ночь мы легли поздно. Только после одиннадцати стали приходить сообщения. Картина постепенно прояснялась. В 21 час 48 минут на многих обсерваториях начались наблюдения, фотографирование появившегося между звезд точно в том месте, где и предсказали баллистики и где «говорили» радиоволны, натриевого облака. В течение 6 минут облако со скоростью больше 1 километра в секунду, увеличивающееся в размерах, фотографировали на высокогорной обсерватории близ Алма-Аты, в Душанбе, Тбилиси, в Абастуманской и Бюраканской обсерваториях. Уже позже мы узнали о том, что нашу натриевую «комету» наблюдали астрономы Чехословакии, Шотландии, Франции, Англии, Югославии.

Помимо изучения траектории ракеты эти наблюдения, по мнению специалистов, могли дать представление и о некоторых процессах в космическом пространстве.

Впереди были еще сутки. Еще сутки лететь нашей «Луне-2» на Луну. До полета «Луны-1» у ученых были весьма противоречивые и смутные представления о том, как влияет Земля на физические свойства космического пространства. Что такое собственно космическое пространство? Та же среда, что окружает Землю на высотах от 200 до 1800 километров? Некоторые сведения об этом дали наши первые спутники. Особенно интересные данные продолжали поступать с третьего спутника.

Научные результаты, полученные «Луной-1», показали, что околоземное пространство существенно отличается от межпланетного, по крайней мере, до расстояний в полмиллиона километров. Вместе с тем было обнаружено, что влияние Земли не замыкается в окружающем ее пространстве, а простирается на сотни тысяч километров неким хвостом, направленным в сторону от Солнца. Этот хвост оказывает влияние на межпланетную среду, взаимодействуя с магнитным полем и потоками заряженных частиц, идущих от Солнца. Взаимодействие и породило радиационные пояса Земли.

Первые результаты, полученные приборами «Луны-2», подтверждали это. Интересных данных ожидали от магнитометра: его чувствительность в сравнении с магнитометром «Луны-1» была несколько изменена. И диапазон измерений был выбран так, чтобы можно было получить данные о магнитном поле и по пути к Луне, за пределами магнитосферы Земли, и непосредственно около самой Луны. И вот первые известия: прохождение радиационных поясов четко зафиксировано магнитометром. Надо было ждать подлета к Луне, самых последних данных в самые-самые последние мгновения.

Интересные сведения давало изучение солнечной плазмы и космических лучей. Солнечная плазма — это электроны, ионы и в первую очередь протоны, своим происхождением обязанные гигантским процессам на Солнце и в его недрах. Ученые подсчитали, что масса протонов, выбрасываемых Солнцем в секунду, составляет что-то около миллиона тонн. Опасно ли это для Солнца — терять каждую секунду столько вещества? Не очень, считают ученые. Солнце существует около десяти миллиардов лет. За это время его масса уменьшилась менее чем на одну сотую процента. Впрочем, эта сотая процента по массе больше десятка Земель.

Исследования потоков солнечной плазмы, концентрации протонов позволяли судить о структуре межпланетного магнитного поля и об иных свойствах межпланетного пространства. Помимо научного интереса был прямой «потребительский». Магнитные и ионосферные бури, отражающиеся на стабильности радиосвязи на Земле, на метеорологической обстановке, происходили как раз под влиянием солнечной плазмы.

Потоки плазмы ловились теми самыми протонными ловушками, которые доставляли своей нежной конституцией кучу неприятностей сборщикам. Работали эти ловушки отменно. В распоряжении ученых было уже более тысячи замеров. По их мнению, они должны были помочь составить представление о потоках солнечной плазмы на дороге «Земля — Луна», подтвердить полученные «Луной-1» данные о том, что Земля имеет ионизированную оболочку толщиной около 15 тысяч километров. Новые данные свидетельствовали о том, что на расстояниях больше 15 тысяч километров ионосфера Земли состоит из ионизированного водорода. А раз так, говорили ученые, то где-то в промежутке высот от 1 тысячи до 15 тысяч километров ионосфера из кислородной превращается в водородную.

Большой интерес вызвали и результаты измерений плотности потока электронов. Через каждый квадратный сантиметр пространства в секунду проходили сотни миллионов электронов. Это наводило на размышления о существовании третьего радиационного пояса Земли на высотах 50–70 тысяч километров от ее поверхности.

13 сентября (хотя тринадцать и считается числом несчастливым, но в ракетно-космической технике все наоборот!) впервые были «пойманы за хвост» в 225 тысячах километров от Земли потоки положительных ионов — солнечных корпускул. Потоки эти были весьма мощными — до нескольких миллионов частиц проскакивало через квадратный сантиметр площади ловушки в одну секунду. На более близких расстояниях такие потоки не наблюдались. Явление пока объяснить не могли. Но тем не менее ученые были очень довольны тем, что это не шло вразрез с результатами, полученными «Луной-1», и позволяло в дальнейшем уверенно выбирать диапазоны измеряемых приборами величин. Нам было проще. Ракета летит? Летит! Аппаратура работает? Работает! Научные результаты есть? Есть! Значит, еще один экзамен можно считать сданным. Почти сданным…

Ночь на приемном пункте в Крыму. Напряженно вслушиваются люди в сигналы бортового передатчика, всматриваются в электронные всплески на зеленых экранах осциллографов. Хотя результаты траекторных измерений, уточненные в последние часы, показывали, что космическая колея строга и что ракета летит точно в тот район Луны, куда ее нацелили, но все же… Стрелки хронометра приближаются к двум минутам первого. Последние секунды. Сердца частят, обгоняя беспристрастный механизм. Вот сейчас! Еще две секунды… одна… И вот — 0 часов 2 минуты 24 секунды. Сигнал пропадает. Резко. Сразу. Так и должно было быть. Луна достигнута! На ней — земное тело, оно на поверхности нашего вечного спутника!

То ли в одном из частных клубов Парижа, то ли в одном из респектабельных домов среди друзей, сидящих за бокалом доброго вина, возник спор: сможет ли человек когда-нибудь взглянуть на «ту», невидимую с Земли, сторону Луны?

— Нет, это невозможно! Бьюсь об заклад, готов держать пари, это невозможно! — темпераментно отстаивал свою точку зрения потомственный винодел, унаследовавший дела известной винодельческой фирмы.

— Пари? Ну что ж, господа, пари — это хорошо. Ваши условия.

— Тысяча бутылок из моих погребов!

— Прекрасно, господа, прекрасно! Будьте свидетелями!

— Пари было заключено. Не знаю точно, когда это происходило. Но знаю, что совсем незадолго до 1959 года. Естественно, тогда мы об этом не знали.

Баллистика — наука точная и тонкая. Серьезная. Требующая богатого математического аппарата и богатых возможностей. Недаром в те годы академик А. А. Дородницын, директор Вычислительного центра Академии наук СССР, на вопрос одного из журналистов: «Почему в последнее время столь распространились электронные вычислительные машины?» — ответил: «Наконец все убедились, что электронные вычислительные машины очень нужны, без них промышленность будет топтаться на месте. Создавая ЭВМ, мы в первую очередь думали о космосе. Полеты в космос и к планетам Солнечной системы невозможны без этих машин. Они не только вычисляют траекторию полета станции или корабля, но и проводят расчеты всевозможных их узлов и конструкций. Столь стремительно вычислительная техника развивалась только благодаря космонавтике. Несомненно, в конце концов мы бы почувствовали, что ЭВМ необходимы для промышленности, что без них нельзя. Однако на то, чтобы в этом убедиться, ушло бы несколько лет».