— Принято единогласно!
— Газеты вот уже две недели только о вас и пишут, и мы от души поздравляем вас с огромным успехом и с тем вниманием прессы, которого вы удостоены. Однако скажу, что удивлен вашим безразличием к нашей работе.
— То есть?
— Сколько времени прошло, а вы вот только сейчас выбрались к нам.
— Ну, так вы же знаете, Владимир Иванович, какая у нас сейчас на заводе обстановка. Работа день и ночь. Мы давно уж собирались…
— Да, понимаю, понимаю… значит, заняты? — Владимир Иванович с хитрецой посмотрел на нас. — А знаете ли вы, что Сергей Павлович вот только за последние десять дней четыре раза у нас был?
Краснеем.
— Ну, ладно, ладно. Возможно, некоторые из вас думают, что раз так здорово пошел ПС, то совсем несложно посадить на второй спутник какую-то собачонку и пусть она там летает. Так ведь?
Молчим. Нет, конечно, мы не считали полет собачонки делом простым, но всерьез об этом не думалось. Не до того было.
— Людям техники, — продолжал Владимир Иванович, — порой трудно представить, какие необычные явления могут произойти с живым организмом даже на больших высотах в атмосфере, не говоря уж о космосе.
И он рассказал, что в 1875 году трое французских исследователей, поднявшись на воздушном шаре, внезапно почувствовали сильную слабость. Шар продолжал подниматься, достиг высоты около 8 километров, а затем опустился на землю. Двое были мертвы. Третий, чудом выживший, рассказал, что все трое пережили в полете.
Причину трагедии в то время установить не удалось. Теперь-то известно, что с высотой уменьшается давление, сокращается количество молекул кислорода в каждом литре воздуха. То же происходит с азотом и другими газами. Живой организм начинает испытывать кислородное голодание, появляются сонливость, апатия, может возникнуть паралич. Ткани организмов состоят из мельчайших клеток с жидким содержимым (процентов на восемьдесят это вода). В крови содержатся и растворенные газы — азот, кислород, углекислый газ. При снижении давления газы начинают выходить из жидкости (вспомните пузырьки в только что открытой бутылке нарзана) и закупоривать кровеносные сосуды. С уменьшением давления уменьшается и температура кипения жидкостей. На высоте всего лишь 19 километров, где давление атмосферы только 47 миллиметров ртутного столба, жидкости в организме начинают кипеть при температуре около 37 градусов Цельсия, а это, как известно, нормальная температура человеческого тела.
Итак, высота 15–20 километров несет смерть — организмы земных существ не приспособлены к таким условиям. Но Владимир Иванович перечислил еще не все высотные опасности. В то время уже было известно, что из Вселенной к Земле беспрерывно летят космические частицы. Это ядра атомов различных элементов, но преимущественно — водорода. Подлетая к Земле со скоростью, близкой к скорости света, они, тормозясь атмосферой, отдают ей свою энергию и у земли оказываются совершенно безопасными. На высоте же их интенсивность во много раз больше, чем у поверхности Земли. Обладая огромной энергией, они при встрече с тканями живого организма легко разрушают их: каждая такая космическая бомбочка способна поразить более 15 тысяч клеток. Эти частицы способны проникать в глубь организма, возможно, вызывать поражение нервной системы, изменять состав крови, возбуждать рост злокачественных опухолей.
— Кстати, действие космических частиц изучено еще очень слабо, — закончил Владимир Иванович свой рассказ. — Вот почему аппаратура Сергея Николаевича Вернова соседствует на спутнике рядом с нашей…
Мы сидели молча, взволнованные картинами разрушения всего живого в космосе. Я слышал о космических лучах, об их истребительной энергии, знал, что на больших высотах человек жить не может, но то, о чем рассказал Владимир Иванович, было уж очень предметно, осязаемо, как будто находилось где-то здесь, рядом, за стенами кабинета. Вдруг как-то особенно почувствовалось, что здесь готовят почву для будущих полетов человека в космическое пространство. Здесь думают прежде всего о человеке, а уж потом — о технике.
— Полеты в космос, — вмешался в разговор Олег Георгиевич Газенко, — сопряжены не только с особенностями, о которых говорил Владимир Иванович. Есть биологические проблемы, связанные с явлениями, более близкими вам, конструкторам. Я имею в виду вибрации, перегрузки, температурные перепады и, конечно, самое, пожалуй, интересное и необычайное — невесомость. Попытайтесь взглянуть на них не только с технической стороны. У вас обиходны слова «перегрузка по продольной оси пять единиц», «вибрации от десяти до тысячи периодов в секунду при такой-то амплитуде колебаний», «диапазон температур от минус сорока градусов до плюс пятидесяти градусов» и т. д. Все это пишется на чертежах, в инструкциях и программах, проверяется на вибростендах и в термокамерах. А вообразите, что вместо прибора на центрифуге крутитесь вы сами. Вас трясут на вибростенде, подогревают градусов до пятидесяти — шестидесяти. Представляете, что это такое? Давайте пройдем по лабораториям и кое-что посмотрим. А то мы можем несколько суток рассказывать…
Мы вышли в коридор, закурили. Воспользовавшись паузой, Владимир Иванович отдал несколько распоряжений по телефону, подписал у секретаря две-три бумаги.
— Ну вот, я и готов. Пошли. Откуда начнем, Олег Георгиевич?
— Думаю, если гостей провести по всему нашему хозяйству, то и дня не хватит.
Я опять ругнул себя в душе за то, что не выбрался сюда пораньше, не в такое суетливое время.
Пока шли по коридору, Олег Георгиевич рассказал об отборе собак для полетов. Оказывается, дело это очень непростое. Вес их не должен превышать 6–7 килограммов. Комнатные декоративные породы, вроде болонок или такс, не подходят, так как они чересчур нежны. Лучшими считаются беспородные собаки — дворняжки. Они выносливы и неприхотливы.
Мы вышли на большой двор. Много деревьев. Ветерок крутил по асфальтовым дорожкам желтые тополиные листья. Слышался разноголосый собачий лай.
— Здесь площадки для прогулок, там, дальше, виварий — помещение, где живут собаки. А вот здесь я вам кое-что покажу, — и Олег Георгиевич повел нас к зданию в глубине двора.
По узкому коридору проходим внутрь. Помещение круглое, нижняя часть стены глухая, под потолком ряд окон. Металлическая прочная сетка огораживает установленную в середине помещения центрифугу — стальную ферму, приводящуюся, как карусель, в быстрое вращение мощным электродвигателем.
— Вы знаете, еще Циолковский применял центрифугу для исследования переносимости ускорений. Он установил, например, что тараканы-прусаки выдерживают перегрузку до 300 единиц, а вот цыплята — только до десяти.
На конце фермы специальная кабина. В нее помещают животное. Было установлено, что если испытание не превышает 5 минут, то собаки выносят восьмидесятикратную перегрузку, вес собачонки при этом достигает почти полутонны.
Центрифуга не работала. Олег Георгиевич объяснил нам, что показать ее в действии не сможет, так как каждый эксперимент готовится долго и тщательно. Готовят приборы, подготавливают и испытуемое животное…
День уже клонился к вечеру, когда мы, переполненные новыми впечатлениями и сведениями, вернулись в кабинет Владимира Ивановича.
— Ну вот, мы очень бегло познакомили вас с нашими работами. Так мы готовили первых космических путешественников, которые носятся у вас по цеху.
— Олег Георгиевич, вы обещали показать опыты по невесомости, — вспомнил один из нас.
— В лаборатории показать это невозможно, сами прекрасно понимаете, а вот кинокадры посмотреть — пожалуйста. Вы знаете, что мы проводили опыты в ракетах. Собаки, крысы, мыши поднимались на высоту 180–200 километров. На несколько минут — после выключения двигателя ракеты и до входа ее в атмосферу — получаются условия невесомости.
Перешли в маленький кинозал. Потух свет, застрекотал небольшой киноаппарат.
— Эти кадры, — пояснил Олег Георгиевич, — сняты бортовой кинокамерой в одном из экспериментов на ракете.
